В перерывах между дорожками Марк Эймс и Мэтт Тайбби обсуждают новую книжную версию eXile, своего громкого таблоида, выходящего раз в две недели в Москве.
Субботним майским вечером Марк Эймс и Мэтт Тайбби пили Pepsi и курили American Spirits в двухкомнатной квартире в высотке неподалёку от Таймс-сквер. Они по очереди склонялись над пластиковым футляром для компакт-диска и нюхали спиды. Я отказался от их предложения и вместо этого принял транквилизатор под названием Soma, который иногда принимаю. У меня было предчувствие, что он мне понадобится.
34-летний мистер Эймс и 30-летний мистер Тайбби — американцы, которые последние несколько лет живут в Москве, где с 1997 года редактируют и издают громкий выходящий раз в две недели таблоид eXile и делают всё возможное, чтобы познакомить 25 000 московских читателей с жанром «гонзо»-журналистики Хантера Томпсона.
Они приехали в США с книжным туром; их первую книгу «The eXile: секс, наркотики и клевета в новой России» только что опубликовало издательство Grove Press. Последней остановкой стал Нью-Йорк. На автомобиле Lincoln Continental они проехали 10 000 миль по Америке, выступая в книжных магазинах, аудиториях и аналитических центрах. Средняя явка — 25 человек. Они одолжили «Линкольн» у отца мистера Тайбби, Майка Тайбби, лауреата премии Эмми и репортёра NBC-TV. Самым неприятным стало выступление в Школе журналистики Колумбийского университета.
«Мы поняли, что все эти люди — будущие карьеристы, — говорит мистер Тайбби. — Они просто всё это время молча смотрели на нас. Когда они поняли, что мы не собираемся помогать им получить работу, настал конец».
«Это место — сама смерть», — сказал мистер Эймс, имея в виду Америку.
«Мы с Марком уехали из Америки по довольно схожим причинам, — говорит мистер Тайбби. — Здесь мы испытываем приступы паники. Это трудно объяснить, полагаю. Здесь просто нет ни секса — ничего нет, понимаете?»
«Здесь я будто сижу в очень холодной ванне, — говорит мистер Эймс. — Кажется, у меня не было стояка всё время, что я здесь. Тут даже больше не думаешь о том, чтобы подрочить, настолько это дрянное место. Что хорошо в русских девушках, так это то, что не нужно много говорить — можно просто делать вид, что ты не понимаешь по-русски. И они обычно такие пьяные. Они любят веселиться, любят приключения и безрассудные поступки».
«Им нравится жить, пока они ещё молоды и привлекательны, — говорит мистер Тайбби. — Они видят своих матерей, которые к 30 годам превращаются в ноуз тэклов (игрок защиты в американском футболе, обычно самые крупные и тяжёлые члены команды — п.п.)».
Мистер Эймс и мистер Тайбби — довольно обычные мужчины для своего поколения: они выросли в американских семьях с достатком выше среднего (мистер Эймс в Сан-Хосе, а мистер Тайбби в Бостоне) в идеальные светлые годы Рейгана и Буша. Они хорошо образованы, но подавлены регулярной работой и разочарованы американскими женщинами, которых считают самодовольными и амбициозными. Мистер Эймс и мистер Тайбби говорят, что в Москве они наконец-то нашли дом; этот город так же хаотичен и груб, как и они сами, это место, где мужчина всё ещё может уподобляться животному и безнаказанно об этом писать. Америка просила их повзрослеть, Россия же позволила своим детям разгуляться. А нестабильная политическая и экономическая ситуация в России дала им то, в чём отчаянно нуждаются все писатели — тему, на которую можно писать. По словам мистера Тайбби, в России полно «таких воров и злодеев, каких раньше мир видел только в фильмах о Джеймсе Бонде». А русские женщины, «самые физически привлекательные женщины на Земле», по словам мистера Эймса, более доступны, чем их американские сверстницы.
«Я начал замечать такое сексуальное влечение, которого никогда не испытывал, — пишет мистер Эймс в их книге. — В своей дешёвой имитирующей итальянский стиль одежде, в кружевных прозрачных блузках и броских розовых или фиолетовых пальто с чрезмерным макияжем на лице, девушки выглядят просто сногсшибательно. Они маняще смотрят на вас — действительно смотрят. В районе залива Сан-Франциско на тебя никто не смотрит».
Мистер Эймс сказал, что не может дождаться возвращения в Россию.
«Это что-то шопенгауэрианское, — сказал он. — Там не чувствуешь той боли, которую можешь чувствовать здесь. Ты приезжаешь сюда, чтобы напомнить себе, насколько всё могло бы быть больнее и ужаснее. А потом возвращаешься, и прям хочется целовать эту землю».
Есть и недостатки: поговаривают, что московские власти прослушивают их телефоны.
«Они не очень хорошо нас понимают, и я думаю, что именно это нас больше всего и спасает, — говорит мистер Эймс. — Старый советский функционер, конечно, может прочитать нашу газету, но смысла она будет иметь мало».
«Мы написали целую кучу статей о размере пениса Путина», — сказал мистер Тайбби.
Такси остановилось на углу 14-й улицы и Девятой авеню. Бистро The Red Light. Мистер Эймс излучал отвращение. «Вот об этой картине я и говорю, — сказал он. — Никакого кокаина, хотя кажется, что он тут должен быть. Это всё часть нового Нью-Йорка, новой Америки. Вот к чему всё сводится. Сидеть в этом совершенно претенциозном, захудалом месте. А ирония здесь, в Америке, в порядке вещей?»
«В этом-то и фишка России, — сказал мистер Тайбби. — Это совершенно не ироничное место. Когда я впервые учился там, у меня была девушка, у которой был парень-бандит. Из-за этого она могла видеться со мной только с трёх до шести часов дня, но, когда я покидал программу обмена, в качестве прощального подарка она вручила мне свою голую фотографию в ванне. Совершенно серьёзно так: „Вот, чтобы ты меня запомнил“. Американка никогда бы так не поступила, разве что в шутку или чтобы показаться сексуальной».
«И это было бы так несексуально, — сказал мистер Эймс. — Ты бы его сжёг, как только пришёл домой. Русские девушки дарят студийные фотографии, на которых пытаются выглядеть как звёзды 40-х годов, и это очень трогательно. Если ты всю жизнь был неудачником, это очень даже приятно».
Мистер Эймс вырос в окрестностях Сан-Хосе, штат Калифорния. Он был странным умным ребёнком, который начал курить травку в 8 лет и влезал в драки. Он пять лет проучился в Калифорнийском университете в Беркли. После университета он попробовал писать сценарии. Со временем он становился всё более несчастным. «Я больше даже не думал о женщинах, потому что они просто чувствовали, что от меня несёт неудачником», — говорит он. Затем в 1991 году сразу после провалившегося путча против Михаила Горбачёва он поехал отдыхать в Ленинград.
«Это были первые две недели моей жизни, которые я прожил по-настоящему, — говорит он. — По сути можно было просто трахаться с кем хочешь. Было очень эпично».
«Из-за пропаганды о том, как репрессированы русские, я и представить себе не мог, что всё будет именно так, — сказал он. — Я не знал, что в основном среднестатистический россиянин старается из каждой минуты выжать всё по максимуму, в то время как здесь все стараются как можно больше работать, чтобы получить бонус за опцион на акции».
Он общался с уличными музыкантами, сожительствовал с проституткой и парнем-геем, его грызли клопы. В 1993 году он насовсем вернулся в Москву, которая показалась ему «анти-Калифорнией. Настоящим изгнанием».
«90-е годы в Москве были прекрасным временем, — говорит он, — Что-то подобное говорят о 20-х годах в Париже или начале 30-х в Берлине. Полный гедонизм, нигилизм и высокая преступность».
Мистер Тайбби, выросший в Бостоне, тоже был изгоем и страдал маниакально-депрессивным расстройством. Он учился в Нью-Йоркском университете, где был несчастен, а также увлекался творчеством Николая Гоголя. В 1990 году он отправился учиться в Ленинград.
«Как только я ступил на борт самолёта, моя жизнь изменилась, — пишет мистер Тайбби. — Я был заряжен адреналином, бодр, позитивен, имел кучу планов, а моих внутренних демонов обуздала необходимость справляться с новыми и непредсказуемыми логистическими проблемами. Это был кайф, к которому хотелось постоянно возвращаться, и через некоторое время я знал, где искать его дилера».
Он пять месяцев проработал спортивным редактором в Moscow Times, а затем вернулся в Бостон, где попробовал себя в ландшафтном дизайне. Но потом снова вернулся в Москву. Как он пишет, тогда у него случился нервный срыв «максимального уровня, с воем на полу в ванной комнате», и он завёл роман с замужней женщиной. К 1996 году он начал играть в баскетбол за команду в Монголии. Затем он заболел пневмонией, что вызвало и другие проблемы. Его доставили по воздуху обратно в Бостон, и он чуть не погиб.
«Моей первой мыслью в больнице было то, что собираюсь измениться и вести более правильный образ жизни, быть более осторожным в будущем, — сказал он. — Потом, как только мне стало немного лучше, я подумал: „Знаешь, Господь, всё это может исчезнуть в одну секунду. Последнее, чего мне хочется, — это строить планы на будущее“».
В 1997 году он отправился в Москву, где начал работать редактором Living Here. Это издание конкурировало с зарождающимся eXile, которое редактировал мистер Эймс. Мистер Тайбби знал мистера Эймса. «Я восхищался тем, что его повсеместно ненавидели в московском иностранном сообществе», — говорит мистер Тайбби. Мистер Эймс убедил его перейти в eXile.
Они говорят, что их издатель — сомнительный тип, который платит им по 1 200 долларов в месяц. Он арендует для них тесные офисы с низкими потолками и мерцающим светом. Благодаря падению цен на недвижимость мистер Эймс и мистер Тайбби живут в квартирах в легендарном здании в неоготическом стиле. Питаться в ресторанах они могут бесплатно.
«Люди боятся, что наша газета напишет о них, и поэтому дают нам бесплатную ерунду», — говорит мистер Тайбби.
Они говорят, что также пользуются тем, что им нравится называть «фактором белого бога», и ездят в провинцию. «Десятки миллионов людей живут в тяжёлых условиях, застряв в центре самого большого континента в мире, без особой надежды куда-либо выбраться, — говорит мистер Эймс. — И для меня это означает новые сексуальные возможности».
Мы пошли в Village Idiot. Пиво, бильярд, дартс. Две студентки вызывающе танцевали под Элвиса.
Мистер Эймс сказал, что ему не нравится тенденция к лесбиянству среди американок. «Ничто не заставляет мой стояк пропадать быстрее, — сказал он. — Когда я учился в школе в Беркли, там повсюду были лесбиянки, которые ненавидели меня за то, что я высокий мужчина. Они вообще не любят высоких мужчин».
Он рассказал о своей сексуальной жизни в Москве. «Русские женщины ожидают, что вы их изнасилуете, особенно на первом свидании, — сказал мистер Эймс. — Они идут к вам домой и говорят: „Нет, нет, нет“. А если вы американец, которого научили уважать „нет“ под страхом обвинений в сексуальных домогательствах или изнасиловании на свидании, то вы каждый раз будете терпеть неудачу. Но со временем я понял, что русских девушек действительно нужно принуждать, и они действительно хотят чего-то вроде инсценировки изнасилования. А потом возвращаешься сюда, и правда становится страшно — потому что не знаешь, скрыто ли это в глубине психики каждой женщины и хотят ли они только этого. Все отношения между парнями и девушками, на мой взгляд, жестоки по определению. Как война».
Мистер Эймс оглядел бар. «Такая тоска, что не передать словами, — сказал он. — У меня такое чувство, будто я вернулся домой, в Сан-Хосе. Почти как Том Круз в „Коктейле“, только чуть более развязно. Я никогда не думал, что такие Сан-Хосе захватят страну, как какая-то болезнь, но это случилось».
Я спросил мистера Эймса и мистера Тайбби: может быть, это не Америка испортилась, а они сами?
«Да, конечно, многие наши проблемы с Америкой связаны с нашими личными проблемами, — сказал мистер Тайбби. — Очевидно, что мы поехали в Россию по той простой причине, что в России быть лузером и неудачником — это нормально. Все такие. Если ты не неудачник в России, значит, ты кого-то убил и разъезжаешь на мерседесе — и все знают, как ты этого добился. В этой стране все так отчаянно пытаются не быть забытыми, все так боятся провалиться, не продвинуться, закончить жизнь в паршивом месте или не заработать денег. В Соединённых Штатах, особенно в Нью-Йорке, профессиональные неудачи становятся бременем, которое вы повсюду с собой носите. Первое, о чём здесь спрашивают: „Чем ты занимаешься? Где живёшь?“ У каждого в этом городе есть издательский контракт. В России никто не думает об этой херне! Там все собираются вместе, напиваются в говно и считают, что ни у кого не происходит ничего интересного, потому что ну а у кого что-то происходит? Ни у кого».
Мистер Эймс сказал, что Россия освободила их американские души. «Быть долбоёбом здесь — твоё право, каждый русский — полный долбоёб, и в этой культуре это даже ценится, делает тебя человеком», — сказал он.
Pastis. Лучший ресторан на планете. В последний раз, когда я там был, я видел Кельвина Кляйна, Руперта Эверетта, Кристи Терлингтон и Салмана Рушди.
«Ой, да, кажется, я читал об этом в журнале Sky Delta, — сказал мистер Эймс, заходя внутрь, а потом застыл. — Не знаю, чувак. Не знаю, как долго я смогу здесь зависать. Ну типа, спиды — довольно сильный наркотик. Они умеют придавать сил в самых худших ситуациях. Но это место — как криптонит. Оно побеждает спиды! Если бы это была игра в камень, ножницы, бумага, то Pastis побеждал бы спиды!»
Мы отправились в Marylou’s на Западной Девятой улице. Внутри мистер Тайбби сказал: «А тут хорошо, атмосфера очень даже приятная».
Эти двое не особо общаются с традиционной московской прессой. В eXile они признали победителем конкурса «Худший западный журналист в Москве» в этом году Дэвида Хоффмана из The Washington Post.
«Как самому коварному журналисту, — сказал мистер Тайбби, добавив, что, по его мнению, многие западные журналисты в Москве имеют тайных спонсоров. — Практически все до последнего вызывают у нас тошноту».
Мистер Тайбби сказал, что мистер Хоффман может быть вообще «кем-то из ЦРУ». «Он настолько явными вещами занимается, — сказал он. — Он в принципе не мог это всё сам придумать. Его освещение событий обычно необъяснимым образом совпадает с позицией администрации Клинтона».
«The New York Times всегда вела себя позорно, — добавил он. — Особенно когда Клинтон выступил и сказал, что Путин — это человек, с которым мы можем вести дела. Есть очень очевидная причина, по которой американское правительство так говорит: Путин будет классическим диктатором банановой республики в стиле Пиночета, который будет защищать интересы американского бизнеса. Так что это инвестиционный вопрос, даже если для страны он и ужасен».
Мистер Эймс болтал с женщиной по имени Дебра, 46-летней грудастой блондинкой в белом платье. Он встал с рюмкой водки в руке и сказал по-русски: «За прекрасную женщину, которая дарит свет нашему столу».
Я спросил их, ссорились ли они когда-нибудь друг с другом.
«Был период, когда Мэтт всё время был самый обдолбанный, а я больше был на спидах, — сказал мистер Эймс. — Тогда живёте в разных ритмах. Но я думаю, что мы очень близки идеологически».
Мистер Тайбби говорит, что два года назад у него был тяжёлый период из-за героина. «Я просто никогда не употреблял его раньше и переборщил, — сказал он. — Я, кстати, написал под ним большую часть книги».
«Большая часть его прозы была написана под героином, а большая часть моей — под спидами», — говорит мистер Эймс.
«Героин — ужасная вещь, несомненно, — говорит мистер Тайбби. — Он может разрушить вашу жизнь множеством разных способов — и это произойдёт так быстро, что вы даже не успеете опомниться. Но у него есть одна положительная особенность: это очень весело».
Я спросил их, не является ли то, чем они занимаются в Москве, еще одной формой пустого эскапизма.
«Американцы так помешаны на аутентичности, потому что они очень сильно не уверены в том, аутентично ли то, чем они занимаются, — сказал мистер Эймс. — Это пустой вопрос. Этот вопрос не стоит даже того, чтобы его задавали. Суть в том, что мы выпускаем опасное издание, в котором излагается множество опасных идей, нам угрожают смертью и так далее, и при этом на самом деле нам всё это очень нравится. Но мы занимаемся своим делом не только из-за этого. Мы просто не можем делать что-то другое».
Позже мы гуляли по Ист-Вилладж. Мистер Эймс остановился перед магазином Gap на площади Святого Марка. Но он решил не фотографироваться на этом месте. «Не знаю, Gap — это какая-то ирония ебанутого уровня», — сказал он.
