«Вы живёте в сумасшедшую эпоху — более сумасшедшую, чем обычно, потому что, несмотря на огромный научно-технический прогресс, человек не имеет ни малейшего представления о том, кто он такой и что он делает», — Уокер Перси
«Нашему виду уже 300 000 лет. Первые 290 000 лет мы были собирателями, добывая себе пропитание способом, который до сих пор можно наблюдать у бушменов Калахари и сентинельцев Андаманских островов. Даже после того, как Homo Sapiens освоил сельское хозяйство, прогресс был мучительно медленным. Человек, родившийся в Шумере в 4 000 году до нашей эры, посчитал бы вполне знакомыми ресурсы, работу и технологии, доступные в Англии во времена Нормандского завоевания или в империи ацтеков во времена Колумба. Затем, начиная с 18-го века, уровень жизни многих людей резко возрос. Что и почему привело нас к такому кардинальному улучшению?» — Мэриан Тюпи
«Есть способ делать это лучше. Найдите его», — Томас Эдисон
Ложь
Нам лгут.
Нам говорят, что технологии отнимают у нас работу, снижают нашу заработную плату, усугубляют неравенство, несут угрозу нашему здоровью, разрушают окружающую среду, ведут к деградации нашего общества, развращают наших детей, лишают нас человечности, угрожают нашему будущему и постоянно находятся в шаге от того, чтобы всё разрушить.
Нам говорят, что нужно злиться, испытывать горечь и негодование по поводу технологий.
Нам говорят, что нужно быть пессимистами.
Миф о Прометее — в его различных обновлённых формах, таких как Франкенштейн, Оппенгеймер и Терминатор, — преследует нас в ночных кошмарах.
Нам говорят, что мы должны отрицать свои права, принадлежащие нам от рождения: наш интеллект, наш контроль над природой, нашу способность построить лучший мир.
Нам говорят, что будущее должно нас расстраивать.
Истина
Наша цивилизация была построена на технологиях.
Наша цивилизация строится на технологиях.
Технологии — это великолепие человеческих амбиций и достижений, острие прогресса и реализация нашего потенциала.
На протяжении сотен лет мы должным образом прославляли их — вплоть до недавнего времени.
У меня хорошие новости.
Мы можем перейти к гораздо более совершенному образу жизни и бытия.
У нас есть инструменты, системы, идеи.
У нас есть воля.
Пришло время снова поднять флаг технологий.
Пришло время стать технооптимистами.
Технологии
Технооптимисты считают, что общества, подобно акулам, либо растут, либо умирают.
Мы считаем, что рост — это прогресс, и он ведёт к энергичности, распространению жизни, повышению уровня знаний, более высоким показателям благосостояния.
Мы соглашаемся с утверждением Пола Кольера: «Экономический рост — это не панацея, но отсутствие роста — это гибель».
Мы считаем, что всё хорошее является следствием роста.
Мы считаем, что отсутствие роста — это стагнация, которая ведёт к антагонистическому мышлению, внутренней борьбе, деградации, краху и, в конечном счёте, к смерти.
Существует только три источника роста: рост численности населения, использование природных ресурсов и технологии.
Численность населения в развитых обществах сокращается во всём мире, в разных культурах. Возможно, общая численность населения уже тоже падает.
Использование природных ресурсов имеет резкие ограничения, как реальные, так и политические.
Поэтому единственным постоянным источником роста являются технологии.
На самом деле, технологии — новые знания, новые инструменты, то, что греки называли techne, — всегда были основным источником роста, а возможно, и единственной причиной роста. Поскольку именно технологии сделали возможными как увеличение численности населения, так и использование природных ресурсов.
Мы считаем, что технологии — это рычаг воздействия на мир, способ сделать больше из меньшего.
Экономисты измеряют технологический прогресс как рост производительности: насколько больше мы можем производить каждый год с меньшими затратами и меньшим количеством сырья. Рост производительности, обеспечиваемый технологиями, — основная движущая сила экономического роста, роста заработной платы, создания новых отраслей и новых рабочих мест. Ведь люди и капитал постоянно высвобождаются для выполнения более важных и ценных задач, чем в прошлом. Рост производительности приводит к снижению цен, росту предложения и увеличению спроса, улучшая материальное благосостояние всего населения.
Мы считаем, что именно в этом заключается история материального развития нашей цивилизации. Именно поэтому мы не живём до сих пор в землянках, влача жалкое существование и ожидая момента, когда природа нас убьёт.
Мы считаем, что именно поэтому наши потомки будут жить в космосе.
Мы считаем, что нет такой материальной проблемы (природной или технологической), которую нельзя было бы решить с помощью новых технологий.
У нас была проблема голода, поэтому мы изобрели Зелёную революцию.
У нас была проблема темноты, поэтому мы изобрели электрическое освещение.
У нас была проблема холода, поэтому мы изобрели отопление в помещениях.
У нас была проблема жары, поэтому мы изобрели кондиционер.
У нас была проблема изоляции, поэтому мы изобрели интернет.
У нас была проблема пандемий, поэтому мы изобрели вакцины.
У нас есть проблема бедности, поэтому мы изобретаем технологии для создания изобилия.
Дайте нам проблему реального мира, и мы сможем изобрести технологии, которые её решат.
Рынки
Мы считаем, что свободные рынки — это наиболее эффективный способ организации технологической экономики. Покупатель, который желает приобрести товар, встречается с продавцом, который желает его продать, устанавливается цена — и обе стороны получают выгоду от обмена, или его не происходит. Стимулом для производства предложения, удовлетворяющего спрос, является выгода. Цены кодируют в себе информацию о спросе и предложении. Рынки заставляют предпринимателей искать высокие цены как сигнал о возможности создания новых благ путём снижения этих цен.
Мы считаем, что рыночная экономика — это машина открытий, вид человеческого интеллекта, исследовательская, эволюционная, адаптивная система.
Мы считаем, что проблема знаний Хайека превосходит любую централизованную экономическую систему. Вся актуальная информация находится по краям, в руках людей, наиболее близких к покупателю. Центр, абстрагированный как от покупателя, так и от продавца, ничего не знает.
Централизованное планирование обречено на провал, система производства и потребления слишком сложна. Децентрализация использует эту сложность для всеобщего блага; централизация приведёт к голодной смерти.
Мы верим в рыночную дисциплину. Рынок дисциплинирует естественным образом: продавец либо учится и меняется, когда у него не появляется покупатель, либо уходит с рынка. Без рыночной экономики безумию нет предела. Девиз каждой монополии и картеля, каждого централизованного учреждения, не подчиняющегося рыночной дисциплине, таков: «Нам всё равно, потому что мы не должны об этом заботиться». Рынки предотвращают появление монополий и картелей.
Мы считаем, что рынки избавляют людей от бедности и на самом деле являются и всегда были самым эффективным способом избавления огромного количества людей от бедности. Даже в тоталитарных режимах постепенное поднятие репрессивного сапога с горла народа и его возможности производить и торговать приводит к быстрому росту доходов и уровня жизни. Если поднять сапог ещё немного, станет ещё лучше. Уберите его совсем — и кто знает, насколько богатым может стать каждый.
Мы считаем, что рынки — это индивидуалистический по своей сути способ достижения более высоких коллективных результатов.
Мы считаем, что рынки не требуют от людей быть идеальными, или даже иметь благие намерения — и это хорошо, потому что... вы вообще встречали людей? Адам Смит: «Не от благожелательности мясника, пивовара или пекаря мы ждём нашего обеда, а от того, что они заботятся о своих собственных интересах. Мы обращаемся не к их человечности, а к их самолюбию, и никогда не говорим с ними о наших собственных нуждах, а лишь об их выгодах».
Дэвид Фридман указывает на то, что люди делают что-то для других людей только по трём причинам: любовь, деньги или сила. Любовь не масштабируется, поэтому экономика может работать только на деньгах или силе. Эксперимент с силой уже проводился и был признан неудачным. Давайте остановимся на деньгах.
Мы считаем, что высшая моральная защита рынков заключается в том, что они отвлекают мирными продуктивными занятиями людей, которые в противном случае начинали бы войны и религии.
Мы считаем, что, как выразился Николас Стерн, рынки отражают то, как мы заботимся о людях, которых не знаем.
Мы считаем, что рынки — это способ создавать общественное благо для оплаты всего остального, за что мы хотим платить, включая фундаментальные исследования, программы социального обеспечения и национальную оборону.
Мы считаем, что между капиталистической прибылью и системой социального обеспечения, которая защищает уязвимые слои населения, нет никакого конфликта. Более того, они взаимосвязаны: производство на рынке создаёт экономическое благо, которое используется для оплаты всего остального, чего мы хотим как общество.
Мы считаем, что централизованное экономическое планирование возвышает худших из нас и тянет остальных вниз. Рынки же используют лучших из нас, чтобы принести пользу всем.
Мы считаем, что централизованное планирование — это порочный круг, а рынки — это восходящая спираль.
Экономист Уильям Нордхаус показал, что создатели технологий способны получить лишь около 2% экономической ценности, созданной этими технологиями. Остальные 98% проходят через общество в виде того, что экономисты называют общественным профицитом. Технологические инновации в рыночной системе по своей сути являются филантропическими в соотношении 50:1. Кто получает больше выгоды от новой технологии — отдельная компания, которая её производит, или миллионы и миллиарды людей, которые используют её для улучшения своей жизни? Ч.Т.Д.
Мы верим в концепцию сравнительных преимуществ Давида Рикардо: в отличие от конкурентных, сравнительные преимущества предполагают, что даже тот, кто лучше всех в мире умеет делать всё, будет покупать большинство вещей у других людей, что обусловлено альтернативными издержками. Сравнительные преимущества в контексте правильно организованного свободного рынка гарантируют высокую занятость независимо от уровня технологий.
Мы считаем, что рынок устанавливает заработную плату как функцию предельной производительности работника. Поэтому технологии, повышающие производительность труда, заставляют заработную плату расти, а не падать. Возможно, это самая контринтуитивная идея во всей экономике, но она верна и подтверждается 300-летней историей.
Мы верим в высказывание Милтона Фридмана о том, что желания и потребности человека безграничны.
Мы считаем, что рынки также повышают благосостояние общества, создавая работу, в выполнении которой люди могут быть с пользой задействованы. Мы считаем, что безусловный базовый доход превратит людей в животных зоопарка, выращиваемых государством. Человек не был создан для того, чтобы его выращивали; человек был создан для того, чтобы быть полезным, быть производительным, быть гордым.
Мы считаем, что технологические изменения не только не уменьшают потребность в человеческом труде, но и увеличивают её, расширяя сферу деятельности, которую человек может продуктивно выполнять.
Мы считаем, что поскольку желания и потребности людей безграничны, бесконечен и экономический спрос. А это значит, что рост числа рабочих мест может продолжаться вечно.
Мы считаем, что рынки производят, а не эксплуатируют и приводят к положительному, а не нулевому результату. Участники рынков опираются на работу и результаты работы друг друга. Джеймс Карс описывает конечные и бесконечные игры. Конечные игры имеют конец, при котором один человек выигрывает, а другой проигрывает; бесконечные игры никогда не заканчиваются, поскольку игроки сотрудничают, чтобы открыть для себя всё возможное в игре. Рынки — это абсолют бесконечной игры.
Технокапиталистическая машина
При объединении технологий и рынков получается то, что Ник Лэнд назвал технокапиталистической машиной, двигателем постоянного создания материальных благ, роста и изобилия.
Мы считаем, что технокапиталистическая машина рынков и инноваций никогда не прекращает работу, а, наоборот, непрерывно движется по восходящей спирали. Сравнительные преимущества увеличивают специализацию и торговлю. Цены падают, высвобождая покупательную способность и создавая спрос. Падение цен выгодно всем, кто покупает товары и услуги, то есть вообще всем. Человеческие желания и потребности бесконечны, и предприниматели постоянно создают новые товары и услуги для их удовлетворения, задействуя при этом неограниченное количество людей и оборудования. Эта восходящая спираль работает уже сотни лет, несмотря на постоянные вопли коммунистов и луддитов. И действительно, по состоянию на 2019 год, до временного сбоя из-за коронавируса, результатом стало самое большое количество рабочих мест с самой высокой заработной платой и самый высокий уровень материального уровня жизни в истории планеты.
Технокапиталистическая машина заставляет естественный отбор в области идей работать на нас. Побеждают лучшие и наиболее производительные идеи, которые объединяются и порождают ещё более хорошие идеи. Они материализуются в реальном мире в виде товаров и услуг с технологической поддержкой, которые никогда бы не появились de novo (здесь — с нуля, сами по себе — п.п.).
Рэй Курцвейл определяет свой Закон ускоряющейся отдачи так: технологический прогресс имеет тенденцию подпитывать сам себя, увеличивая скорость дальнейшего развития.
Мы верим в акселерационизм — сознательное и преднамеренное стимулирование технологического развития для обеспечения выполнения Закона ускоряющейся отдачи и вечного продолжения движения технокапитала по восходящей спирали.
Мы считаем, что технокапиталистическая машина не антигуманна — напротив, она, возможно, самое гуманное, что существует. Она служит нам. Машина технокапитала работает на нас. Все машины работают на нас.
Мы считаем, что основные ресурсы восходящей спирали технокапитала — это интеллект и энергия, то есть идеи и сила для их воплощения в жизнь.
Интеллект
Мы считаем, что интеллект — это главный двигатель прогресса. Интеллект всё делает лучше. Умные люди и умные общества превосходят менее умные практически по всем показателям, которые можно измерить. Интеллект — это врождённое право человечества; мы должны развивать его настолько полно и широко, насколько это возможно.
Мы считаем, что показатели интеллект — это восходящая спираль. Во-первых, всё больше умных людей по всему миру вовлекаются в технокапиталистическую машину; во-вторых люди формируют симбиотические отношения с машинами в новых кибернетических системах, таких как компании и сети; в-третьих, искусственный интеллект увеличивает возможности наших машин и нас самих.
Мы считаем, что мы стоим на пороге подъёма интеллекта и он расширит наши возможности до невообразимых высот.
Мы считаем, что искусственный интеллект — это наша алхимия, наш философский камень — мы буквально заставляем песок думать (используемый для производства компьютерных процессоров кремний получают «из песка» — п.п.).
Мы считаем, что искусственный интеллект лучше всего рассматривать как универсальное средство решения проблем. Ведь нам предстоит решить много проблем.
Мы считаем, что искусственный интеллект может спасать жизни — если мы позволим ему это делать. Медицина, как и многие другие области, находятся на уровне каменного века по сравнению с тем, чего мы можем достичь при объединении человеческого и машинного интеллекта, работающего над новыми методами лечения. Существуют десятки распространённых причин смерти, которые можно устранить с помощью ИИ, начиная с автомобильных аварий, пандемий и заканчивая дружественным огнем во время войны.
Мы считаем, что любое замедление развития ИИ будет стоить жизней. Смерти, которые можно было бы предотвратить с помощью ИИ, которому помешали существовать, — это форма убийства.
Мы верим в расширенный интеллект так же, как и в искусственный интеллект. Умные машины дополняют умных людей, расширяя возможности человека в геометрической прогрессии.
Мы считаем, что расширенный интеллект стимулирует предельную производительность, которая стимулирует рост заработной платы, который стимулирует спрос, который стимулирует создание нового предложения... и верхней границы здесь нет.
Энергия
Энергия — это жизнь. Мы считаем её само собой разумеющейся, но без неё остаётся лишь темнота, голод и боль. А с ней у нас есть свет, безопасность и тепло.
Мы считаем, что энергия должна следовать по восходящей спирали. Энергия — это основополагающий двигатель нашей цивилизации. Чем больше энергии, тем больше может быть людей, и тем лучше может быть жизнь каждого. Необходимо поднять уровень потребления энергии всех людей до нашего уровня. Затем увеличить его в 1 000 раз, а после увеличить потребление энергии всеми людьми ещё в 1 000 раз.
В настоящее время разрыв в потреблении энергии на душу населения между небольшим развитым миром и большим развивающимся миром огромен. Этот разрыв будет сокращён — либо за счет значительного расширения производства энергии, в результате чего всем станет лучше, либо за счёт значительного сокращения производства энергии, в результате чего всем станет хуже.
Мы считаем, что расширение производства энергии не должно происходить в ущерб окружающей среде. У нас есть идеальное решение для производства практически неограниченной энергии с нулевым уровнем выбросов — расщепление атома. В 1973 году Президент Ричард Никсон призвал к реализации проекта «Независимость» — строительству 1 000 атомных электростанций к 2000 году для достижения полной энергетической независимости США. Никсон был прав. Мы не построили станции тогда, но мы можем построить их сейчас, как только решим, что нам этого хочется.
Комиссар по атомной энергии Томас Мюррей сказал в 1953 году: «На протяжении многих лет упакованный в оружие расщеплённый атом был нашей главной защитой от варваров. Теперь он также является данным нам Богом инструментом для выполнения созидательной работы человечества». И Мюррей тоже был прав.
Мы считаем, что приближается второе идеальное решение проблемы энергии — термоядерный синтез. Мы должны развивать и его. Те же самые дурные идеи, которые фактически объявили расщепление атома вне закона, попытаются объявить вне закона и термоядерный синтез. Мы не должны им этого позволить.
Мы считаем, что между технокапиталистической машиной и окружающей средой нет никакого внутреннего конфликта. Выбросы углекислого газа на душу населения в США сейчас ниже, чем 100 лет назад, даже без использования ядерной энергии.
Мы считаем, что технологии — это решение проблемы деградации и кризиса окружающей среды. Технологически развитое общество улучшает окружающую среду, технологически стагнирующее общество разрушает её. Если вы хотите увидеть разрушение окружающей среды, посетите бывшую коммунистическую страну. Социалистический СССР был гораздо хуже для окружающей среды, чем капиталистические США. Погуглите, что такое Аральское море.
Мы считаем, что общество, находящееся в технологической стагнации, обладает ограниченным количеством энергии, получаемым ценой разрушения окружающей среды. Технологически развитое общества же обладает неограниченным количеством чистой энергии для всех.
Изобилие
Мы считаем, что необходимо поместить интеллект и энергию в положительный цикл обратной связи и довести их оба до бесконечности.
Мы считаем, что должны использовать цикл обратной связи между интеллектом и энергией, чтобы в изобилии получить всё, чего хотим и в чём нуждаемся.
Мы считаем, что мерило изобилия — это падение цен. Каждый раз, когда цена падает, у совокупности покупателей возрастает покупательная способность, что равносильно увеличению их дохода. Если многие товары и услуги падают в цене, то в результате происходит взрывной рост покупательской способности, реальных доходов и качества жизни.
Мы считаем, что если сделать интеллект и энергию «слишком дешёвыми, чтобы их считать», то в конечном итоге все физические товары станут такими же дешёвыми, как карандаши. Карандаши на самом деле довольно технологически сложны и трудны в производстве, но при этом никто не обидится, если вы одолжили карандаш и не вернули его. Мы должны добиться того же самого в отношении всех физических товаров.
Мы считаем, что необходимо добиваться снижения цен во всей экономике путём применения технологий, пока как можно больше цен не станут фактически нулевыми. Благодаря этому уровни доходов и качества жизни увеличатся до небес.
Мы считаем, что Энди Уорхол был прав, когда сказал: «В этой стране замечательно то, что Америка положила начало традиции, при которой самые богатые потребители по сути покупают те же вещи, что и самые бедные. Вы можете увидеть Coca-Cola по телевизору, и вы будете знать, что президент пьёт колу, Лиз Тейлор пьёт колу, и, представляете, — вы тоже можете пить колу. Кола — это кола, и никакие деньги не помогут вам купить колу лучше, чем та, которую пьет бродяга на углу. Все колы одинаковы, и все колы хороши». То же самое касается браузера, смартфона, чат-бота.
Мы считаем, что в конечном итоге технологии приведут мир к тому, что Бакминстер Фуллер назвал «эфемерализацией». Экономисты называют это «дематериализацией». Как писал Фуллер: «Технологии позволяют делать всё больше и больше, используя всё меньше и меньше, пока в конце концов не получится делать всё, не используя ничего».
Мы верим, что, таким образом, технологический прогресс приведёт всех к материальному изобилию.
Мы считаем, что конечной выгодой технологического изобилия может стать массовое увеличение «конечного ресурса» — людей, говоря словами Джулиана Саймона.
Как и Саймон, мы считаем, что люди — это главный ресурс. И с увеличением численности людей появляется больше изобретательности, больше новых идей и больше технологического прогресса.
Мы считаем, что, таким образом, материальное изобилие, в конечном итоге означает рост численности людей (причём сильный), что в свою очередь ведёт к ещё большему изобилию.
Мы считаем, что наша планета крайне недостаточно заселена в сравнении с той численностью людей, которая могла бы на ней проживать при изобилии интеллекта, энергии и материальных благ.
Мы считаем, что население планеты может легко увеличиться до 50 миллиардов человек и больше, а затем и стать ещё больше по мере заселения других планет.
Мы считаем, что из всех этих людей вырастут такие учёные, технические специалисты, художники и визионеры, о которых мы даже не мечтали.
Мы верим, что конечная миссия технологий — это развитие жизни как на Земле, так и в космосе.
Не утопия, но почти
Однако мы не утописты.
Мы приверженцы того, что Томас Соуэлл называет «ограниченным видением».
Мы считаем, что ограниченное видение — в противовес неограниченному видению утопии, коммунизма и экспертизы — означает принятие людей такими, какие они есть, эмпирическую проверку идей и освобождение людей, чтобы они могли делать свой собственный выбор.
Мы верим не в утопию, но и не в апокалипсис.
Мы считаем, что изменения происходят только на периферии — но большое количество изменений на очень большой периферии может привести к большим результатам.
Мы — не утописты, но верим в, говоря словами Брэда Делонга, «склонение к утопии» — возможность делать лучшее, на что способно падшее человечество, постепенно улучшая наш мир.
Стать технологическими суперменами
Мы считаем, что развитие технологий — это один из самых добродетельных поступков, которые можно совершить.
Мы верим в сознательную и систематическую трансформацию себя в людей, способных развивать технологии.
Мы считаем, что для этого, безусловно, необходимо техническое образование, атакже практическая работа, приобретение практических навыков, работа в командах и руководство ими — в стремлении работать вместе и создать нечто большее, чем возможно создать в одиночку.
Мы считаем, что естественные человеческие стремления создавать вещи, занимать территорию и исследовать неизвестное могут быть продуктивно направлены на создание технологий.
Мы считаем, что в то время как физические границы, по крайней мере, здесь, на Земле, закрыты, то технологические — широко открыты.
Мы верим в то, что нужно исследовать технологические границы и преодолевать их.
Мы верим в романтику технологий, промышленности. Эрос поезда, автомобиля, электрического света, небоскреба. А также микрочипа, нейронной сети, ракеты, расщеплённого атома.
Мы верим в приключения. В путешествие героя, в бунт против статус-кво, в освоение неизведанных территорий, в победу над драконами и в трофеи для нашего сообщества.
Перефразируя манифест, написанный для другого времени и в другого места, можно сказать следующее: «Красота существует только в борьбе. Не существует шедевров, которые не имеют агрессивного характера. Технологии должны быть яростным нападением на силы неизвестного, чтобы заставить их склониться перед человеком».
Мы считаем, что мы есть, были и всегда будем хозяевами технологий, а не их собственностью. Менталитет жертвы — это ненужное и саморазрушительное проклятие в любой сфере жизни, в том числе и в наших отношениях с технологиями. Мы не жертвы, мы — завоеватели.
Мы верим в природу, но мы также верим в преодоление природы. Мы не первобытные люди, трясущиеся в страхе перед молнией. Мы — главенствующий хищник; молния работает на нас.
Мы верим в величие. Мы восхищаемся великими изобретателями и промышленниками, что были до нас, и стремимся к тому, чтобы они гордились нами сегодня.
И мы верим в человечество — индивидуально и коллективно.
Технологические ценности
Мы верим в амбиции, решительность, настойчивость, неустанность — силу.
Мы верим в заслуги и достижения.
Мы верим в храбрость, в мужество.
Мы верим в гордость, уверенность и самоуважение — когда они заслужены.
Мы верим в свободу мысли, свободу слова и свободу исследования.
Мы верим в реальный научный метод и просветительские ценности свободных дискуссий и оспаривания авторитета экспертов.
Как сказал Ричард Фейнман, мы верим в то, что «наука — это вера в невежество экспертов».
И в это: «Я предпочёл бы иметь вопросы, на которые нельзя ответить, нежели ответы, которые нельзя подвергнуть сомнению».
Мы верим в знания местных, в то, что принимать решения должны люди, обладающие реальной информацией, а не играющие в Бога.
Мы верим в принятие расхождений и увеличение интересности.
Мы верим в риск, в прыжки в неизвестность.
Мы верим в самостоятельность, в индивидуализм.
Мы верим в радикальную компетентность.
Мы верим в абсолютный отказ от ресентимента. Как сказала Кэрри Фишер: «Ресентимент — это всё равно что пить яд и ждать, что умрёт другой человек». Мы берём на себя ответственность и преодолеваем трудности.
Мы верим в конкуренцию, потому что мы верим в эволюцию.
Мы верим в эволюцию, потому что верим в жизнь.
Мы верим в истину.
Мы верим, что богатство лучше бедности, дешевизна лучше дороговизны, а изобилие лучше дефицита.
Мы верим в то, что все будут богатыми, всё будет дешевым, и всего будет в изобилии.
Мы верим, что внешние мотивы — богатство, слава, месть — действуют до определённой степени. Но мы верим, что внутренние мотивы — удовлетворение от создания чего-то нового, дух товарищества в команде, достижение самосовершенствования — более полноценны и более долговременны.
Мы верим в то, что греки называли eudaimonia через arete — процветание через совершенство.
Мы считаем, что технологии универсальны. Технологиям нет дела до вашей этнической, расовой, религиозной, национальной принадлежности, гендера, сексуальной ориентации, политических взглядов, роста, веса, волос или их отсутствия. Технологии создаются виртуальной Организацией Объединённых Наций, состоящей из талантливых людей со всего мира. Любой человек с позитивным настроем и дешёвым ноутбуком может внести свой вклад. Технологии — это абсолютно открытое общество.
Мы верим в кодекс Кремниевой долины «заплати за следующего», доверие через согласованные стимулы, щедрость духа в том, чтобы помогать друг другу учиться и расти.
Мы верим, что Америка и её союзники должны быть сильными, а не слабыми. Мы верим, что национальная мощь либеральных демократий складывается из экономической мощи (финансовой силы), культурной мощи (мягкой силы) и военной мощи (жёсткой силы). Экономическая, культурная и военная мощь вытекают из технологической мощи. Технологически сильная Америка — это сила добра в опасном мире. Технологически сильные либеральные демократии защищают свободу и мир. Технологически слабые либеральные демократии проигрывают своим автократическим соперникам, ухудшая положение.
Мы считаем, что технологии делают величие более возможным и более вероятным.
Мы верим в возможность реализовать свой потенциал, стать полноценным человеком — для себя, наших сообществ и общества в целом.
Смысл жизни
Технооптимизм — это материальная, а не политическая философия.
Мы не обязательно левые, хотя некоторые из нас таковыми являются.
Мы не обязательно правые, хотя некоторые из нас таковыми являются.
Мы ориентируемся на материальные ценности не просто так, а чтобы приоткрыть завесу над ответом на вопрос о том, как сделать выбор в пользу жизни в условиях материального изобилия.
Распространённая критика технологий заключается в том, что они лишают нас возможности выбора, поскольку машины принимают решения за нас. Это, несомненно, правда, но её с лихвой компенсирует свобода создавать свою жизнь, которая вытекает из материального изобилия, созданного использованием машин.
Материальное изобилие, создаваемое рынками и технологиями, открывает пространство для религии, политики и выбора образа жизни — как социально, так и индивидуально.
Мы считаем, что технологии освобождают. Освобождают человеческий потенциал. Освобождает человеческую душу, человеческий дух. Расширяют понятия того, что может означать «быть свободным», «быть реализованным», «быть живым».
Мы верим, что технологии открывают доступ к тому, что может означать «быть человеком».
Враг
У нас есть враги.
Наши враги — это не плохие люди, а скорее плохие идеи.
Наше современное общество на протяжении шести десятилетий подвергается массовой кампании деморализации — против технологий и против жизни — под разными названиями: «экзистенциальный риск», «экологичность», «ESG» (экологическое, социальное и корпоративное управление — п.п.), «цели устойчивого развития», «социальная ответственность», «капитализм заинтересованных сторон», «принцип предосторожности», «доверие и безопасность», «технологическая этика», «управление рисками», «остановка роста», «пределы роста».
Эта деморализующая кампания основана на плохих идеях прошлого, которые отказываются умирать. На идеях-зомби, многие из которых заимствованы из катастрофических и тогда, и сейчас идей коммунизма.
Наш враг — стагнация.
Наш враг — это борьба с заслугами, борьба с амбициями, борьба со стремлениями, борьба с достижениями, борьба с величием.
Наш враг — это этатизм, авторитаризм, коллективизм, централизованное планирование, социализм.
Наш враг — бюрократия, ветократия, геронтократия, слепое уважение традиций.
Наш враг — коррупция, регуляторный захват, монополии, картели.
Наш враг — институты, которые поначалу были жизненно важными, энергичными и стремящимися к истине, но оказались скомпрометированы, проржавели и начали разрушаться. Они блокируют прогресс, всё более отчаянно пытаясь сохранить свою актуальность и судорожно оправдать своё продолжающееся финансирование, несмотря на скатывание в дисфункциональность и растущую неэффективность.
Наш враг — это башня из слоновой кости. Это мировоззрение всезнающих и дипломированных экспертов, потворствующих абстрактным теориям, убеждениям как форме роскоши и социальной инженерии. Они оторваны от реального мира, неадекватны, неизбраны и неподотчётны — и играют в Богов с жизнями других людей, при этом не испытывая на себе последствий.
Наш враг — это контроль высказываний и контроль мыслей, всё более широкое неприкрытое использование книги Джорджа Оруэлла «1984» как справочного руководства.
Наш враг — «Неограниченное видение» Томаса Соуэлла, «Всеобщее и однородное государство» Александра Кожева, «Утопия» Томаса Мора.
Наш враг — «принцип предосторожности», который предотвратил бы практически весь прогресс с тех пор, как человек впервые обуздал огонь. Этот принцип изобрели для того, чтобы предотвратить широкомасштабное развёртывание гражданской ядерной энергетики — и, возможно, это самая катастрофическая ошибка западного общества за всю мою жизнь. «Принцип предосторожности» и сегодня продолжает причинять нашему миру огромные ненужные страдания. Он глубоко аморален, и мы должны отказаться от него с крайней предубеждённостью.
Наш враг — это замедление, остановка роста, депопуляция — нигилистическое и столь модное среди наших элит желание иметь меньше людей, меньше энергии, больше страданий и смерти.
Наш враг — «последний человек» Фридриха Ницше:
«Я говорю вам: нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду. Я говорю вам: в вас есть еще хаос.
Увы! Наступит время, когда человек больше не сможет родить ни одной звезды. Увы! Наступает время самого презренного человека, который больше не может презирать себя...
„Что такое любовь? Что такое творчество? Устремление? Что такое звезда?“ — так вопрошает последний человек и моргает.
Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех...
Человек еще трудится, ведь труд — это развлечение. Но он заботится, чтобы это развлечение не навредило ему.
Человек больше не становится ни бедным, ни богатым; и то, и другое слишком хлопотливо...
Нет пастыря, одно лишь стадо! Все хотят одного и того же; все одинаковы: тот, кто чувствует себя иначе, добровольно идет в сумасшедший дом.
„Прежде весь мир был сумасшедшим“, — говорят самые умные из них и моргают.
Они умны и знают все, что было: поэтому их насмешкам нет конца...
„Счастье найдено нами“, — говорят последние люди и моргают» (перевод Юлия Антоновского — п.п.).
Наш враг — это... быть такими.
Мы стремимся быть... не такими.
Мы объясним людям, захваченным этими зомбирующими идеями, что их страхи необоснованны, а будущее светло.
Мы считаем, что эти люди страдают от ресентимента — колдовского варева из обиды, горечи и ярости, которое заставляет их придерживаться ошибочных ценностей, ценностей, которые наносят вред как им самим, так и людям, которые им дороги.
Мы считаем, что должны помочь им найти выход из лабиринта боли, который они сами себе навязали.
Мы приглашаем всех присоединиться к нашему технооптимизму.
Водичка тёплая, заходите.
Станьте нашими союзниками в стремлении к технологиям, изобилию и жизни.
Будущее
Откуда мы появились?
Наша цивилизация была построена на духе открытий, исследований и индустриализации.
Куда мы направляемся?
Какой мир мы строим для наших детей, их детей и их детей?
Мир страха, вины и обиды?
Или мир амбиций, изобилия и приключений?
Мы верим в слова Дэвида Дойча: «Мы обязаны быть оптимистами. Потому что будущее открыто, не предопределено и поэтому не может быть просто принято: мы все несём ответственность за то, что оно принесёт. Поэтому наш долг — бороться за лучший мир».
Мы в долгу и перед прошлым, и перед будущим.
Пришло время стать технооптимистами.
Пришло время создавать.
