Ранее на этой неделе обе палаты парламента Австралии приняли резолюцию о проведении референдума. Его темой стала необычная правительственная инициатива — предложение вернуть расу в Конституцию, добавив главу о предоставлении аборигенам права представительства, недоступного другим группам населения.
Иронично, что чуть ранее, 29 июня, Верховный суд США отменил позитивную дискриминацию по расовому признаку при принятии в университеты Гарварда и Северной Каролины большинством голосов 6-2 и 6-3 соответственно. Как сказал судья Кларенс Томас:
Самопровозглашённая праведность университетов не даёт им права на дискриминацию по признаку расы.
Права человека связаны с надлежащим балансом между индивидами, обществом и государством. Их универсализация стала одним из величайших достижений прошлого века.
А отстаивать права человека — значит обращаться к государству с требованием защищать индивида от угроз, исходящих от других индивидов и их групп или от самих представителей государства. «Негативные» права первого поколения возникли из конституционных традиций, которые не позволяли государству ограничивать гражданские права и политические свободы граждан. «Позитивные» же права нового поколения отражают политику многих постколониальных бедных стран по навязыванию своим гражданам активистской повестки социальных и экономических прав.
«Права солидарности» третьего поколения относятся не к отдельным индивидам, а к коллективным сущностям, образовавшимся вокруг понятий основанной на идентичности солидарности. Однако сегодня разработка норм права на основании групповых признаков идентичности заходит слишком далеко и угрожает самой сути прав человека, лежащих в основе многих антидискриминационных законов.
Права человека позволяют почувствовать боль других так, как свою собственную, при помощи морального воображения. Однако вместо того чтобы относиться ко всем гражданам как к равным в правах, программы позитивной дискриминации, заложенные в Конституции, низводят некоторые группы до статуса иждивенцев, нуждающихся в постоянном попечительстве. Иными словами, они закрепляют мягкую предвзятость заниженных ожиданий.
На протяжении нескольких десятилетий главными жертвами приёма в университеты США с оглядкой на расу были американцы азиатского происхождения. Однако, что тоже иронично, матерью всех программ позитивной дискриминации, а также многих возникающих на их основе, является Индия.
Индия — крупнейшая лаборатория в истории человечества по проведению политики позитивной дискриминации, утверждённой в Конституции. Мотивы, лежащие в основе преференциальной политики, находятся вне всякой критики. Как, согласившись с большинством, заключил Верховный судья Джон Робертс, убеждение в том, что «критерием идентичности человека являются не преодолённые им трудности, приобретённые навыки или усвоенные уроки, а цвет их кожи», рождается из «благих намерений».
Однако укоренение позитивной дискриминации в пользу какой-то одной группы неизбежно приводит к дискриминации представителей других групп, отталкивает их, подпитывает их обиды и может способствовать росту их враждебности — при этом не обязательно помогая самым нуждающимся.
Каждый случай позитивной дискриминации рождает равную по силе ответную реакцию. Если государство формирует свою политику с учётом интересов только нескольких групп, оно не может ожидать, что все остальные, страдая от лишений, будут игнорировать эту групповую идентичность. На каждого принятого по расовой квоте студента приходится всего один человек, который мог бы преуспеть при основанной на заслугах системе. Но сотни отвергнутых студентов в итоге испытывают чувство обиды и негодования из-за того, что они проиграли из-за преференциальной политики.
Программы позитивной дискриминации всегда описываются как временные методы, но при этом часто сохраняются на долгие годы и разрастаются. В Индии они должны были закончиться в 1965 году, спустя 15 лет после их введения, но этого не произошло. По мере распространения групповых программ в государственных учреждениях они укрепили то самое разделение, которое должны были искоренить.
Политика позитивной дискриминации в Индии увеличилась втрое, включив в себя дополнительные меры в отношении той же целевой группы, распространяя благоприятствующее отношение на другие сферы общества и включая в программы дополнительные целевые группы. Гендерные квоты для женщин — хороший пример такого разрастания из Индии, а квоты для радужных групп — ещё лучший пример из индустрии DIE (разнообразия, инклюзивности и равенства), которая в последние несколько лет колонизировала воображение конференц-залов и новостных редакций Запада.
Некоторые индийские штаты включают мусульман (находящихся за пределами индуистской кастовой системы) в программы резервирования рабочих мест для исторически угнетённых каст. Христианские церкви требуют резервирования мест для обращённых в христианство. За несколько десятилетий федеральное правительство добавило более сотни каст и подкаст в категорию под названием «другие низшие касты», которая имеет право на 27% рабочих мест в федеральном государственном секторе. Это в дополнение к 22,5% зарезервированных мест для «низших» каст и племён. Математически точные ограничения обусловлены постановлением Верховного суда Индии о том, что доля зарезервированных рабочих мест не может превышать 50% от общего числа вакансий.
Правительство также расширяет квоты на продвижение по карьерной лестнице. После десятилетий конституционно установленных мер по защите и продвижению ограниченных предпочтений Индия оказалась в ловушке набирающего обороты цикла, при котором всё больше групп выдвигают всё более широкие претензии на привилегии. Политические партии выбирают кандидатов в соответствии с кастовым составом избирательных округов. Подобные расчёты «избирательного банка» также формируют выбор партийных лидеров, выдвигаемых в качестве потенциальных глав правительств, а на федеральном уровне — кандидатов в президенты. (В парламентской системе Индии президент занимает в основном церемониальный пост).
Когда принадлежность к определённой группе предоставляет неравные привилегии, а рынки труда и перспективы карьерного роста стагнируют или почти исчезают, всё чаще начинают звучать мошеннические заявления о принадлежности к этим целевым группам. Нарастающий цикл преференциальных привилегий и необходимости защиты от мошенничества приводит к расширению роли государства, в то время как сейчас Индии, наоборот, крайне необходимо сокращать государственное вмешательство в экономику и общество.
Внутри предположительно «ущемлённых» групп, пользующихся преференциальным отношением, выгоду получает более образованная и обладающая политическими навыками элита с высокой культурой речи. Например, в том, что касается квот для женщин в парламентах, эту схему давно захватила бригада «биби, бети и баху», то есть жён, дочерей и невесток действующей политической элиты.
Преференциальная политика — это политическая реакция на символы конфессиональной идентичности. Она создаёт и подпитывает корыстные интересы. Так, теперь в Индии каста используется как система распределения политических преференций. Она организована для получения политической власти, а также вытекающей из неё социальной и материальной выгоды, будь то государственная работа, льготное поступление в образовательное учреждение или государственная лицензия. За кастой следует и гендер.
Программы вышли из-под контроля настолько, что многие группы населения участвуют в массовых публичных протестах, чтобы заявить о своих претензиях на включение в список ущемлённых. Их основная мотивация — материальные и карьерные возможности, открывающиеся после включения в этот список: от поступления в школы и университеты до принятия на государственную службу, а также продвижения по карьерной лестнице.
Программы позитивной дискриминации должны сокращать и устранять неравенство между группами населения, но лидеры групп в своих лидерских позициях зависят от сохранения субъективных различий. Поэтому решение этнических и гендерных проблем лишило бы этих лидеров платформы и роли. Повышение же ставок при помощи выдвижения всё новых и новых требований увеличивает роль активистов этих групп и предоставляет им ещё большую платформу, с которой они могут манипулировать большим числом людей.
Звучит знакомо?
Самое коварное последствие позитивной дискриминации — это её контрпродуктивность. Преференциальная политика способствует формированию ценностей солидарности на основании культа жертвы — вместо бережливости, упорной работы, саморазвития и владения собственности. Они опираются на предположение о превосходстве нецелевых групп и укрепляют чувство неполноценности среди целевых групп.
Надлежащая роль государства заключается в предоставлении политических, правовых и административных рамок, в которых индивиды и группы индивидов могут свободно и на равных условиях конкурировать. Законы и меры должны быть нейтральными по отношению к религиозным, кастовым, гендерным, а также экономическим конкурентам, гарантируя равенство возможностей в знак признания врождённого равенства граждан. Общественная политика не должна заниматься достижением равенства результатов в условиях, когда люди по природе своей не равны в талантах, навыках, способностях и сферах их применения.
Я не говорю, что нужно отказываться от всей преференциальной политики. Но когда общественная политика переходит от равенства возможностей к равенству результатов, индивидуальные и национальные интересы начинают подчиняться требованиям групп особых интересов.
Формирование и применение политики позитивной дискриминации требует чувствительности к её потенциальным опасностям, а также прошлой несправедливости. Верховный суд США правильно объявил, что две ошибки (негативная дискриминация в прошлом и позитивная дискриминация в настоящем) не приводят к верной политике.
