Сегодня принципы философии либерализма девятнадцатого века почти забыты. В Соединённых Штатах слово «либерал» теперь означает набор идей и политических постулатов, которые абсолютно противоположны всему тому, что либерализм означал для предшествующих поколений.
— Людвиг фон Мизес, 1962 г.
Недавно Фридрих Хайек снова оказался в центре внимания общественности из-за выхода новой многообещающей его биографии, написанной профессорами Брюсом Колдуэллом и Хансйоргом Клаузингером. Как и ожидалось, книга выбила критиков Хайека из колеи.
Чтобы понять, что я имею в виду, достаточно вспомнить недавний удар слева в статье The Spectator лорда Роберта Скидельского под названием «Фридрих Хайек: великий политический мыслитель, а не великий экономист». Читатели статьи быстро понимают, что, по мнению автора, Хайек не был ни тем, ни другим.
Хотя чего ещё ожидать от Скидельского, ранее написавшего полную биографию Джона Мейнарда Кейнса и, очевидно, воображающего, что Кейнс «выиграл» у Хайека дебаты о том, что предпочтительнее — плановая экономика или свободные рынки:
Он более или менее отказался от экономики как таковой после дебатов с Кейнсом и кейнсианцами — бесстыдно пишет Скидельский.
Но непрекращающаяся критика «неолиберализма» Хайека — то есть его предполагаемой политической программы — звучит очень неубедительно даже в таких неисправимых изданиях, как Jacobin. Хайек и его наставник Людвиг фон Мизес были старыми либералами девятнадцатого века. Неолиберализм же, напротив, является уничижительным универсальным термином, используемым современными левыми для контроля над тем, что они считают чрезмерным уважением к рынкам и частному капиталу среди клинтоновских и блэровских фракций, продвигающих глобальную социал-демократию.
Однако на деле существуют только либерализм и нелиберализм. И Хайек и Мизес упорно называли себя «классическими либералами» именно по необходимости — чтобы отличиться от современной либеральной программы.
Либерализм двадцатого века в худшем своём проявлении уходит корнями в Эру прогрессивизма. Ярче всего он проявился в вильсоновском экспансионизме и преступном «Новом курсе» Франклина Рузвельта — двух крайне нелиберальных явлениях, против которых выступали Мизес и Хайек. Слово «либерал» превратилось в прокси-термин для людей, выступающих за левые экономические и социальные программы, а не за рынок и политику невмешательства. Поэтому, хотя более ранние течения классического либерализма исходили от Адама Смита, Джона Локка, Дэвида Юма или даже Жан-Жака Руссо, Мизес и Хайек использовали этот термин исключительно в контексте западной политики середины века.
После Великой депрессии и двух мировых войн старый либерализм девятнадцатого века подвергся жёсткой критике. Но Мизес и Хайек по-прежнему продвигали либерализм экономической свободы и мира, резко контрастирующий с централизованным планированием, интервенционизмом и позитивными правами (привилегиями), продвигаемыми марксистами и кейнсианцами под тем же ярлыком. Цитата в начале этой статьи, взятая из предисловия 1962 года к основополагающей книге Мизеса 1927 года «Либерализм» демонстрирует критическое различие этих двух либерализмов. Сдвиг в значении термина «либеральный» за тридцать пять лет, прошедшие между двумя изданиями, был вполне очевидным. И это вынудило великого экономиста переименовать книгу в «Свободное и процветающее содружество: изложение идей классического либерализма», чтобы англо-американская аудитория точно поняла, какую версию либерализма объясняет книга.
Перенесёмся в 2022 год, где различия между классическим либерализмом и либерализмом Теда Кеннеди или Джимми Картера кажутся чем-то диковинно-старинным, утонувшим под одинаково враждебными ему течениями проснувшегося прогрессивизма и национального консерватизма. (Стоит внести ясность: именно прогрессисты, а не консерваторы управляют самыми значимыми и властными институтами Америки, включая язык). К чему же апеллируют сегодня либертарианцы и консерваторы, когда называют себя классическими либералами? Разве использование этого термина всё ещё даёт какие-то преимущества? Проясняет ли он мизесовское понимание либерализма? И вызывает ли он благосклонность или хотя бы некоторое уважение со стороны вышеупомянутых прогрессистов, если не считать случайных слабых похвал со стороны таких критиков, как барон Скидельский?
Скажу коротко: нет. Термин «классический либерал» сегодня устарел и потерял свой смысл, точно так же и по тем же причинам, что и просто «либерал». Мизес и Хайек всё ещё могли видеть в зеркале заднего вида старый либерализм довоенной Европы, но сегодня этот контекст уже утерян. Опять же, существуют, как мы помним, только либерализм и нелиберализм, и всё, что осталось от первого в современном политическом ландшафте, принадлежит правым, пусть и слабо. Прогрессисты же отвергают все идеи либерализма вместе взятые, так зачем пытаться приукрасить реальность сладкозвучными терминами?
Мы можем вспомнить о том, как в конце 70-х расцветающие либертарианские организации округа Колумбия предприняли согласованные усилия по продвижению Хайека как лица «хорошего» либерализма. В то же время Мизеса нужно было отодвинуть на второй план, отчасти из-за его непримиримости, а отчасти из-за его откровенных мемуаров 1978 года. Хайек же был более приветливым, более политически привлекательным и более склонным поддерживать регулирующее государство и государство всеобщего благосостояния, чем его старший коллега. И всё же взгляд левых на Хайека сегодня не что иное, как карикатура — он просто «правый либертарианский философ» и рыночный фундаменталист, который консультировал так ненавистную им Маргарет Тэтчер. Короткое и ясное описание того, за что его стоит «не любить».
Мизес и Хайек использовали термин «классический либерал», чтобы отграничить себя от левых. Сегодня же этот термин используется в первую очередь для их умиротворения. Самопровозглашённые классические либералы теперь в основном стремятся дистанцироваться от MAGA-трампизма и так ненавидимой ими «Кучки Отверженных», чтобы убедить прогрессистов в том, что они не такие, как «эти ужасные правые». Это демонстрируемая власть имущим показная добродетельность, а не гордое и заметное отличие. Трудно представить, чтобы кто-нибудь из Института Катона или National Review отстаивал концепцию «либерального национализма» Мизеса или повторял его утверждение о том, что «люди совершенно неравны». Но «социально-либеральному и фискально-консервативному» движению не переубедить прогрессистов, которые относятся к рынкам и частному капиталу с животной ненавистью.
Как ни старайся, классический либерализм никогда не удовлетворит левых. У прогрессистов есть полноценная политическая программа, основанная на (мнимом) эгалитаризме, и они верят в его господство. Они искренне считают, что раз сейчас они у власти, то нет смысла уступать ни на дюйм. Прогрессивизм — это не буфет. Здесь думать своей головой и выбирать более подходящие взгляды — не в чести, и рыночный «неолиберализм» Хайека не входит в меню. Оставьте его старым либералам вроде Хиллари Клинтон.
В политике 2022 года, зацикленной на идентичности и не ищущей компромиссов, прогрессисты рассматривают рынки и собственность как реакционные инструменты угнетения. Простое добавление «классического» к старому либерализму Мизеса, отстаивающему права собственности, laissez-faire, свободную торговлю и невмешательство во внешние дела — никого не спасёт от безжалостной толпы прогрессистов.
