Структурная перестройка: отнять у бедных, отдать богатым

Вместо борьбы с бедностью МВФ и Всемирный банк стремятся лишь к обогащению стран-кредиторов. Может ли Биткоин обеспечить лучшую глобальную экономическую систему для развивающегося мира?

Креветочные поля

Пятьдесят два года назад циклон Бхола унёс жизни около 1 миллиона человек в прибрежных районах Бангладеш — и он до сих пор считается самым смертоносным тропическим циклоном в истории. Местные и международные власти хорошо знали о катастрофических рисках таких стихийных бедствий: в 1960-х годах региональные власти построили массивные дамбы, чтобы защитить береговую линию и открыть больше территорий для сельского хозяйства.

Но в 1980-х годах, после убийства лидера борьбы за независимость шейха Муджибура Рахмана, иностранное влияние подтолкнуло новый автократический режим страны к изменению курса. Забота о человеческих жизнях отошла на второй план, а защита населения от ураганов была ослаблена. Всё это было сделано ради увеличения экспорта и погашения внешнего долга.

Вместо того чтобы укреплять местные мангровые леса, которые естественным образом защищали треть населения, проживавшего вблизи побережья, и инвестировать в выращивание продуктов питания для обеспечения быстро растущей нации, правительство взяло кредиты у Всемирного банка и Международного валютного фонда, чтобы расширить индустрию разведения креветок.

Процесс рыбоводства, контролируемый сетью связанных с режимом элит, подразумевал принуждение фермеров к получению кредитов для «модернизации» их производства путём бурения отверстий в дамбах, защищавших их землю от океана, и заполнения их некогда плодородных полей солёной водой. Фермерам приходилось работать в поте лица, вручную вылавливая молодых креветок из океана и перетаскивая их в свои застойные пруды, чтобы затем продавать зрелых креветок местным креветочным баронам.

Благодаря финансированию Всемирного банка и МВФ бесчисленные фермы и окружающие их водно-болотные угодья и мангровые леса были превращены в креветочные пруды, известные как «гхеры». Коммерческое разведение креветок заняло ведущее место в экономической деятельности региона, постепенно разрушая окружающую среду.

Было вырублено более 45% всех мангровых лесов, и миллионы людей лишились защиты от 10-метровых волн, обрушивающихся на побережье во время крупных циклонов. Пахотные земли и речная жизнь медленно уничтожались морской солью. Целые леса исчезли, так как разведение креветок уничтожило большую часть растительности, «превратив некогда плодородную землю в водяную пустыню», как говорится в докладе Фонда экологической справедливости.

Креветочные бароны, однако, нажили на этом состояние, а креветки (известные как «белое золото» стали вторым по величине экспортом страны. По состоянию на 2014 год более 1.2 миллиона бангладешцев работали в креветочной промышленности, а 4.8 миллиона человек — примерно половина бедного населения прибрежных районов — косвенно от неё зависели.

Сборщики креветок, занимающиеся самой тяжелой работой, составляют 50% рабочей силы, получая при этом лишь 6% прибыли. 30 % из них — дети, которые работают по девять часов в сутки в солёной воде меньше чем за доллар в день. Многие дети бросают ради этой работы школу и остаются неграмотными.

Немногочисленные протесты против расширения креветочного хозяйства жестоко подавлялись. В одном из задокументированных случаев креветочные бароны и их головорезы использовали взрывчатку для подавления марша, а женщина по имени Куранамойе Сардар была обезглавлена.

В 2007 году в результате анализа 102 бангладешских креветочных ферм выяснилось, что при себестоимости производства в 1,084 доллара на гектар чистый доход составил 689 долларов. Прибыль страны от экспорта была получена за счёт разрушения окружающей среды и эксплуатации работников креветочных ферм, чья заработная плата была сильно занижена.

В отчёте Фонда экологической справедливости фермер по имени Коляни Мондал рассказала, что «раньше она выращивала рис, держала скот и птицу», но после появления креветочных ферм «её скот заболел диареей и погиб вместе с курами и утками».

Теперь её поля затоплены солёной водой, а оставшиеся угодья едва приносят плоды. Несколько лет назад её семья могла собрать 18-19 центнеров риса с гектара, а теперь — только один. Она помнит, что выращивание креветок в её районе началось в 80-х, когда жителям деревни обещали высокие доходы, а также изобилие еды и урожая, но всё это оказалось ложью. Креветочные фермеры, которые используют её землю, обещали платить ей 140 долларов в год, но она говорит, что в лучшем случае она время от времени получает случайные платежи в размере 8 долларов. В прошлом семья получала большую часть необходимого с земли, но теперь им остаётся только идти на рынок и покупать еду.

Многомиллиардные кредиты Всемирного банка и МВФ на «структурную перестройку», заставляющие заёмщиков перестраивать свою экономику на экспорт в ущерб потреблению, увеличили национальную прибыль от креветок с 2.9 миллионов долларов в 1973 году до 90 млн в 1986-м и 590 миллионов в 2012-м. Как и с большинством развивающихся стран, доходы использовались для обслуживания внешнего долга, развития военных активов и наполнения карманов правительственных чиновников.

Креветочные крепостные при этом обнищали — стали менее свободными и менее способными прокормить себя. Более того, исследования показывают, что в деревнях, защищённых от штормового нагона мангровыми лесами, погибает значительно меньше людей, чем в деревнях, где защитные сооружения были разобраны или повреждены.

Под давлением общественности в 2013 году Всемирный банк предоставил Бангладеш кредит в размере 400 миллионов долларов, чтобы попытаться обратить экологический ущерб вспять. Другими словами, Всемирному банку будет выплачена наценка в виде процентов за попытку исправить проблему, которую он сам и создал. В это же время Всемирный банк предоставил миллиардные займы целому ряду стран от Эквадора до Марокко и Индии для замены традиционного сельского хозяйства производством креветок.

Всемирный банк утверждает, что Бангладеш — это «замечательный пример развития и снижения бедности». На бумаге победа объявлена. Такие страны, как Бангладеш, как правило, демонстрируют экономический рост с течением времени, поскольку их экспорт растёт, чтобы покрыть импорт. Но доходы от экспорта идут в основном правящей элите и международным кредиторам. После 10 структурных корректировок долговая нагрузка страны выросла в геометрической прогрессии: со 145 миллионов долларов в 1972 году до рекордно высокого уровня в 95.9 миллиарда долларов в 2022-м.

В настоящее время страна переживает очередной кризис платёжного баланса и только в ноябре согласилась взять 11-й кредит у МВФ, на этот раз в размере 4.5 миллиарда долларов, в обмен на дополнительные корректировки. Банк и Фонд утверждают, что хотят помочь бедным странам, но очевидным результатом более чем 50-летней политики этих организаций стало то, что такие страны, как Бангладеш, оказались в большей зависимости и долгах, чем когда-либо прежде.

Эти организации привели к обнищанию и без того бедных стран, подвергли опасности миллионы людей, обогатили диктаторов и клептократов, отбросили назад права человека, чтобы создать многотриллионный поток продовольствия, природных ресурсов и дешёвой рабочей силы из бедных стран в богатые. Их действия в таких странах, как Бангладеш, не являются ошибкой или исключением; это их излюбленный способ ведения бизнеса.

Закулисье Всемирного банка и МВФ

МВФ является международным кредитором последней инстанции, а Всемирный банк — крупнейшим в мире банком развития. Их деятельность осуществляется от имени основных кредиторов, которыми исторически являются США, Великобритания, Франция, Германия и Япония.

Эти родственные организации, физически объединённые в штаб-квартире в Вашингтоне, округ Колумбия, были созданы на Бреттон-Вудской конференции в Нью-Гэмпшире в 1944 году как два столпа нового мирового валютного порядка под руководством США. Традиционно Всемирный банк возглавляет американец, а МВФ — европеец.

Их первоначальной целью была помощь в восстановлении разрушенных войной Европы и Японии. Банк должен был сосредоточиться на выдаче конкретных кредитов на проекты развития, а Фонд — на решении проблем платёжного баланса путём «бэйлаута» (финансовой политики, направленной на выкуп государством у финансовых учреждений невозвратных кредитных обязательств), чтобы сохранить торговый поток, даже если страны не могли позволить себе увеличить импорт.

Государства обязаны вступить в МВФ, чтобы получить доступ к «привилегиям» Всемирного банка. Сегодня в МВФ входят 190 государств, каждое из которых при вступлении внесло в фонд смесь своей валюты и «более твёрдой валюты» (обычно долларов, евро или золота), создав тем самым резервный фонд.

Когда члены Фонда сталкиваются с хроническими проблемами платёжного баланса и не могут выплачивать кредиты, Фонд предлагает им кредиты из пула в разной кратности от первоначально внесенной суммы на всё менее выгодных условиях.

Технически Фонд является наднациональным центральным банком, поскольку с 1969 года он чеканит свою собственную валюту — «специальные права заимствования» (СДР), стоимость которых определяется на основе корзины ведущих мировых валют. Сегодня СДР обеспечены на 45% долларами, на 29% евро, на 12% юанями, на 7% иенами и на 7% фунтами стерлингов. Общий кредитный потенциал МВФ сегодня составляет триллион долларов.

В период с 1960 по 2008 год Фонд в основном фокусировался на оказании помощи развивающимся странам, предоставляя им краткосрочные кредиты под высокие проценты. Поскольку валюты, выпущенные развивающимися странами, не являются свободно конвертируемыми, их обычно нельзя обменять на товары или услуги за рубежом. Вместо этого развивающиеся страны должны зарабатывать твердую валюту за счёт экспорта. В отличие от США, которые могут просто выпустить мировую резервную валюту, у таких стран, как Шри-Ланка и Мозамбик, часто заканчиваются деньги. В этот момент большинство правительств, особенно авторитарных, предпочитают быстрое решение проблемы — взять кредит под залог будущего своей страны у Фонда.

Что касается Банка, то его задача заключается в предоставлении кредитов развивающимся странам для «сокращения бедности, повышения общего благосостояния и содействия устойчивому развитию». Сам Банк разделён на пять составляющих, от Международного банка реконструкции и развития (МБРР), специализирующегося на более традиционных «твёрдых» кредитах для крупных развивающихся стран (например, Бразилии или Индии), до Международной ассоциации развития (МАР), специализирующейся на «мягких» беспроцентных кредитах с длительными льготными периодами для беднейших стран. МБРР зарабатывает деньги отчасти благодаря эффекту Кантильона, занимая на выгодных условиях у своих кредиторов и частных участников рынка, которые имеют лучший доступ к дешёвому капиталу, а затем предоставляя эти средства на менее выгодных условиях бедным странам, лишённым такого доступа.

Кредиты Всемирного банка традиционно являются проектными или отраслевыми и направлены на облегчение экспорта сырьевых товаров и на преобразование традиционного потребительского сельского хозяйства в промышленное сельское хозяйство или рыбоводство, чтобы страны могли экспортировать больше продовольствия и товаров на Запад.

Право голоса стран-членов Банка и Фонда не зависит от численности населения. Напротив, семь десятилетий назад влияние было распределено таким образом, что США, Европа и Япония получили преимущество перед остальным миром. Это доминирование лишь незначительно ослабло в последние годы.

Сегодня США по-прежнему владеют самой большой долей голосов — 15.6% в Банке и 16.5% — в Фонде, чего достаточно для единоличного наложения вето на любое важное решение — для принятия решения требуется 85% голосов в любой из организаций. Японии принадлежит 7.35% голосов в Банке и 6.14% в Фонде; Германии — 4.21% и 5.31% соответственно; Франции и Великобритании — 3.87% и 4.03%; Италии — 2.49% и 3.02%.

Для сравнения, Индия с её 1.4 миллиардами человек имеет только 3.04% голосов в Банке и всего 2.63% в Фонде — меньше, чем её бывший колониальный хозяин, хотя её население в 20 раз превышает население Британии. Китай с населением в 1.4 миллиарда человек обладает 5.7% голосов в Банке и 6.08% в Фонде, имея примерно такую же долю, как Нидерланды, Канада и Австралия. Бразилия и Нигерия — крупнейшие страны Латинской Америки и Африки — имеют примерно столько же, сколько Италия, бывшая имперская держава, находящаяся в полном упадке.

Предполагается, что эти доли голосов приблизительно отражают долю каждой страны в мировой экономике, но структура имперской эпохи накладывает отпечаток на то, как принимаются решения. Деколонизация была проведена 65 лет назад, но промышленные державы во главе с США продолжают в определённой мере контролировать мировую торговлю и кредитование, в то время как беднейшие страны фактически не имеют права голоса.

Страны Большой пятёрки (США, Япония, Германия, Великобритания и Франция) доминируют в исполнительном совете МВФ, хотя они составляют относительно небольшой процент мирового населения. Большая десятка плюс Ирландия, Австралия и Корея составляют более 50% голосов, что означает, что при небольшом давлении на своих союзников США могут принимать даже те решения, которые требуют согласия большинства.

В дополнение к триллионному кредитному потенциалу МВФ, группа Всемирного банка имеет более 350 миллиардов долларов непогашенных кредитов в более чем 150 странах. Объём этих кредитов резко возрос за последние два года, поскольку эти организации ссудили сотни миллиардов долларов правительствам, уничтожившим свои экономики из-за пандемии коронавируса.

В последние несколько месяцев Банк и Фонд начали организовывать сделки на миллиарды долларов для «спасения» правительств, над которыми нависла угроза, вызванная агрессивным повышением процентных ставок Федеральной резервной системой США.

Эти клиенты часто нарушают права человека, берут кредиты, не спрашивая разрешения своих граждан, на которых впоследствии и ляжет ответственность за выплату долга и процентов по кредитам. Так, МВФ в настоящее время помогает египетскому диктатору Абдул-Фаттаху Ас-Сиси, ответственному за крупнейшую со времён площади Тяньаньмэнь расправу над демонстрантами, выделяя ему 3 миллиарда долларов. А Всемирный банк в прошлом году выдал кредит в размере 300 миллионов долларов эфиопскому правительству, вершившему геноцид в Тыграе.

Совокупный эффект политики Банка и Фонда значительно превышает бумажную сумму их кредитов, поскольку их кредитование определяет двустороннюю помощь. По оценкам специалистов, «каждый доллар, предоставленный МВФ странам третьего мира, позволяет получить ещё от четырёх до семи долларов новых кредитов и рефинансирования от коммерческих банков и правительств богатых стран». Более того, если Банк и Фонд отказываются кредитовать ту или иную страну, весь остальной мир обычно следует их примеру.

Трудно переоценить влияние Банка и Фонда на развивающиеся страны, особенно в первые десятилетия после Второй мировой войны. К 1990 году и окончанию Холодной войны МВФ предоставил кредиты 41 стране Африки, 28 странам Латинской Америки, 20 странам Азии, 8 странам Ближнего Востока и 5 странам Европы, затронув 3 миллиарда человек, или две трети населения мира. Всемирный банк предоставил кредиты более чем 160 странам. Вместе они остаются самыми важными международными финансовыми институтами на планете.

Структурная перестройка

Сегодня финансовые заголовки пестрят историями о визитах МВФ в такие страны, как Шри-Ланка и Гана. А Фонд предоставляет миллиарды долларов странам, переживающим кризис, в обмен на так называемую структурную перестройку.

В рамках кредита на структурную перестройку заёмщики не только должны выплатить основную сумму долга плюс проценты; они также должны согласиться изменить свою экономику в соответствии с требованиями Банка и Фонда. Эти требования почти всегда обязуют клиентов максимизировать экспорт за счёт внутреннего потребления.

В ходе подготовки данного эссе я многое почерпнул из работы известной учёной в области развития Шерил Пайер, написавшей знаковые книги и статьи о влиянии Банка и Фонда в 1970-х, 1980-х и 1990-х годах. Я могу не соглашаться с «решениями» Пайер, которые, как и у большинства критиков Банка и Фонда, имеют тенденцию быть социалистическими. Однако многие её наблюдения в области глобальной экономики справедливы вне зависимости от идеологии.

Явная и ключевая цель программ МВФ — препятствовать местному потреблению ради высвобождения ресурсов для экспорта, — пишет она.

Этот факт сложно переоценить.

Официальная версия гласит, что Банк и Фонд были созданы для «стимулирования устойчивого экономического роста, повышения уровня жизни и сокращения бедности». Но дороги и плотины, которые строит Банк, предназначены не для того, чтобы помочь местному населению улучшить качество транспорта и электроснабжения, а для того, чтобы облегчить извлечение богатств транснациональными корпорациями. При этом помощь, которую предоставляет МВФ, направлена не на то, чтобы «спасти» страну от банкротства, которое во многих случаях было бы для неё самым лучшим решением, а на то, чтобы позволить ей выплатить свой долг, взяв ещё больший долг, тем самым гарантируя, что первоначальный кредит не нанесёт ущерб балансу западного банка.

В своих книгах о Банке и Фонде Пайер описывает, как эти организации утверждают, что их условия предоставления кредитов позволяют странам-заёмщикам «достичь более здорового торгового и платежного баланса». Но истинная цель, по её словам, заключается в том, чтобы «подкупить правительства и не дать им провести экономические изменения, которые сделали бы их более независимыми и самодостаточными». Когда страны начинают выплачивать кредиты, полученные на структурную перестройку, обслуживание долга ставится на первое место, а внутренние расходы приходится «корректировать» в сторону уменьшения.

Кредиты МВФ часто выделялись через механизм под названием «резервное соглашение» (stand-by agreement) — кредитную линию, по которой средства выделялись только по мере того, как правительство-заёмщик заявляло о достижении определённых целей. От Джакарты до Лагоса и Буэнос-Айреса сотрудники МВФ прилетали на встречи с недемократическими правителями и предлагали им миллионы или даже миллиарды долларов в обмен на следование их экономическому плану.

Типичные требования МВФ включают:

— Девальвацию валюты;
— Отмену или снижение валютного и импортного контроля;
— Сокращение внутреннего банковского кредита;
— Повышение процентных ставок;
— Увеличение налогов;
— Прекращение потребительских субсидий на продукты питания и энергию;
— Предельные уровни заработной платы;
— Ограничение государственных расходов, особенно на здравоохранение и образование;
— Благоприятные правовые условия и стимулы для транснациональных корпораций;
— Распродажу государственных предприятий и прав на природные ресурсы по бросовым ценам.

У Всемирного банка также была своя программа действий. Пайер приводит примеры:

— Открытие ранее отдалённых регионов благодаря инвестициям в транспорт и телекоммуникации;
— Помощь транснациональным корпорациям в горнодобывающем секторе;
— Продвижение производства для экспорта;
— Давление на заёмщиков с целью улучшения юридических льгот по налоговым обязательствам иностранных инвестиций;
— Противодействие законам о минимальной заработной плате и деятельности профсоюзов;
— Прекращение защиты местных предприятий;
— Финансирование проектов, которые отбирают землю, воду и леса у бедных и передают их транснациональным корпорациям;
— Сокращение производства промышленной продукции и продуктов питания за счёт экспорта природных ресурсов и сырья.

Правительства стран третьего мира исторически были вынуждены соглашаться на сочетание этих политик — иногда их называют «Вашингтонским консенсусом» — для того, чтобы обеспечить постоянное выделение кредитов со стороны Банка и Фонда.

Бывшие колониальные державы, как правило, концентрируют свое кредитование «развития» на бывших колониях или зонах влияния: Франция — в Западной Африке, Япония — в Индонезии, Великобритания — в Восточной Африке и Южной Азии, а США — в Латинской Америке. Ярким примером является зона французских африканских колоний, где 180 миллионов человек в 15 африканских странах до сих пор вынуждены пользоваться французской колониальной валютой. По предложению МВФ в 1994 году Франция девальвировала франк КФА на 50%, уничтожив сбережения и покупательную способность десятков миллионов человек, проживающих в разных странах — от Сенегала до Берега Слоновой Кости и Габона — лишь для того, чтобы сделать экспорт сырьевых товаров более конкурентоспособным.

Результаты политики Банка и Фонда в отношении стран третьего мира были удивительно похожи на то, что происходило при традиционном империализме: дефляция заработной платы, потеря автономии и зависимость от сельского хозяйства. Разница заключается в том, что в новой системе вместо мечей и мушкетов оружием стал долг.

За последние 30 лет структурная перестройка ужесточилась. Это проявляется в среднем количестве условий Банка и Фонда для получения кредитов. До 1980 года Банк, как правило, не предоставлял займы на структурную перестройку — большинство кредитов были проектными или отраслевыми. Но с тех пор подавляющей частью политики Банка стали кредиты, обеспеченные залогом и выдвигающие ряд экономических условий, но при этом позволяющие «тратить средства по собственному усмотрению». Для МВФ такие кредиты являются источником жизненной силы.

Так, когда во время азиатского финансового кризиса 1997 года МВФ предоставил Южной Корее и Индонезии пакеты помощи в размере 57 и 43 миллиардов долларов соответственно, он выдвинул жёсткие условия. По словам политолога Марка Копельвича, заёмщики должны были подписать соглашения, которые «больше напоминали новогодние ёлки, чем контракты; с 50-80 всеобъемлющими подробными условиями — от дерегулирования чесночных монополий до налогов на корм для скота и введения новых экологических законов».

Анализ 2014 года показал, что в предшествующие два года МВФ выдвигал в среднем 20 условий для каждого выдаваемого кредита. Такие страны, как Ямайка, Греция и Кипр в последние годы брали кредиты, выполняя в среднем 35 условий каждая. Стоит отметить, что условия Банка и Фонда никогда не включали защиту свободы слова или прав человека, ограничения военных расходов или полицейского насилия.

Важным дополнением к политике Банка и Фонда стал так называемый «двойной кредит»: деньги даются взаймы на строительство, например, гидроэлектростанции, но большая часть, если не все деньги, достаются западным компаниям. Таким образом, на налогоплательщиков из стран третьего мира ложится основная сумма долга и проценты, а Северу возвращается двойная прибыль.

Пикантный контекст этой ситуации в том, что доминирующие государства предоставляют кредиты через Банк и Фонд бывшим колониям, где местные правители часто тратят новые денежные средства непосредственно на транснациональные компании, получающие прибыль от консультационных, строительных или импортных услуг. Следующая за этим вынужденная девальвация валюты, контроль заработной платы и ужесточение банковских кредитов, навязанные структурной перестройкой Банка и Фонда, ставят в невыгодное положение местных предпринимателей, застрявших в разрушающейся и изолированной фиатной системе, и приносят выгоду транснациональным корпорациям, нативными валютами которых являются доллар, евро или иена.

Другим ключевым источником для написания этой статьи стала великолепная книга историка Грэма Хэнкока «Повелители бедности», повествующая о первых пяти десятилетиях политики Банка и Фонда и иностранной помощи в целом.

Всемирный банк первым признал, что около семи из десяти получаемых им долларов фактически тратятся на товары и услуги развитых стран, — пишет Хэнкок.

В 80-х годах, когда финансирование Банка стремительно расширялось по всему миру, автор отметил, что «из каждого доллара американских налогов 82 цента немедленно возвращаются американскому бизнесу в виде заказов на поставку». Эта динамика применима не только к кредитам, но и к помощи. Например, когда США или Германия посылают спасательный самолёт в страну, переживающую кризис, расходы на транспорт, продовольствие, медикаменты и зарплату персонала прибавляются к так называемому ОПР, что расшифровывается как «официальная помощь развитию». В бухгалтерских книгах это выглядит как помощь и содействие. Но большая часть этих денег возвращается западным компаниям, а не инвестируется на местах.

Размышляя о долговом кризисе 80-х годов в странах третьего мира, Хэнкок отметил, что «70 центов с каждого доллара американской помощи фактически никогда не покидали пределы США». Великобритания, в свою очередь, потратила колоссальные 80% выданной в тот период помощи непосредственно на британские товары и услуги.

Всего за один год британские налогоплательщики предоставили многосторонним учреждениям помощи 495 миллионов фунтов стерлингов; однако в том же году британские фирмы получили контракты на 616 миллионов — пишет Хэнкок.
 
Многосторонние учреждения могут рассчитывать на приобретение британских товаров и услуг на сумму, эквивалентную 120% от общего многостороннего вклада Великобритании.

Становится ясно, что «помощь и содействие», о которых мы склонны думать как о благотворительности, на самом деле таковыми не являются.

И, как отмечает Хэнкок, бюджеты иностранной помощи всегда растут, независимо от полученных результатов. Так же как прогресс является свидетельством того, что помощь работает, «отсутствие прогресса свидетельствует о том, что доза была недостаточной и должна быть увеличена».

Некоторые сторонники развития, — пишет Хэнкок, — утверждают, что было бы нецелесообразно отказывать в помощи «активным» странам (двигающимся вперед); другие — что было бы жестоко отказывать в ней «нуждающимся» (стагнирующим). Таким образом, помощь становится подобна шампанскому: при успехе вы её заслуживаете, при неудаче — нуждаетесь в ней.

Долговая ловушка

Согласно заявлению Всемирного банка, его цель — это «помочь повысить уровень жизни в развивающихся странах путём направления финансовых ресурсов из развитых стран в развивающийся мир». Но что если в реальности всё ровно наоборот?

Начиная с 60-х годов, огромный поток ресурсов ежедневно направлялся из богатых стран в бедные. Это было сделано для того, чтобы якобы помочь их развитию. Шерил Пайер пишет, что «течение капитала только в одном направлении: из развитых промышленных экономик в страны третьего мира» долгое время считалось «естественным».

Но она также напоминает, что «в какой-то момент заёмщик должен выплатить своему кредитору больше, чем получил, и в течение всего срока действия кредита этот избыток значительно превышает первоначально взятую в долг сумму».

В мировой экономике этот момент наступил в 1982 году, когда поток ресурсов окончательно изменил направление. С тех пор можно ежегодно наблюдать чистый поток средств из бедных стран в богатые. В середине и конце 80-х годов этот поток составлял в среднем 30 миллиардов долларов в год, перетекающих с Юга на Север, а сегодня он исчисляется триллионами долларов в год. В период с 1970 по 2007 год — с падения золотого стандарта до Великого финансового кризиса — общая сумма долговых обязательств, выплаченных бедными странами богатым, составила 7.15 триллиона долларов.

Давайте рассмотрим конкретный пример: в 2012 году развивающиеся страны суммарно получили 1.3 триллиона долларов, включая все доходы, помощь и инвестиции. Но в том же году из них утекло более 3.3 триллиона долларов. Другими словами, как пишет антрополог Джейсон Хикель, «развивающиеся страны отправили остальному миру на 2 триллиона долларов больше, чем получили».

Если суммировать все потоки с 1960 по 2017 год, раскрывается мрачная правда: из развивающегося мира было выведено 62 триллиона долларов, что эквивалентно 620 планам Маршалла в современных долларах.

Предполагалось, что МВФ и Всемирный банк будут решать проблемы платёжного баланса и помогать бедным странам становиться сильнее и устойчивее. Но всё свидетельствует об обратном.

На каждый доллар помощи, которую получают развивающиеся страны, они теряют $24 в виде чистого оттока, — пишет Джейсон Хикель.

Исследования показывают, что вместо того чтобы покончить с эксплуатацией и неравным обменом, политика структурной перестройки привела к их массовому росту.

С 1970 года внешний государственный долг развивающихся стран вырос с 46 миллиардов долларов до 8.7 триллиона. За последние 50 лет такие страны, как Индия, Филиппины и Конго задолжали своим бывшим колониальным хозяевам в 189 раз больше, чем были должны в 1970 году. На одну только выплату процентов с 1980 года они потратили 4.2 триллиона долларов.

Даже Пайер, чья книга 1974 года «Долговая ловушка» использовала данные экономических потоков, чтобы показать, что МВФ заманивает бедные страны в свои сети, побуждая их брать в долг больше, чем они способны вернуть, была бы шокирована современными размерами долговой ловушки.

Её замечание о том, что «средний житель США или Европы может не знать об этой колоссальной утечке капитала из тех частей света, которые он считает жалкими бедняками», актуально и сегодня. Признаюсь к собственному стыду, что я тоже не знал об истинной природе глобального потока средств и просто предполагал, что богатые страны субсидируют бедные. В итоге же мы видим не что иное, как финансовую пирамиду, в которой уже к 70-м годам долг стран третьего мира оказался настолько велик, что его можно было обслуживать только за счёт новых долгов. Эта схема функционирует и по сей день.

Многие критики Банка и Фонда полагают, что эти учреждения работают от чистого сердца, а когда они терпят неудачу, виной тому становятся ошибки, расточительство или неэффективное управление.

Тезис данного эссе заключается в том, что это не так, и что основополагающие цели Фонда и Банка заключаются не в борьбе с бедностью, а в обогащении стран-кредиторов за счёт бедных стран.

Я попросту не готов поверить, что постоянный поток средств из бедных стран в богатые с 1982 года является «ошибкой». Читатель может не согласиться с тем, что эта схема является преднамеренной, и может счесть происходящее неосознанным структурным результатом. Формулировки и первопричины вряд ли имеют значение для миллиардов людей, которых Банк и Фонд загнали в нищету.

Замена колониализму

К концу 50-х годов Европа и Япония по большей части оправились от последствий войны и возобновили промышленный рост, в то время как у стран третьего мира закончились средства. Несмотря на положительные балансы в 40-х и начале 50-х, бедные страны-экспортёры сырья столкнулись с проблемой платежного баланса, когда стоимость их товаров упала в результате Корейской войны. Именно тогда были расставлены долговые сети, и именно тогда Банк и Фонд открыли шлюзы для кредитования, которое в итоге достигло триллионов долларов.

Эта эпоха также ознаменовала официальный конец колониализма, когда европейские империи отступили от своих имперских владений. Мировой истеблишмент же полагал, что экономический успех стран-колонистов обусловлен «прежде всего их внутренними условиями». Их теория гласит, что страны с высоким уровнем дохода достигли экономического успеха благодаря хорошему управлению, сильным институтам и свободным рынкам. А страны с низким уровнем дохода не смогли развиваться, потому что они страдают от коррупции, бюрократии и неэффективности.

Это, безусловно, так. Но ещё одна важная причина, по которой богатые страны богаты, а бедные бедны, заключается в том, что первые грабили вторых на протяжении сотен лет во время колониального периода.

Джейсон Хикель пишет:

Промышленная революция в Великобритании в значительной степени зависела от хлопка, который выращивался на земле, отобранной у коренных американцев насильственным путём, в то время как земля обрабатывалась порабощёнными африканцами. Другие важнейшие материалы, необходимые британским производителям — пенька, древесина, железо, зерно — производились с помощью принудительного труда в крепостных поместьях в России и Восточной Европе. Тем временем британское извлечение ресурсов из Индии и других колоний финансировало более половины внутреннего бюджета страны, оплачивая дороги, строительство и содержание муниципальных зданий, государство всеобщего благосостояния — все рынки современного развития — и одновременно позволяя приобретать материальные ресурсы, необходимые для индустриализации.

Динамика воровства была описана Утсой и Прабхатом Патнаик в их книге «Капитал и империализм». Колониальные державы, такие как Британская империя, применяли насилие для добычи сырья в слабых странах, создавая «колониальную утечку» капитала, которая стимулировала и субсидировала жизнь в Лондоне, Париже и Берлине. Промышленные страны перерабатывали это сырьё в промышленные товары и продавали их обратно слабым странам, получая значительную прибыль и одновременно подавляя местное производство. И, что особенно важно, они сдерживали инфляцию в своих странах, снижая заработную плату на колониальных территориях.

Когда колониальная система начала давать сбой, западный мир столкнулся с финансовым кризисом. Авторы утверждают, что Великая депрессия была результатом не только изменений в денежно-кредитной политике Запада, но и замедления колониальной утечки. Аргументация проста: богатые страны построили конвейер по перекачке ресурсов из бедных стран, и когда этот конвейер сломался, сломалось и всё остальное. В период с 20-х по 60-е годы политический колониализм практически сошёл на нет. Великобритания, США, Германия, Франция, Япония, Нидерланды, Бельгия и другие империи были вынуждены отказаться от контроля над более чем половиной мировой территории и ресурсов.

Как пишут Патнаик, империализм — это «договорённость о навязывании дефляции доходов населению стран третьего мира ради получения своих первичных товаров без необходимости сталкиваться при этом с проблемой роста цен предложения».

Новой задачей Всемирного банка и МВФ после 1960 года стало воссоздание колониальной утечки из бедных стран в богатые, когда-то поддерживавшейся открытым империализмом.

Чиновники в США, Европе и Японии хотели достичь «внутреннего равновесия» или, другими словами, полной занятости. Но они понимали, что добиться этого с помощью субсидий внутри изолированной системы невозможно, иначе инфляция станет неконтролируемой. Для достижения их цели потребовался бы внешний вклад со стороны более бедных стран. Прибавочная стоимость, извлекаемая центром из рабочих на периферии, известна как «империалистическая рента». Если бы промышленные страны могли получать более дешёвые материалы и рабочую силу, а затем продавать готовую продукцию, получая тем самым прибыль, они могли бы приблизиться к экономической мечте технократов. И они получили желаемое: по состоянию на 2019 год заработная плата, выплачиваемая рабочим в развивающихся странах, составляла 20% от уровня заработной платы, выплачиваемой рабочим в развитых странах.

В качестве примера того, как Банк воссоздал динамику колониальной утечки, Пайер приводит показательный случай из Мавритании 60-х годов. Проект по добыче полезных ископаемых под названием MIFERMA был подписан французскими оккупантами ещё до того, как колония стала независимой. В конечном итоге он стал «не более чем старомодным анклавным проектом: городом в пустыне с железной дорогой, ведущей к океану», поскольку инфраструктура была ориентирована исключительно на вывоз минералов на международные рынки. В 1969 году, когда на долю шахты приходилось 30% ВВП Мавритании и 75% экспорта страны, 72% дохода отправлялось за границу, а «практически весь доход, распределяемый на месте среди работников, тратился на импорт». Когда шахтёры начинали протестовать против неоколониальной схемы, силы безопасности жестоко с ними расправлялись.

MIFERMA — это классический пример той разновидности «развития», которая повсеместно навязывается странам Третьего мира — от Доминиканской Республики до Мадагаскара и Камбоджи. Все эти проекты стремительно расширялись в 1970-х годах благодаря системе нефтедоллара.

После 1973 года арабские страны ОПЕК с огромными излишками от стремительно растущих цен на нефть вложили свои прибыли в депозиты и казначейства западных банков, которым нужно было куда-то ссужать свои растущие ресурсы. Военные диктаторы в Латинской Америке, Африке и Азии были отличным вариантом: они с удовольствием брали кредиты под залог будущих поколений.

Ускорить рост кредитования помогла «ставка МВФ»: частные банки преисполнились верой в то, что МВФ выручит страны в случае дефолта (что оказалось правдой), защищая собственные инвестиции. Более того, процентные ставки в середине 70-х годов часто были отрицательными, что ещё больше стимулировало заёмщиков. В сочетании с настойчивым требованием президента Всемирного банка Роберта Макнамары резко увеличить объём помощи это привело к долговому безумию. Американские банки, например, увеличили свой портфель кредитов странам третьего мира на 300% — 450 миллиардов долларов в период с 1978 по 1982 год.

Проблема заключалась в том, что эти кредиты в значительной степени были договорами с плавающей процентной ставкой, и через несколько лет эти ставки резко возросли, поскольку Федеральная резервная система США подняла глобальную стоимость капитала почти на 20%. Растущее долговое бремя в сочетании с шоком цен на нефть 1979 года и последовавшим глобальным обвалом цен на сырьевые товары, определяющие стоимость экспорта развивающихся стран, подготовили почву для долгового кризиса в странах третьего мира. Более того, лишь очень малая часть взятых правительствами в то время кредитов была фактически инвестирована в среднестатистического гражданина.

В книге «Долговые эскадры» журналисты-расследователи Сью Брэнфорд и Бернардо Кучински поясняют, что с 1976 по 1981 год правительства стран Латинской Америки (18 стран из 21 были диктатурами) суммарно взяли в долг 272.9 миллиарда долларов. Из них 91.6% было потрачено на обслуживание долга, утечку капитала и накопление резервов режима. Только 8.4% было использовано на внутренние инвестиции, однако и из этих денег большая часть была потрачена впустую.

Бразильский защитник гражданского общества Карлос Аюда ярко описал последствия оттока средств через нефтедоллары для его страны:

Военная диктатура использовала кредиты для инвестиций в огромные инфраструктурные проекты, особенно энергетические... например, причина создания огромной гидроэлектрической плотины и завода посреди Амазонки заключалась в производстве алюминия для экспорта на Север... правительство взяло огромные кредиты и вложило миллиарды долларов в строительство плотины Тукуруи в конце 70-х годов, уничтожив местные леса и выселив огромное количество коренных жителей и бедных сельчан, живших там поколениями. Правительство должно было уничтожить леса, но сроки были настолько короткими, что они использовали «Агент Оранж» для дефолиации региона, а затем погрузили голые стволы деревьев под воду... Энергия гидроэлектростанции тогда продавалась по 13-20 долларов за мегаватт, в то время как реальная стоимость производства составляла 48 долларов. Таким образом, налогоплательщики предоставляли субсидии, финансируя дешёвую энергию для транснациональных корпораций, чтобы продавать наш алюминий на международном рынке.

Другими словами, бразильский народ платил иностранным кредиторам за услуги по уничтожению окружающей среды, вытеснению жителей и продаже собственных ресурсов.

Сегодня отток капитала из стран с низким и средним уровнем дохода просто ошеломляет. В 2015 году он составил 10.1 миллиарда тонн сырья и 182 миллиона человеко-лет труда.

Заигрывания с диктаторами

Очевидно, что оформление кредита в Банке или Фонде требует участия обеих сторон. Проблема в том, что заёмщиком обычно выступает неизбираемый или неподотчётный лидер, который принимает решение, не консультируясь со своими гражданами и не следуя народному мандату.

Программы МВФ политически непопулярны по той вполне конкретной причине, что они наносят ущерб местному бизнесу и снижают реальные доходы избирателей. Правительство, которое попытается выполнить условия, изложенные в письме о намерениях МВФ, скорее всего, будет вынуждено покинуть свой пост — пишет Пайер.

Поэтому МВФ предпочитает работать с недемократическими клиентами, которые могут с лёгкостью уволить проблемных судей и подавить уличные протесты. По словам Пайер, военные перевороты в Бразилии в 1964 году, в Турции в 1960 году, в Индонезии и Аргентине в 1966 году и на Филиппинах в 1972 году были примерами насильственной замены лидеров, не желающих сотрудничать с МВФ на дружественных условиях. Даже если Фонд не принимал непосредственного участия в перевороте, в каждом из этих случаев он с энтузиазмом прибывал через несколько дней, недель или месяцев, чтобы помочь новому режиму провести структурную перестройку.

Банк и Фонд разделяют готовность поддерживать жестокие правительства. Это, возможно, покажется вам удивительным, но именно Банк положил начало этой традиции. По словам исследователя в области развития Кевина Данахера, «печальная история поддержки Банком военных режимов и правительств, открыто нарушавших права человека, началась 7 августа 1947 года с предоставления Нидерландам кредита на реконструкцию в размере 195 миллионов долларов. За семнадцать дней до того, как Банк одобрил этот кредит, Нидерланды развязали войну против антиколониальных националистов в своей заморской империи в Ост-Индии, уже провозгласившей свою независимость».

Данахер пишет:

Голландцы послали 145 000 солдат (из страны, насчитывавшей в то время всего 10 миллионов жителей и испытывавшей экономические трудности) и устроили тотальную экономическую блокаду удерживаемых националистами районов, что привело к голоду и проблемам со здоровьем среди 70 миллионов жителей Индонезии.

В первые несколько десятилетий своей деятельности Банк финансировал множество подобных колониальных планов, включая 28 миллионов долларов для апартеидной Родезии в 1952 году, а также кредиты Австралии, Великобритании и Бельгии для «развития» колониальных владений в Папуа-Новой Гвинее, Кении и Бельгийском Конго.

В 1966 году Банк бросил прямой вызов Организации Объединенных Наций, «продолжая ссужать деньги Южной Африке и Португалии, несмотря на резолюции Генеральной Ассамблеи, призывающие все связанные с ООН агентства прекратить финансовую поддержку обеих стран», пишет Данахер.

Колониальное господство Португалии в Анголе и Мозамбике и апартеид в Южной Африке были вопиющими нарушениями устава ООН. Но Банк утверждал, что десятый раздел четвёртой статьи его собственного устава, запрещающий вмешиваться в политические дела любого члена, юридически обязывал его игнорировать резолюции ООН. В результате Банк одобрил кредиты в размере 10 миллионов долларов Португалии и 20 миллионов Южной Африке после принятия резолюции ООН — добавляет он.

Иногда предпочтение, отдаваемое Банком тирании, было очевидным: он прекратил кредитование демократически избранного правительства Альенде в Чили в начале 1970-х годов, но вскоре после этого начал предоставлять огромные суммы наличных Румынии под управлением Чаушеску, одному из худших полицейских государств в мире. Это также пример того, как Банк и Фонд, вопреки распространённому мнению, не следовал идеологии Холодной войны при предоставлении кредитов: на каждого правого клиента организаций — Аугусто Пиночета или Хорхе Рафаэля Виделу — приходился левый — Иосип Броз Тито или Джулиус Ньерере.

Данахер отмечает, что в 1979 году 15 самых репрессивных правительств мира получили треть всех кредитов Банка. И это даже после того, как Конгресс США и администрация Картера прекратили помощь четырём из них — Аргентине, Чили, Уругваю и Эфиопии — за «вопиющие нарушения прав человека». Всего несколько лет спустя в Сальвадоре МВФ предоставил кредит в размере 43 миллионов долларов военной диктатуре — всего через несколько месяцев после того, как её войска совершили крупнейшее массовое убийство в Латинской Америке времён Холодной войны, стерев население деревни Эль-Мозоте с лица земли.

В 1994 году было написано несколько книг о Банке и Фонде, приуроченных к 50-летней ретроспективе Бреттон-Вудских институтов. «Увековечивание бедности» Яна Васкеса и Дуга Бэндоу особенно ценно тем, что представляет читателю либертарианский анализ происходящего. Большинство критических исследований Банка и Фонда принадлежат левым, но Васкес и Бэндоу из Института Катона подчёркивают многие из тех же проблем:

Фонд финансирует любое правительство, каким бы продажным и жестоким оно ни было... В конце 1989 года Китай был должен Фонду 600 миллионов долларов; в январе 1990 года, всего через несколько месяцев после того, как кровь на пекинской площади Тяньаньмэнь высохла, МВФ провёл в городе семинар по монетарной политике.

Васкес и Бэндоу упоминают и других клиентов с диктаторскими наклонностями — от военной Бирмы, Чили Пиночета, Лаоса, Никарагуа при Анастасио Сомосе Дебайле и сандинистах до Сирии и Вьетнама:

МВФ редко встречал диктатуру, которая была бы ему не по душе.

Васкес и Бэндоу подробно описывают отношения Банка с марксистско-ленинским режимом Менгисту Хайле Мариама в Эфиопии, где он обеспечивал до 16% годового бюджета правительства, в то время как то имело один из худших показателей в контексте прав человека в мире. Кредит Банка поступил как раз в тот момент, когда войска Менгисту «загоняли людей в концентрационные лагеря и колхозы». Авторы также указывают на то, как Банк предоставил суданскому режиму 16 миллионов долларов, пока тот изгонял 750 000 беженцев из Хартума в пустыню, и как он ссудил сотни миллионов долларов Ирану — жестокой теократической диктатуре — и Мозамбику, чьи силовики печально известны пытками, изнасилованиями и внесудебными казнями.

В своей книге 2011 года «Победа над диктаторами» знаменитый ганский экономист по вопросам развития Джордж Айиттей подробно описал длинный список автократов, получающих помощь Банка и Фонда: Поль Бийя, Идрисс Деби, Лансана Конте, Поль Кагаме, Йовери Мусевени, Хун Сен, Ислам Каримов, Нурсултан Назарбаев и Эмомали Рахмон. Он отметил, что только этим девяти тиранам Фонд выделил 75 миллиардов долларов.

В 2014 году Международный консорциум журналистов-расследователей опубликовал доклад, в котором утверждалось, что правительство Эфиопии использовало часть кредита Банка в размере 2 миллиардов долларов для насильственного переселения 37,883 семей коренного народа Ануак. Солдаты «избивали, насиловали и убивали» ануаков, отказывавшихся покидать свои дома. Эти зверства были настолько ужасны, что Южный Судан предоставил статус беженцев ануакам, стекающимся из соседней Эфиопии. В отчёте Human Rights Watch говорится, что украденные земли затем «сдавались правительством в аренду инвесторам», а деньги Банка «использовались для выплаты зарплат правительственным чиновникам, помогавшим осуществлять выселения». Банк одобрил новое финансирование этой программы «переселения» даже после того, как стали слышны обвинения в массовых нарушениях прав человека.

Было бы ошибкой не упомянуть Мобуту Сесе Секо в этом эссе. Получатель миллиардов долларов кредитов Банка и Фонда в течение своего кровавого 32-летнего правления, Мобуту прикарманил 30% поступающей помощи, обрекая свой народ на голод. Он провёл 11 структурных перестроек МВФ. В 1984 году во время одной из них было уволено 46 000 учителей государственных школ, а национальная валюта была девальвирована на 80%. Мобуту назвал эту жесткую экономию «горькой пилюлей, которую, за неимением другого выхода, мы вынуждены проглотить», но не продал ни одного из 51 мерседесов, 11 замков в Бельгии или Франции, ни даже свой «Боинг-747» или испанский замок XVI века.

С каждым годом его правления доход на душу населения снижался в среднем на 2.2%, в результате чего более 80% населения оказалось за чертой бедности. Дети регулярно умирали в возрасте до пяти лет, и широкое распространение получил синдром раздутого живота. По некоторым оценкам, Мобуту лично украл 5 миллиардов долларов и стоял во главе утечки капитала на сумму 12 миллиардов долларов, чего в совокупности было бы более чем достаточно, чтобы списать долг страны в 14 миллиардов долларов на момент его отстранения от власти. Он грабил и терроризировал свой народ, и не смог бы этого делать без участия Банка и Фонда, продолжавших финансировать его, хотя было более чем очевидно, что он никогда не вернёт свои долги.

При всём этом самым ярким примером, демонстрирующим любовь Банка и Фонда к диктаторам, является Фердинанд Маркос. В 1966 году, когда Маркос пришёл к власти, Филиппины занимали вторую строчку в рейтинге процветания среди стран Азии, а внешний долг страны составлял около 500 миллионов долларов. К моменту смещения Маркоса в 1986 году долг достиг 28.1 миллиарда долларов.

Как пишет Грэм Хэнкок, большая часть этих кредитов «была взята для оплаты экстравагантных схем развития, которые, хотя и не имели отношения к бедным, потворствовали огромному эго главы государства... Кропотливое двухлетнее расследование показало, что Маркос лично экспроприировал и выслал из Филиппин более 10 миллиардов долларов». Большая часть этих денег, которые должны были поступить в распоряжение филиппинского государства и народа, навсегда затерялась на счетах в швейцарских банках:

100 миллионов долларов было потрачено на приобретение коллекции произведений искусства для Имельды Маркос... ЕЁ вкусы были эклектичны и включали шесть картин Старых мастеров, приобретённых у галереи Knodeler в Нью-Йорке за 5 миллионов долларов, полотно Фрэнсиса Бэкона, предоставленное галереей Marlborough Fine Art в Лондоне, и картину Микеланджело «Мадонна с младенцем», купленную у Марио Беллини во Флоренции за 3.5 миллиона долларов.
 
В последнее десятилетие режима Маркоса, в то время как ценные произведения искусства висели на стенах пентхаусов на Манхэттене и в Париже, нормы питания на Филиппинах были ниже, чем в любой другой стране Азии, за исключением разрушенной войной Камбоджи.

Согласно расследованию Хэнкока, чтобы сдержать народные волнения Маркос запретил забастовки, а организация профсоюзов была объявлена вне закона во всех ключевых отраслях промышленности и в сельском хозяйстве. Тысячи филиппинцев были заключены в тюрьму за выступления против диктатуры, многие были подвергнуты пыткам и убиты. Тем временем страна постоянно входила в число основных получателей помощи Соединённых Штатов и Всемирного банка.

После смещения Маркоса филиппинскому народу всё ещё приходилось ежегодно выплачивать сумму в размере от 40% до 50% от всей стоимости своего экспорта только для того, чтобы покрыть проценты по внешним долгам, накопленные диктатором.

Можно было бы предположить, что после свержения Маркоса филиппинскому народу не придётся выплачивать долги, которые тот взял от имени граждан, не посоветовавшись с ними. В теории эта концепция называется «одиозный долг» и была придумана США в 1898 году, когда они отказались от долга Кубы после того, как испанские войска были изгнаны с острова. Но на практике всё оказалось не так.

Американские лидеры решили, что долги, «возникшие после порабощения народа или его колонизации», не являются законными. Но Банк и Фонд ни разу за 75 лет не следовали этому убеждению. По иронии судьбы, на сайте МВФ есть статья о том, что Сомоса, Маркос, апартеид Южной Африки, «Бэби Док» Гаити и Сани Абача Нигерии незаконно занимали миллиарды, но предложение списания долгов в пользу жертв диктаторов так и осталось невыполненным.

С технической и моральной точки зрения, значительная часть долгов стран третьего мира должна считаться «одиозной»: в конце концов, в большинстве случаев граждане, выплачивающие кредиты, не избирали своих лидеров и не просили кредитов, которые те взяли под залог их будущего.

Поэтому неудивительно, что в июле 1987 года революционный лидер Томас Санкара выступил с речью перед Организацией африканского единства (ОАЕ) в Эфиопии, отказываясь платить колониальный долг Буркина-Фасо и призвал другие африканские страны присоединиться к его инициативе.

Мы не можем платить, потому что мы не несём ответственности за этот долг — сказал он.

Санкара знаменит тем, что бойкотировал МВФ и отказался от структурной перестройки. Через три месяца после выступления в ОАЕ он был убит Блезом Компаоре, который установил свой собственный 27-летний военный режим, получивший четыре кредита на структурную перестройку от МВФ и десятки займов от Всемирного банка на различные инфраструктурные и сельскохозяйственные проекты. После смерти Санкары лишь немногие главы государств были готовы выступить с идеей отказа от своих долгов.

Ярким исключением стал Ирак: после вторжения США и свержения Саддама Хусейна в 2003 году американским властям удалось добиться того, чтобы часть долга, взятого Хусейном, была признана «одиозной» и прощена. Но это был уникальный случай. Миллиарды людей, пострадавших от колониалистов или диктаторов и с тех пор вынужденных выплачивать долги, не получили такого «особого отношения».

Создание сельскохозяйственной зависимости

Политика Банка и Фонда распространилась на страны Латинской Америки, Африки, Ближнего Востока, Южной и Восточной Азии, которые когда-то сами выращивали продукты питания. Теперь они импортируют их из богатых стран. В ретроспективе выращивание собственного продовольствия очень важно, потому что в финансовой системе после 1944 года цены на товары устанавливаются не в местных фиатных валютах, а в долларах.

Так, цена на пшеницу колебалась между $200 и $300 в период с 1996 по 2006 год. С тех пор она резко выросла, достигнув в 2021 году пика в почти 1,100 долларов. Если ваша страна выращивает собственную пшеницу, она сможет пережить подобную бурю. Если же страна вынуждена импортировать пшеницу, её население рискует умереть от голода. Это одна из причин, по которой такие страны, как Пакистан, Шри-Ланка, Египет, Гана и Бангладеш в настоящее время обращаются к МВФ за экстренными кредитами.

Исторически сложилось, что если Банк и выдавал кредиты, то в основном на «современное» крупномасштабное монокультурное сельское хозяйство и на добычу ресурсов; не на развитие местной промышленности, производства или потребительского сельского хозяйства. Заёмщиков поощряли сосредоточиться на экспорте сырья (нефти, кофе, пальмового масла, чая, каучука, хлопка и т.д.), а затем подталкивали к импорту готовой продукции, продуктов питания и ингредиентов для современного сельского хозяйства (удобрений, пестицидов, тракторов и ирригационного оборудования). В результате такие страны, как Марокко, вместо того чтобы процветать на волне производства кускуса и оливкового масла были вынуждены импортировать пшеницу и соевое масло. Доходы же, как правило, использовались не на благо фермеров, а на обслуживание внешнего долга, покупку оружия, импорт предметов роскоши, пополнение счетов в швейцарских банках и подавление инакомыслия.

Взглянем на некоторые из беднейших стран мира. По состоянию на 2020 год, после 50 лет политики Банка и Фонда, уран составил 75% экспорта Нигера; золото — 72% экспорта Мали; медь — 70% экспорта Замбии; кофе — 69% экспорта Бурунди; табак — 55% экспорта Малави; хлопок — 50% экспорта Того; и это далеко не полный список. Временами, в прошлые десятилетия, этот экспорт обеспечивал практически всю валютную выручку стран третьего мира. Это неестественное положение вещей. Эти товары добываются или производятся не для местного потребления, а для французских атомных станций, китайской электроники, немецких супермаркетов, британских производителей сигарет и американских компаний по пошиву одежды. Другими словами, энергия рабочей силы этих стран направлена на подпитку других цивилизаций вместо того чтобы питать и развивать свою собственную.

Вот что пишет о типичном сельскохозяйственном воздействии политики Банка в Коста-Рике исследовательница Алисия Корен:

Структурная перестройка страны требовала зарабатывать больше твёрдой валюты для выплаты внешнего долга, заставляя фермеров, которые традиционно выращивали бобы, рис и кукурузу для внутреннего потребления, выращивать нетрадиционные сельскохозяйственные экспортные культуры, такие как декоративные растения, цветы, дыни, клубнику и красный перец... отрасли, которые экспортировали свою продукцию, получали право на тарифные и налоговые льготы, недоступные производителям продуктов для местного потребления.
 
Между тем, соглашения о структурной перестройке отменяли поддержку местного производства, в то время как Север оказывал давление на южные страны. Требуя отмены субсидий и «барьеров для торговли», правительства северных стран вливали миллиарды долларов в свой собственный сельскохозяйственный сектор, отбирая у производителей основных зерновых на Юге возможность конкурировать с высоко субсидируемой сельскохозяйственной промышленностью Севера.

Корен экстраполировала свой анализ Коста-Рики, чтобы прийти к более широкому выводу:

Соглашения о структурной перестройке переносят субсидии государственных расходов с основных продуктов питания, потребляемых в основном бедными и средними классами, на роскошные экспортные культуры, производимые для богатых иностранцев.

Страны третьего мира рассматривались ей не как государства, а как компании, которым необходимо увеличить доходы и сократить расходы. Особенно показательно в этом контексте свидетельство бывшего ямайского чиновника:

Мы сказали команде Всемирного банка, что фермеры с трудом могут позволить себе кредит, и что более высокие ставки выведут их из бизнеса. Банк ответил, что «рынок говорит вам, что сельское хозяйство не подходит для Ямайки», и что поэтому мы должны полностью отказаться от сельского хозяйства.
 
Всемирный банк и МВФ не беспокоятся о том, что фермеры и местные компании выйдут из бизнеса, о вызванном этим голоде, низких зарплатах и социальных потрясениях. Они просто полагают, что наша работа заключается в том, чтобы поддерживать национальную безопасность на достаточном уровне, чтобы подавить любое восстание.

Правительства развивающихся стран оказались в тупике, столкнувшись с непосильными долгами. Единственным фактором, который они действительно контролируют с точки зрения увеличения доходов, является дефляция заработной платы. Если они на это пойдут, то должны будут обеспечить базовые продовольственные субсидии или быть свергнутыми. И поэтому долг растёт.

Даже когда развивающиеся страны пытаются производить собственные продукты питания, их вытесняет централизованно планируемый мировой торговый рынок. Например, можно подумать, что дешёвая рабочая сила в таком месте, как Западная Африка, сделает её лучшим экспортёром арахиса, чем Соединённые Штаты. Но поскольку северные страны ежедневно выплачивают субсидии в размере примерно 1 миллиарда долларов своим сельскохозяйственным предприятиям, южным странам зачастую трудно составить им конкуренцию. Более того, от 50 до 60 стран нередко получают указания сосредоточиться на одних и тех же культурах, вытесняя друг друга на мировом рынке. Каучук, пальмовое масло, кофе, чай и хлопок являются фаворитами банка, поскольку бедняки не могут их себе позволить.

В результате «зеленой революции» на планете и правда стало больше продовольствия, особенно в Китае и Восточной Азии. Но, несмотря на достижения в области сельскохозяйственных технологий, большая часть этих новых урожаев идёт на экспорт, а огромные территории и миллиарды людей при этом хронически недоедают и не способны обеспечить себя базовыми товарами. Например, по сей день африканские страны импортируют около 85% своего продовольствия. Они платят более 40 миллиардов долларов в год. По некоторым оценкам, к 2025 году эта цифра достигнет 110 миллиардов долларов в год — и всё это за покупку в того, что они могли бы выращивать сами. Политика Банка и Фонда помогла сделать континент с невероятным сельскохозяйственным потенциалом неспособным накормить своих людей без «помощи» внешнего мира.

Размышляя о результатах этой политики, Хэнкок оспаривает широко распространенное мнение о том, что люди Третьего мира «принципиально беспомощны».

Жертвы безымянных кризисов, бедствий и катастроф страдают от ощущения, что они беспомощны, пока мы, богатые и могущественные, не вмешаемся и не спасём их от самих себя.

Но факты указывают на то, что наша «помощь» только усилила их зависимость от нас, и Хэнкок справедливо разоблачает убеждение в том, что «только мы можем их спасти», называя его «покровительственным и глубоко ошибочным».

Далёкий от роли доброго самаритянина, Фонд даже не следует традиции, установленной более 4,000 лет назад Хаммурапи в древнем Вавилоне, о прощении процентов в случае стихийных бедствий. В 1985 году в Мехико произошло разрушительное землетрясение, унёсшее жизни более 5,000 человек и причинившее ущерб в размере 5 миллиардов долларов. Сотрудники фонда, претендующие на роль спасителей, помогающих покончить с бедностью и спасти страны во времена кризиса, прибыли через несколько дней, требуя возврата долга.

Хлопком не наешься

Личный опыт тоголезской защитницы демократии Фариды Набуремы трагически совпадает с изложенной выше общей картиной деятельности Банка и Фонда.

По её словам, после нефтяного бума 70-х годов кредиты вливались в такие развивающиеся страны, как Того, чьи неподотчётные правители не задумывались о том, как они будут возвращать долг. Значительная часть денег пошла на колоссальные инфраструктурные проекты, которые не принесли пользы большинству населения. Многое было присвоено и потрачено на фамильные поместья. Большинство этих стран, по её словам, управлялись однопартийными государствами или династиями. Когда процентные ставки начали расти, эти правительства уже не могли платить по счетам: МВФ начал «брать верх», вводя меры жесткой экономии.

В интервью для этой статьи Набурема говорит:

Это были новые, очень хрупкие государства. Им нужно было инвестировать значительные средства в социальную инфраструктуру, как в случае с европейскими государствами после Второй мировой войны. Но вместо этого мы в одночасье перешли от бесплатного здравоохранения и образования к ситуации, когда среднестатистический житель потерял доступ даже к базовой медицине.

Независимо от того, какого мнения вы можете быть о медицине и школьном образовании, субсидируемых государством, их внезапная отмена оказала разрушительное воздействие на бедные страны. Чиновники Банка и Фонда, которым время от времени приходится проживать в странах третьего мира, конечно же, имеют доступ к собственным частным медицинским решениям и частным школам для своих детей.

По словам Набуремы, из-за вынужденного сокращения государственных расходов государственные больницы в Того по сей день находятся в полном упадке. В отличие от государственных больниц, финансируемых за счёт налогоплательщиков в столицах бывших колониальных держав Лондоне и Париже, в Ломе — столице Того — дела обстоят настолько плохо, что даже питьевую воду невозможно купить без рецепта врача.

Кроме того, имела место безрассудная приватизация государственных компаний. Набурема рассказала, что её отец работал в тоголезском металлургическом агентстве. Во время приватизации компания была продана иностранным инвесторам менее чем за половину потраченной на её постройку суммы.

По сути, это была гаражная распродажа.

Набурема говорит, что система свободного рынка и либеральные реформы хорошо работают, когда все участники находятся в равных условиях. Но это не так в Того, вынужденном играть по другим правилам. Сколько бы он ни открывался, он не может противостоять жёсткой политике США и Европы, агрессивно субсидирующих собственную промышленность и сельское хозяйство. Набурема вспоминает, как субсидируемый приток дешёвой подержанной одежды из Америки, например, разрушил местную текстильную промышленность Того.

Одежда с Запада вывела предпринимателей из бизнеса и наводнила наши пляжи мусором.

Самым ужасным, по её словам, было то, что жизнь фермеров, составлявших 60% населения Того в 1980-х годах, была перевёрнута с ног на голову. Диктатуре нужна была твердая валюта для выплаты долгов, а получить её можно было только за счёт продажи экспортной продукции, поэтому в стране началась массовая кампания по продаже товарных культур. С помощью Всемирного банка режим инвестировал столько средств в хлопок, что теперь его производство доминирует, составляя 50% экспорта страны и нанося вред национальной продовольственной безопасности.

В годы становления таких стран, как Того, Банк был крупнейшим кредитором сельского хозяйства. Его стратегией борьбы с бедностью была модернизация сельского хозяйства — «массовый трансфер капитала в виде удобрений, пестицидов, землеройной техники и дорогих иностранных консультантов».

Именно отец Набуремы рассказал ей, как импортные удобрения и тракторы перенаправлялись от фермеров, выращивающих продукты питания, к фермерам, выращивающим товарные культуры, такие как хлопок, кофе, какао и кешью. Если кто-то выращивал кукурузу, сорго или просо — основные продукты питания населения — он лишался доступа к капиталу.

Но хлопком не наешься, — напоминает Набурема.

Со временем политическая элита в таких странах, как Того и Бенин (диктатор которого был хлопковым магнатом), стала покупателем всех товарных культур со всех ферм. По словам Набуремы, у них была монополия на закупки, и они покупали урожай по таким низким ценам, что крестьяне почти ничего не зарабатывали. Вся эта система — в Того она называется «сотоко» — была основана на финансировании Всемирного банка.

По словам Набуремы, когда крестьяне протестовали, их избивали или сжигали их фермы дотла. Они могли бы просто выращивать обычную еду и кормить свои семьи, как и на протяжении многих поколений. Но теперь они не могли позволить себе даже землю — политическая элита приобретала её с бешеной скоростью, часто незаконными способами, только для того, чтобы взвинтить цены.

На плечи женщин вроде Набуремы ложится основная часть бремени структурной перестройки.

Женоненавистничество этой политики совершенно очевидно в Африке, где женщины являются основными фермерами и добытчицами топлива, древесины и воды, — пишет Данахер.
 
Всемирный банк предпочитает обвинять их в том, что они рожают слишком много детей, вместо того, чтобы пересмотреть собственную политику.

Как пишет Пайер, многие бедные в мире бедны не потому, что они остались позади или были проигнорированы прогрессом своей страны, а потому, что они — жертвы модернизации:

Богатые элиты и местный или иностранный агробизнес вытеснили большинство из них с хороших сельскохозяйственных угодий или вообще лишили земли. Их обездоленность не «исключила» их из процесса развития; процесс развития стал причиной их обездоленности.
 
Тем не менее, Банк по-прежнему полон решимости преобразовать сельскохозяйственную практику мелких фермеров. Политические заявления Банка ясно дают понять, что реальной целью является интеграция крестьянских земель в коммерческий сектор через производство «излишков» товарных культур.

В своей книге Пайер рассказывает, что в 70-х и 80-х годах многие мелкие заговорщики по-прежнему выращивали основную часть своих продуктов питания и не были в полной мере зависимы от рынка, в отличие от «современных» людей. Однако они стали объектом политики Банка, который превратил их в производителей излишков и часто навязывал эту трансформацию авторитарными методами.

В своих показаниях перед Конгрессом США в 1990-х годах Джордж Айиттей отметил, что «если бы Африка могла прокормить себя сама, она могла бы сэкономить почти 15 миллиардов долларов, которые сейчас тратит на импорт продовольствия. Эта цифра по размеру сравнима с теми 17 миллиардами долларов, которые Африка в совокупности получила в 1997 году в виде иностранной помощи».

Другими словами, если бы Африка сама выращивала продукты питания, ей бы не нужна была иностранная помощь. Но в таком случае бедные страны перестали бы тратить миллиарды долларов в год на покупку продовольствия у богатых стран, что, в свою очередь, привело бы к сокращению экономики последних. Поэтому Запад решительно сопротивляется любым изменениям.

Группа развития

Всемирный банк платит высокие зарплаты, не облагаемые налогом, предоставляя очень щедрые льготы. Сотрудникам МВФ платят ещё больше, и они, как правило, не летают экономом — только первым или бизнес-классом (в зависимости от расстояния). Они останавливаются в пятизвездочных отелях, и могут бесплатно повышать класс обслуживания на сверхзвуковом лайнере Concorde. Их зарплаты, в отличие от зарплат тех, кто живёт в условиях структурной перестройки, ничем не ограничены и всегда опережают инфляцию.

До середины 90-х годов уборщикам штаб-квартиры Всемирного банка в Вашингтоне — в основном иммигрантам, бежавшим из стран, «перестроенных» Банком и Фондом, — даже не разрешалось объединяться в профсоюзы. В это же время не облагаемая налогом зарплата Кристин Лагард на посту главы МВФ составляла 467 940 долларов в год, плюс дополнительное пособие в размере 83 760 долларов. Разумеется, находясь на посту с 2011 по 2019 год она курировала различные структурные перестройки в бедных странах, в результате чего налогообложение наиболее уязвимых слоёв населения почти всегда ужесточалось.

Грэм Хэнкок отмечает, что выходные пособия во Всемирном банке в 80-х годах «в среднем составляли четверть миллиона долларов на человека». Когда 700 руководителей потеряли работу в 1987 году, денег, потраченных на их «золотые парашюты» — 175 миллионов долларов — было бы достаточно, «чтобы обеспечить школьное образование 63 000 детей из бедных семей в Латинской Америке или Африке».

По данным бывшего главы Всемирного банка Джеймса Вулфенсона, с 1995 по 2005 год в развивающихся странах было реализовано более 63 000 проектов Банка; одни только расходы на «технико-экономические обоснования», проезд и проживание экспертов из промышленно развитых стран поглотили до 25% общего объема помощи.

Через 50 лет после создания Банка и Фонда «90% из $12 миллиардов технической помощи в год всё ещё тратилось на иностранных экспертов». В том же 1994 году Джордж Айиттей отметил, что 80 000 консультантов Банка работали исключительно в Африке, но «менее 0.01%» из них были африканцами.

Хэнкок пишет:

Банк, который вкладывает больше денег в большее количество схем в большем количестве развивающихся стран, чем любой другой институт, утверждает, что он «стремится удовлетворить потребности беднейших слоев населения»; но ни на одном этапе того, что он называет «проектным циклом», он не находит времени спросить самих бедняков, как они расценивают свои потребности... бедные полностью исключены из процесса принятия решений; складывается впечатление, что они — пустое место.

Политика Банка и Фонда формируется в роскошных отелях на встречах людей, которым никогда в жизни не придётся прожить и дня в некомфортных условиях. Как утверждает Джозеф Стиглиц, «современные высокотехнологичные военные действия направлены на минимизацию физического контакта: сброс бомб с высоты 10,000 метров гарантирует, что человек „не почувствует“ последствий своего поступка. Современное управление экономикой аналогично: из своего роскошного отеля можно бездушно навязывать политику, о которой, вы подумали бы дважды, знай вы людей, чьи жизни разрушаете».

Поразительно, но руководители Банка и Фонда иногда оказываются именно теми, кто и сбрасывает бомбы. Например, Роберт Макнамара, — самый, вероятно, яркий преобразователь в истории Банка, известный значительным расширением кредитования и погружением бедных стран в неизбежные долги — сначала был генеральным директором корпорации Ford, а затем занял пост министра обороны США, находясь на котором отправил 500 000 американских солдат воевать во Вьетнам. После ухода из Банка он сразу же вошёл в совет директоров Royal Dutch Shell. А совсем недавно главой Всемирного банка был Пол Вулфовиц, один из ключевых архитекторов войны в Ираке.

Группа развития принимает решения вдали от простых жителей, которые в итоге ощущают на себе их воздействие, и скрывает подробности за кипами бумажек, отчётов и эвфемистического жаргона. Подобно одному старому британскому ведомству, эта группа скрывает себя подобно «каракатице в облаке чернил».

Так, в одном из исследований этой группы структурная перестройка в Аргентине 1959 и 1960 годов описывается следующим образом:

Хотя первоначально эти меры вызвали снижение уровня жизни огромной части аргентинского населения, они за относительно короткое время привели к благоприятному торговому и платёжному балансам, увеличению валютных резервов, резкому снижению темпов роста стоимости жизни, стабилизации обменного курса и увеличению внутренних и иностранных инвестиций.

Проще говоря: да, конечно, произошло колоссальное обнищание всего населения, но зато мы достигли лучших балансов, увеличили объём сбережений для режима и количество сделок с транснациональными корпорациями.

Но апофеозом отношений Банка и Фонда с развивающимся миром является их ежегодная встреча в Вашингтоне — грандиозный фестиваль бедности в самой богатой стране на Земле.

На фоне гор утончённо приготовленной еды решаются важнейшие вопросы; при этом ошеломляющая демонстрация господства и показуха плавно смешиваются с пустой и бессмысленной риторикой о бедственном положении бедных, — пишет Хэнкок, — 10,000 мужчин и женщин, участвующих в конференции никак не похожи на приближающихся к достижению своих благородных целей; в свободное от зевания или сна на пленарных заседаниях время они наслаждаются серией коктейльных вечеринок, обедов, послеобеденных чаёв, ужинов и поздних перекусов, достаточно пышных, чтобы удовлетворить самого изысканного гурмана. Общая стоимость 700 социальных мероприятий, организованных для делегатов в течение недели в 1989 году, оценивается в 10 миллионов долларов — сумму, которая, возможно, могла бы сослужить лучшую службу бедным слоям населения, будь она потрачена иначе.

Описанное выше имело место 33 года назад. Можно только представить себе, сколько стоят эти вечеринки в современных долларах.

В своей книге «Фиатный стандарт» Сейфедин Аммус именует группу развития индустрией страданий. Его описание стоит того, чтобы процитировать его полностью:

Когда планирование Всемирного банка неизбежно терпит крах, в дело вступает МВФ, который вытряхивает деньги из стран-банкротов, крадёт их ресурсы и берёт политические институты под контроль. Именно симбиотические отношения двух паразитических организаций обеспечивают занятость и предоставляют работникам индустрии страданий возможность путешествовать за счёт бедных стран, которым приходится расплачиваться за всё это, выплачивая кредиты.
 
Чем больше об этом узнаешь, тем больше понимаешь, насколько катастрофичным было предоставление этому классу могущественных, но неподотчётных бюрократов бесконечной линии фиатных кредитов и натравливание их на бедные страны мира. Эта схема позволяет неизбираемым иностранцам контролировать и централизованно планировать экономики целых стран. Коренное население выселяют с их земель, частные предприятия закрываются во имя защиты монопольных прав, налоги повышаются, а имущество конфискуется... сделки, не облагающиеся налогами, предоставляются международным корпорациям под эгидой Международных финансовых институтов, в то время как местные производители платят всё более высокие налоги и страдают от инфляции, чтобы удовлетворить фискальное недержание своих правительств.
 
В рамках сделок по облегчению долгового бремени, подписанных с индустрией страданий, правительствам было предложено продать часть самых ценных своих активов. К ним относились государственные предприятия, а также национальные ресурсы и огромные земельные участки. МВФ обычно продавал их на аукционе транснациональным корпорациям и договаривался с правительствами об освобождении их от местных налогов и послаблении законов. После десятилетий насыщения мира легкими кредитами, международные финансовые организации провели 80-е годы в роли репо-кредиторов. Они рылись в обломках стран третьего мира, разорённых их политикой, и продавали всё ценное транснациональным корпорациям, предоставляя последним защиту от закона в тех кучах металлолома, которые достались им в качестве игровых площадок. Это перераспределение было неизбежным следствием динамики, созданной, когда эти организации получили доступ к лёгким деньгам.
 
Гарантируя, что весь мир остаётся на долларовом стандарте США, МВФ обеспечивает США возможность продолжать проводить инфляционную денежную политику и экспортировать свою инфляцию по всему миру, — заключает Аммус, — Только осознав, что в основе глобальной валютной системы лежит воровство небывалых масштабов, можно осознать бедственное положение развивающихся стран.

Белые слоны

К середине 70-х годов западным политикам, и особенно президенту Банка Роберту Макнамаре, стало ясно, что единственный способ, которым бедные страны смогут выплатить свой долг, — это ещё больший долг.

МВФ всегда сопровождал своё кредитование структурной перестройкой, но в течение первых нескольких десятилетий Банк предоставлял кредиты на конкретные проекты или для конкретных секторов без каких-либо дополнительных условий. Ситуация изменилась во время пребывания Макнамары у власти, когда менее конкретные кредиты на структурную перестройку стали популярными, а затем даже доминирующими.

Причина была достаточно проста: у сотрудников Банка было гораздо больше денег для выдачи кредитов, и было легче выдавать большие суммы, если деньги не были привязаны к конкретным проектам. Как отмечает Пайер, через кредиты на структурную перестройку можно было выдавать «в два раза больше долларов, тратя то же количество человекочасов».

По словам Хэнкока, счастью заёмщиков не было предела:

Коррумпированные министры финансов и президенты-диктаторы из Азии, Африки и Латинской Америки спешили наилучшим образом приспособиться к новым перспективам. Им, вероятно, никогда не было так просто получить деньги: никаких сложных проектов, требующих администрирования, никаких обязательств ведения счетов. Продажные, жестокие и безобразные политики и коррупционеры смеялись буквально до упаду. Для них структурная перестройка стала сбывшейся мечтой. Лично им не нужно было ничем жертвовать. Всё, что от них требовалось — невероятно, но факт — это использовать бедных.

Помимо «общеполезных» кредитов на структурную перестройку, способом расходования больших сумм было финансирование масштабных индивидуальных проектов. Они стали известны как «белые слоны», и их туши до сих пор усеивают пустыни, горы и леса развивающегося мира. Эти колоссальные проекты были печально известны своими разрушениями как человеческих жизней, так и экологии.

Ярким примером могут послужить плотины Инга стоимостью в миллиард долларов, построенные в Заире в 1972 году, чьи архитекторы, финансируемые Банком, электрифицировали эксплуатационные сооружения богатой минералами провинции Катанга, не установив по пути к ним ни одного трансформатора, подчёркивая свое нежелание помочь огромному количеству сельских жителей, которые всё ещё пользовались масляными лампами. Внимания также заслуживает трубопровод Чад-Камерун, построенный в 90-х годах: этот проект стоимостью в 3.7 миллиарда долларов, финансируемый Банком, был построен исключительно для выкачивания ресурсов из недр земли с целью обогащения диктатуры Деби и его иностранных пособников без каких-либо выгод для народа. В период с 1979 по 1983 год финансируемые Банком гидроэнергетические проекты «привели к вынужденному переселению по меньшей мере 400 000 — 450 000 человек на четырёх континентах».

Хэнкок подробно описывает множество таких белых слонов в книге «Повелители бедности». Один из примеров — энергетический и угледобывающий комплекс Синграули в индийском штате Уттар-Прадеш, который получил финансирование Банка в размере почти миллиарда долларов.

Благодаря «развитию», 300 000 бедных сельских жителей подвергались постоянным принудительным переселениям по мере открытия новых шахт и электростанций... Земля была полностью уничтожена и напоминала сцены из нижних кругов Ада Данте. Огромное количество пыли, всевозможные виды загрязнений воздуха и воды создавали огромные проблемы для здоровья населения. Свирепствовал туберкулёз, запасы питьевой воды были истощены, а малярия, устойчивая к хлорохину, поразила всю область. На месте некогда процветающих деревень появились невыразительные лачуги и хибары на окраинах огромных инфраструктурных проектов... некоторые люди жили внутри открытых шахт. У более 70 000 ранее самодостаточных крестьян, лишённых всех возможных источников дохода, не было иного выбора, кроме как согласиться на унизительную периодическую работу в Синграули за зарплату около 70 центов в день, что было ниже уровня выживания даже в Индии.

Хэнкок также описывает гигантскую гидроэлектрическую плотину в Гватемале под названием Чиксой, построенную при поддержке Всемирного банка в горных районах майя:

Первоначально бюджет плотины составлял 340 миллионов долларов, но к моменту её открытия в 1985 году стоимость строительства возросла до 1 миллиарда... Деньги были одолжены правительству Гватемалы консорциумом во главе с Всемирным банком... Военное правительство генерала Ромеро Лукаса Арики, находившееся у власти во время основной фазы строительства и подписавшее контракт со Всемирным банком, было признано политологами самой коррумпированной администрацией в истории центральноамериканской страны в регионе, который кишел продажными и нечестными режимами... члены хунты прикарманили около 350 миллионов долларов из миллиарда, предоставленного на строительство Чиксой.

И, наконец, Хэнкок подробно описывает один из самых вредных проектов Банка, запущенный в Бразилии — «масштабную схему колонизации и переселения», известную как Полонороэсте. К 1985 году Банк выделил 434.3 миллиона долларов на эту инициативу, закончившуюся превращением «бедняков в беженцев на собственной земле».

Эта схема «убедила сотни тысяч нуждающихся мигрировать из центральных и южных провинций Бразилии и стать фермерами в бассейне Амазонки», чтобы выращивать товарные культуры. Хэнкок пишет:

Деньги Банка пошли на ускоренную прокладку шоссе BR-364, проходящего в сердце северо-западной провинции Рондония. Поселенцы пользовались этой трассой, чтобы добраться до своих ферм, расположенных на месте вырубленных и выжженных джунглей... Джунгли Рондонии, вырубленные на 4% в 1982 году, потеряли еще 7% лесного массива к 1985-му. Съёмки NASA показали, что площадь вырубленных лесов удваивалась примерно каждые два года.

В результате в 1988 году «тропические леса, занимающие большую площадь, чем Бельгия, были сожжены». Хэнкок также отмечает, что «более 200 000 поселенцев заразились особенно вирулентным штаммом малярии, эндемичным для северо-запада, к которому у них не было устойчивости».

Такие гротескные проекты были результатом массового роста кредитных учреждений, отрыва кредиторов от территорий, которым выдавались кредиты, и управления со стороны неподотчётных местных автократов, попутно прикарманивавших миллиарды, а также политики, направленной на предоставление как можно большего количества денег странам третьего мира, чтобы поддержать долговую пирамиду и сохранить поток ресурсов с юга на север. И самый мрачный пример из всех можно найти в Индонезии.

Эксплуатация Западного Папуа

Остров Новая Гвинея невообразимо богат ресурсами. Он может похвастаться третьим по величине тропическим лесом в мире после Амазонки и Конго, крупнейшим в мире золотым и медным рудником Грасберг, расположенным в тени 4800-метровой вершины Пункак-Джая, и Коралловым треугольником — тропическим морем, известным своим «беспрецедентным» разнообразием рифов.

Тем не менее, жители острова, особенно те, кто живет на западной его половине размером с Калифорнию, находящейся под контролем Индонезии, являются одними из самых бедных в мире. Ресурсный колониализм уже давно стал проклятием для жителей этой территории, известной как Западное Папуа. Независимо от грабителей — будь то голландцы или, в последние десятилетия, индонезийское правительство, империалисты находили щедрую поддержку со стороны Банка и Фонда.

В этой статье уже упоминалось, что один из первых кредитов Всемирного банка был предоставлен голландцам, которые использовали его для поддержания своей колониальной империи в Индонезии. В 1962 году Голландия потерпела окончательное поражение и уступила контроль над Западным Папуа правительству Сукарно в силу обретения Индонезией независимости. Однако папуасы (также известные как ирианцы) хотели обрести свободу.

В течение этого десятилетия — пока МВФ кредитовал индонезийское правительство более чем на 100 миллионов долларов — папуасы были вытеснены с руководящих постов. В 1969 году, во время события, которое заставило бы Океанию Джорджа Оруэлла ужаснуться, Джакарта провела «Акт свободного выбора», в ходе которого 1 025 человек были собраны и принуждены голосовать перед вооружёнными солдатами. Результаты голосования за присоединение к Индонезии были единогласными, и голосование было ратифицировано Генеральной Ассамблеей ООН. После этого местные жители не имели права голоса в отношении того, какие проекты «развития» будут осуществляться на их территории. Нефть, медь и древесина были собраны и вывезены с острова в последующие десятилетия без какого-либо участия папуасов, за исключением принудительного труда.

Шахты, шоссе и порты в Западном Папуа строились не для того, чтобы обеспечить благосостояние населения, а, скорее, для того, чтобы как можно эффективнее разграбить остров. Как Пайер могла наблюдать даже в 1974 году, МВФ помог превратить огромные природные ресурсы Индонезии в «ипотечные кредиты на неограниченное время для субсидирования деспотичной военной диктатуры и оплаты импорта, обеспечивавшего роскошный образ жизни генералов в Джакарте».

Статья 1959 года об обнаружении золота в этом районе является истоком становления того, что впоследствии будет названо рудником Грасберг, крупнейшим в мире производителем меди и золота. В 1972 году компания Freeport, базирующаяся в Фениксе, подписала соглашение с индонезийским диктатором Сухарто о добыче золота и меди в Западном Папуа без какого-либо согласия коренного населения. До 2017 года Freeport контролировала 90% акций проекта, при этом 10% находились в руках индонезийского правительства и 0% — у племён амунгме и каморо, фактически населявших эту территорию.

К тому времени, когда сокровища Грасберга будут полностью исчерпаны корпорацией Freeport, проект произведёт около шести миллиардов тонн отходов — объём породы, более чем в два раза превышающий извлечённый при строительстве Панамского канала.

Экосистемы ниже по течению от рудника были уничтожены, так как более миллиарда тонн отходов были сброшены «прямо в реку в джунглях в одном из последних нетронутых ландшафтов в мире». Спутниковые отчёты показывают разрушения, вызванные продолжающимся сбросом более 200 000 токсичных отходов в день в район, где располагается Национальный парк Лоренца, объект всемирного наследия.

Компания Freeport остаётся крупнейшим иностранным налогоплательщиком в Индонезии и крупнейшим работодателем в Западном Папуа; она планирует остаться здесь вплоть до 2040 года, когда ожидается, что рудник иссякнет.

Однако самой шокирующей программой, которую Банк финансировал в Западном Папуа, была «трансмиграция» — эвфемизм, придуманный для маскировки колониализма поселенцев. Власти, контролирующие Яву (где проживает большая часть населения Индонезии), более столетия мечтали переселить большую часть яванцев на более отдалённые острова архипелага. Не только для того, чтобы расселить людей, но и для идеологической «унификации» территории. В своей речи 1985 года министр трансмиграции заявил, что «путём трансмиграции мы попытаемся ... интегрировать все этнические группы в одну нацию, индонезийскую нацию... Различные этнические группы в конечном итоге исчезнут из-за интеграции ... будет существовать один вид людей».

Эти усилия по переселению яванцев начались в колониальные времена, но в 1970-х и 1980-х годах Всемирный банк начал агрессивно финансировать эту деятельность. Он выделил сотни миллионов долларов диктатуре Сухарто, чтобы позволить ей «переселить» миллионы людей в такие места, как Восточный Тимор и Западное Папуа, что стало «крупнейшим в мире мероприятием по переселению людей». К 1986 году Банк выделил не менее 600 миллионов долларов непосредственно на поддержку переселения, которое повлекло за собой «захватывающее дух сочетание нарушений прав человека и разрушения окружающей среды».

Любое сопротивление встречалось с жестокостью. Особенно при Сухарто, который содержал до 100 000 политических заключённых, но и сегодня, в 2022 году, Западное Папуа является полицейским государством, почти не имеющим себе равных. Иностранные журналисты практически запрещены; свободы слова не существует; военные абсолютно свободно терроризируют местных жителей. Такие НПО, как Tapol документируют сотни нарушений прав человека, начиная от массового ограничения на то, когда и по какой причине люди могут покидать свои дома, до правил касательно разрешённых причёсок.

В период с 1979 по 1984 год около 59 700 трансмигрантов были перевезены в Западное Папуа при «широкомасштабной» поддержке Всемирного банка. Более 20 000 папуасов бежали от насилия в соседнюю Папуа-Новую Гвинею. Беженцы сообщали международным СМИ, что «их деревни бомбили, поселения сжигали, женщин насиловали, скот убивали, множество людей без разбора расстреливали, а других заключали в тюрьмы и пытали».

Следующая программа трансмиграции «Переселение V» столкнулась с бюджетными проблемами и была прервана, но во время неё 161 600 семей были переселены, что обошлось в 14 146 месяцев работы сотрудников Банка. Банк явно финансировал культурный геноцид: сегодня этнические папуасы составляют не более 30% населения территории. Но социальная инженерия была не единственной целью получения денег от Банка. По некоторым оценкам, 17% средств, выделенных на проекты по переселению, были украдены правительственными чиновниками.

Пятнадцать лет спустя, 11 декабря 2001 года, Всемирный банк утвердил кредит в размере 200 миллионов долларов на «улучшение состояния дорог» в Западном Папуа и других частях Восточной Индонезии. Проект, известный как EIRTP, был направлен на «улучшение состояния национальных и других стратегических магистральных дорог с целью снижения транспортных расходов и обеспечения более надежного сообщения между провинциальными центрами, региональными зонами развития и производства, а также другими ключевыми транспортными объектами». Банк заявил, что «снижение транспортных расходов поможет снизить цены на сырье, повысить цены на продукцию и увеличить конкурентоспособность местных товаров из пострадавших районов». Другими словами, Банк помогал добывать ресурсы как можно более эффективно.

История Банка и Фонда в Индонезии настолько возмутительна, что кажется, будто она должна быть датирована несколькими веками ранее. Но это не так. В период с 2003 по 2008 год Банк профинансировал разработку пальмового масла в Индонезии на сумму около 200 миллионов долларов и нанял частные компании, которые, как утверждается, «сжигали первичные леса и захватывали принадлежащие коренным народам земли, не соблюдая надлежащих процедур».

Сегодня индонезийское правительство остаётся в долгу за кредит EIRTP. За последние пять лет Банк собрал 70 миллионов долларов с индонезийского правительства и налогоплательщиков в виде процентных платежей, и всё это — за свои усилия по ускорению добычи ресурсов на таких островах, как Западное Папуа.

Крупнейшая афера в мире

По сути, МВФ существует для того, чтобы не дать свободному рынку работать должным образом. Фонд «помогает» разоряющимся странам, заставляя их вместо банкротства влезать в ещё большие долги.

Фонд делает невозможное возможным: малые бедные страны обрастают таким количеством долгов, что им никогда не удастся их выплатить. Эти «спасения» разлагают стимулы глобальной финансовой системы. В условиях истинно свободного рынка рискованное кредитование имело бы серьёзные последствия — банк-кредитор мог бы потерять свои деньги.

Вклады США, Европы или Японии в Банк и Фонд напоминали покупку абонемента на извлечение богатств из развивающихся стран. Их частные банки и транснациональные корпорации защищены схемой спасения; кроме того, они зарабатывают хорошие, стабильные проценты (оплачиваемые бедными странами) на том, что воспринимается широкой общественностью как гуманитарная помощь.

Как пишет Дэвид Грэбер в книге «Долг», когда банки «ссужали деньги диктаторам в Боливии и Габоне в конце 70-х годов, прекрасно зная, что как только их действия станут общеизвестными, политики и бюрократы приложат усилия, чтобы деньги вернули вне зависимости от того, сколько жизней для этого придётся разрушить и уничтожить».

Кевин Данахер описывает напряжение, которое начало возникать в 1960-х годах:

Заёмщики стали ежегодно возвращать Банку больше денег, чем выдавалось новых кредитов. В 1963, 1964 и 1969 годах Индия перечислила Всемирному банку больше денег, чем ей выделил Банк.

Формально Индия выплачивала свои долги плюс проценты, но руководство Банка видело в этом проблему.

Чтобы решить её, президент Банка Роберт Макнамара увеличил кредитование феноменальными темпами, с 953 миллионов долларов в 1968 году до 12.4 миллиарда долларов в 1981 году. Количество кредитных программ МВФ также более чем удвоилось с 1976 по 1983 год, в основном для бедных стран. Заверения Банка и Фонда привели к тому, что крупнейшие банки мировых денежных центров, а также сотни региональных и местных банков в США и Европе — большинство из них практически не занимались иностранным кредитованием — приняли участие в нём.

Долговой пузырь Третьего мира окончательно лопнул в 1982 году, когда Мексика объявила о дефолте. Согласно официальной истории МВФ, «частные банкиры предвидели шокирующую возможность повсеместного отказа от долгов, как это произошло в 1930-х годах. В то время долг стран-должников промышленным странам в основном принимал форму ценных бумаг, выпущенных странами-должниками в США, и облигаций, проданных за границу; в 1980-х годах почти весь долг был в форме краткосрочных и среднесрочных кредитов коммерческих банков промышленных стран-членов. Монетарные власти индустриальных членов мгновенно осознали неотложность проблемы, возникшей перед мировой банковской системой».

Другими словами, опасность заключалась в том, что в балансах западных банков могли образоваться дыры, а не в том, что миллионы людей в бедных странах погибнут от программ жёсткой экономии. В своей книге «Судьба хуже долга» критик политики развития Сьюзен Джордж описывает, как девять крупнейших американских банков разместили более 100% своего акционерного капитала в «кредиты Мексике, Бразилии, Аргентине и Венесуэле». Однако кризис удалось предотвратить, так как МВФ помог кредитовать страны третьего мира, хотя те должны были обанкротиться.

Проще говоря, согласно техническому анализу Фонда, его программы «обеспечивают спасение частных кредиторов развивающихся рынков, тем самым позволяя международным кредиторам получать выгоду от иностранного кредитования, не неся при этом всех рисков: банки получают значительную прибыль, если заёмщики возвращают свои долги, и избегают потерь в случае финансового кризиса».

Граждане Латинской Америки также пострадали от структурной перестройки, но в период с 1982 по 1985 год. Джордж пишет, что «несмотря на чрезмерную вовлеченность в Латинскую Америку, дивиденды, объявленные девятью крупными банками, выросли более чем на треть за тот же период». Прибыль Chase Manhattan за это время выросла на 84%, прибыль Banker’s Trust — на 66%; при этом стоимость акций Chase выросла на 86%, а Citicorp — на 83%.

Очевидно, что термин «жёсткая экономия» не способен описать ни опыт элиты стран третьего мира, ни опыт международных банков — сторон, которые в первую очередь заключали договоры о займах.

«Щедрость» Запада позволила неподотчётным лидерам погрузить свои страны в большие долги, чем когда-либо прежде. Система, как пишет Пайер в книге «Одолженное и утерянное», представляла собой финансовую пирамиду: новые кредиты шли непосредственно на оплату старых. Чтобы избежать краха, система должна была расти.

По словам Пайер, один из директоров-распорядителей МВФ заявлял, что «поддерживая финансирование», кредиты на структурную перестройку «обеспечили возможность торговли, которая иначе была бы невозможна».

Зная, что Банк и Фонд не позволят обанкротиться даже самым коррумпированным и расточительным правительствам, частные банки адаптировали своё поведение соответствующим образом. Хорошим примером может служить Аргентина, которая с 1959 года получила 22 кредита МВФ и даже пыталась объявить дефолт в 2001 году. Можно было подумать, что кредиторы прекратят кредитование такого расточительного заёмщика. Но на деле всего четыре года назад Аргентина получила самый большой кредит в истории МВФ — ошеломляющую сумму в 57.1 миллиарда долларов.

Подводя итоги в своей книге «Долговая ловушка», Пайер пишет, что мораль её работы «проста и старомодна: нации, как и отдельные люди, не могут тратить больше, чем зарабатывают, не влезая в долги, а тяжёлое долговое бремя преграждает путь к самостоятельным действиям».

Но система делает сделку слишком аппетитной для кредиторов: прибыль монополизируется, а убытки социализируются.

Пайер поняла это ещё 50 лет назад, в 1974 году, и поэтому пришла к выводу, что «в долгосрочной перспективе более реально выйти из системы эксплуатации и страдать от дислокации перестройки, чем просить эксплуататоров о послаблениях».

Следуй моим словам, а не действиям

В условиях настоящего свободного рынка политика, которую Банк и Фонд навязывают бедным странам, могла бы иметь смысл. Проблема в том, что мир не является свободным рынком, и в нём широко распространены двойные стандарты.

Субсидии — например, бесплатный рис в Шри-Ланке или скидки на топливо в Нигерии — прекращены МВФ, однако страны-кредиторы, такие как Великобритания и США, предоставляют своему населению государственное здравоохранение и субсидии на продовольственные культуры.

Чтобы помочь восстановлению после Второй мировой войны, кредиторы МВФ в течение первых нескольких десятилетий после Бреттон-Вудса в значительной степени полагались на центральное планирование и антисвободную рыночную политику — например, ограничения на импорт, лимиты на отток капитала, валютные ограничения и субсидии на продовольственные культуры. Эти меры защищали промышленные экономики, когда те были наиболее уязвимы.

В США, например, был принят Закон о выравнивании процентных ставок, долженствующий заставить американцев тратить деньги не на покупку иностранных ценных бумаг, а на инвестиции внутри страны. Это была одна из многих мер по ужесточению контроля над капиталом. Но Банк и Фонд на протяжении всего своего существования не позволяли бедным странам использовать ту же тактику для самозащиты.

МВФ никогда не играл решающей роли в корректировке обменных курсов и торговой практики среди богатых развитых стран... — пишет Пайер, — Именно слабые страны подвергаются всей мощи принципов МВФ... неравенство властных отношений означало, что Фонд ничего не мог сделать с рыночными «искажениями» (такими как защита торговли), которые практиковались богатыми странами.

Васкес и Бэндоу из института Катона пришли к аналогичному выводу, отметив, что «большинство промышленно развитых стран сохраняют покровительственное отношение к слаборазвитым странам, лицемерно закрывая доступ к их экспорту».

В начале 90-х годов, хотя США подчёркивали важность свободной торговли, они «фактически воздвигли железный занавес, препятствующий экспорту Восточной Европы, включая текстиль, сталь и сельскохозяйственную продукцию». Мишенями стали Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Босния, Хорватия, Словения, Азербайджан, Беларусь, Грузия, Казахстан, Кыргызстан, Молдова, Россия, Таджикистан, Туркменистан, Украина и Узбекистан. США не разрешили странам Восточной Европы продать «ни одного фунта масла, сухого молока или мороженого в Америке», а администрации Буша и Клинтона ввели жёсткие ограничения на импорт химикатов и фармацевтических препаратов в регионе.

Считается, что протекционизм промышленных стран «снижает национальный доход развивающихся стран примерно в два раза сильнее, чем помощь в целях развития повышает этот доход». Другими словами, если бы западные страны просто открыли свои экономики, им бы вообще не пришлось оказывать никакой помощи в целях развития.

Схема «развития» таит в себе и ещё один риск: когда западная страна (т.е. США) сталкивается с инфляционным кризисом — как сегодня — и вынуждена ужесточать свою денежную политику, она фактически получает ещё больший контроль над развивающимися странами и их ресурсами, чей долларовый долг становится гораздо труднее выплачивать. Следовательно, развивающиеся страны попадают в долговую ловушку и ещё больше запутываются в сетях Банка и Фонда.

В 2008 году, во время Великого финансового кризиса, американские и европейские власти снизили процентные ставки и подпитали банки дополнительной наличностью. Во время долгового кризиса в странах третьего мира и азиатского финансового кризиса Банк и Фонд запретили подобное поведение. Вместо этого пострадавшим экономикам рекомендовалось ужесточить меры внутри страны и увеличить зарубежные займы.

В качестве последнего примера «следуй моим словам, а не действиям» давайте вспомним вот чём: МВФ всё ещё обладает 90,5 миллионами унций — или 2 814 метрическими тоннами — золота. Большая часть этого золота была накоплена в 40-х годах, когда членов МВФ заставили выплатить 25% от их первоначальных квот золотом. Фактически, до 70-х годов члены обычно выплачивали все проценты по кредитам МВФ золотом.

Когда в 1971 году Ричард Никсон официально отменил золотой стандарт, МВФ не стал продавать свои золотые резервы. И, тем не менее, любые попытки стран-членов привязать свою валюту к золоту запрещены.

Зелёный колониализм

Последние несколько десятилетий породили новую форму двойного стандарта — зелёный колониализм. По крайней мере, именно так в интервью для этой статьи сенегальская предпринимательница Магатт Уэйд называет лицемерие Запада в отношении энергопотребления.

Уэйд напоминает, что промышленные страны развивали свои цивилизации, используя углеводороды (в значительной степени украденные или купленные по дешёвке у бедных стран или колоний), но сегодня Банк и Фонд пытаются продвигать политику, которая запрещает развивающемуся миру делать то же самое.

Пока США и Великобритания используют уголь и нефть стран третьего мира, Банк и Фонд требуют, чтобы африканские страны использовали энергию солнца и ветра, производимую и финансируемую Западом.

Это лицемерие было продемонстрировано несколько недель назад в Египте, где мировые лидеры собрались на COP 27 (Конференцию по изменению климата в Шарм-эш-Шейхе), чтобы обсудить сокращение потребления энергии. Место проведения конференции на африканском континенте было выбрано намеренно. Западные лидеры, которые в настоящее время вынуждены импортировать больше ископаемого топлива после того, как их доступ к российским углеводородам был ограничен, прилетели на жгущих топливо частных джетах, чтобы убедить бедные страны сократить выбросы углекислого газа. По традиции, церемонию принимал военный диктатор. Во время торжеств неподалеку томился в тюрьме Алаа Абдель Фаттах, выдающийся египетский правозащитник, объявивший голодовку.

Уэйд говорит:

Как и в те времена, когда мы были колонизированы, и колонизаторы устанавливали правила касательно того, как будут работать наши общества, эта «зелёная» повестка является новой формой управления нашими народами. Хозяин теперь диктует нам, как мы должны относиться к энергии, какую энергию мы должны использовать и когда нам разрешено это делать. Нефть находится в недрах нашей земли, это часть нашего суверенитета, но теперь нам говорят, что мы не можем её использовать. И это после того, как они выкачали неисчислимое количество нефти в собственных интересах?

Уэйд отмечает, что как только в развитых странах наступает экономический кризис (как сейчас, зимой 2022 года), они тут же возвращаются к использованию ископаемого топлива. Она также напоминает, что в это же самое время бедным странам не разрешают развивать ядерную энергетику, и что когда в прошлом лидеры стран третьего мира пытались продвинуться в этом направлении, некоторые из них — в частности, в Пакистане и Бразилии — были убиты.

Уэйд говорит, что цель её жизни — добиться процветания Африки. Она родилась в Сенегале, а в семь лет переехала в Германию. Она до сих пор помнит свой первый день в Европе. Она привыкла, что приготовления к принятию душа занимают полчаса: разжечь угольную печь, вскипятить воду, разбавить кипяток холодной водой и перенести воду в душевую. Но в Германии ей нужно было лишь повернуть кран.

Я была потрясена. Это определило всю мою оставшуюся жизнь: Почему у них здесь это есть, а у нас там — нет?

Со временем Уэйд поняла, что причинами успеха Запада являются верховенство закона, чёткие права собственности и стабильная валюта. Но также, что очень важно, — стабильный доступ к энергии.

Нам нельзя мириться с ограничениями на использование энергии, навязанными чужаками, — убеждена Уэйд.

И всё же Банк и Фонд продолжают оказывать давление на энергетическую политику в бедных странах. В прошлом месяце Гаити, следуя давлению Банка и Фонда, прекратила субсидирование топлива. Как пишет журналист Майкл Шелленбергер, «результатом стали беспорядки, грабежи и хаос.

В 2018 году правительство Гаити согласилось на требования МВФ сократить топливные субсидии в качестве предварительного условия для получения 96 миллионов долларов от Всемирного банка, Европейского союза и Межамериканского банка развития, что вызвало протесты, которые привели к отставке премьер-министра.
 
Более чем в 40 странах с 2005 года сокращение топливных субсидий или иное повышение цен на энергоносители привели к беспорядкам.

Уэйд говорит:

Они относятся к нам как к экспериментальным образцам. Запад буквально заявляет, что «да, это может привести к человеческим жертвам, но давайте посмотрим, смогут ли бедные страны развиваться без тех видов энергии, которые мы использовали».
 
Но мы не эксперимент, — заключает она.

Человеческие жертвы структурной перестройки

Для Всемирного банка развитие означает рост... Но... безудержный рост — это идеология раковой клетки.
 
— Мохаммед Юнус

Социальные последствия структурной перестройки огромны, и они почти никогда не упоминаются в традиционном анализе политики Банка и Фонда. Было проведено множество исчерпывающих исследований их экономического воздействия, но очень мало — их воздействия на глобальное здоровье.

Айиттей, Хэнкок и Пайер приводят несколько ярких примеров последнего из 1970-х и 1980-х годов:

• В период с 1977 по 1985 год в Перу проводилась структурная перестройка МВФ. Средний доход на душу населения перуанцев упал на 20%, а инфляция взлетела с 30% до 160%. К 1985 году зарплата рабочего составляла лишь 64% от той, что была в 1979 году, и 44% от показателей 1973 года. Недоедание среди детей выросло с 42% до 68%.
   
• В 1984 и 1985 годах Филиппины при Маркосе провели очередной раунд структурных реформ МВФ: через год ВНП на душу населения регрессировал до уровня 1975 года. Реальные доходы городских наёмных работников упали на 46%.
   
• В Шри-Ланке беднейшие 30% населения страдали от непрерывного снижения потребления калорий после более чем десятилетнего периода структурной перестройки.
   
• В Бразилии число граждан, страдающих от недоедания, подскочило с 27 миллионов (одна треть населения) в 1961 году до 86 миллионов (две трети населения) в 1985 году из-за 10 доз структурной перестройки.
   
• В период с 1975 по 1984 год в Боливии под руководством МВФ количество часов, которые средний гражданин должен был отработать, чтобы купить порцию хлеба, бобов, кукурузы, пшеницы, сахара, картофеля, молока или киноа, обеспечивающую 1 000 калорий, увеличилось в среднем в пять раз.
   
• После структурной перестройки на Ямайке в 1984 году за 14 месяцев покупательная способность одного ямайского доллара упала с 2 232 калорий муки до 1 443; с 1 649 калорий риса до 905; с 1 037 калорий сгущённого молока до 508; и с 220 калорий курицы до 174.
   
• В результате структурной перестройки реальная заработная плата в Мексике снизилась в 1980-х годах более чем на 75%. В 1986 году около 70% мексиканцев с низкими доходами «практически перестали употреблять рис, яйца, фрукты, овощи и молоко, не говоря уже о мясе или рыбе», в то время как их правительство выплачивало кредиторам 27 миллионов долларов в день в качестве процентов. К 90-м годам «семья из четырёх человек на минимальную зарплату (которую получало 60% занятой рабочей силы) могла покрыть лишь 25% своих базовых потребностей».

Эти примеры, хотя и трагические, дают лишь неполную и обрывочную картину пагубного влияния политики Банка и Фонда на здоровье бедных слоев населения по всему миру.

В среднем каждый год с 1980-го по 1985-й сорок семь стран третьего мира проводили программы структурной перестройки, финансируемые МВФ, и двадцать одна развивающаяся страна получала кредиты на структурную или секторальную перестройку от Всемирного банка. В этот же период в 75% всех стран Латинской Америки и Африки наблюдалось снижение доходов на душу населения и уровня благосостояния детей.

Снижение уровня жизни вполне ожидаемо, если учесть, что политика Банка и Фонда формировала общество, ориентированное на экспорт в ущерб потреблению, при этом пагубно влияя на продовольственную безопасность и медицинские услуги.

Во время структурной перестройки МВФ реальная заработная плата в таких странах, как Кения, снизилась более чем на 40%. После миллиардных кредитов Банка и Фонда производство продуктов питания на душу населения в Африке упало почти на 20% в период с 1960 по 1994 год. А расходы на здравоохранение в «развивающихся» под присмотром Банка и Фонда странах сократились на 50% в течение 80-х годов.

Документы 2011 и 2013 годов показали, что в странах, взявших кредит на структурную перестройку, уровень детской смертности был выше, чем в тех, которые отказались от кредитов. Учёные, проводившие анализ в 2017 году «практически единодушно выявили пагубную связь между структурной перестройкой и показателями здоровья детей и матерей». В исследовании 2020 года рассматривались данные 137 развивающихся стран за период с 1980 по 2014 год и было установлено, что «реформы структурной перестройки усложняют доступ к системе здравоохранения и повышают неонатальную смертность». А в работе 2021 года был сделан вывод, что структурная перестройка играет «значительную роль в увековечении предотвратимой инвалидности и смертности».

Невозможно провести полный учёт того, сколько женщин, детей и мужчин было убито в результате политики жёсткой экономии Банка и Фонда.

Защитник продовольственной безопасности Дэвидсон Будху утверждает, что в период с 1982 по 1994 год в результате структурной перестройки в Африке, Азии и Латинской Америке ежегодно умирало шесть миллионов детей. Это ставит число погибших от рук Банка и Фонда в один ряд с числом погибших от рук Сталина и Мао.

Действительно ли это так? Никто никогда не узнает. Но, взглянув на данные, мы можем получить общее представление о происходящем и его последствиях. Однако исследование, проведённое в Мексике — типичной стране с точки зрения исторически последовательного участия Банка и Фонда — показывает, что с каждым снижением ВВП на 2% уровень смертности увеличивался на 1%.

Теперь обратите внимание, что в результате структурной перестройки сокращение ВВП десятков стран третьего мира в период с 1960-х по 1990-е годы исчислялось двузначными числами. Несмотря на массовый рост населения, экономики многих этих стран стагнировали или сокращались в течение 15-25 лет. Это означает, что политика Банка и Фонда, вероятно, привела к смертям десятков миллионов людей.

Триллион долларов: Банк и Фонд в постковидном мире

В течение последних нескольких десятилетий политика Банка и Фонда в отношении развивающихся стран практически не изменилась. Конечно, было несколько поверхностных изменений, например, инициатива «Бедные страны с высокой задолженностью» (БСВЗ), в рамках которой некоторые правительства могут претендовать на облегчение долгового бремени. Но, несмотря на новые формулировки, даже беднейшие из бедных стран по-прежнему нуждаются в структурной перестройке. Ее просто переименовали в «Стратегию сокращения бедности».

Там действуют всё те же правила: в Гайане, например, «в начале 2000 года правительство решило повысить зарплату гражданским служащим на 3,5% в свете падения покупательной способности на 30% в течение предшествующих пяти лет». МВФ немедленно пригрозил исключить Гайану из нового списка БСКЗ. Через несколько месяцев правительству пришлось пойти на попятную.

И там, к сожалению, воцаряется всё та же разруха. Так, в отчёте Международного консорциума журналистов-расследователей (ICIJ) за 2015 год было подсчитано, что за предшествующее десятилетие 3,4 миллиона человек были перемещены в результате реализации проектов, финансируемых Банком. К старым бухгалтерским играм, призванным преувеличить пользу от помощи, добавились новые.

Теперь правительство США применяет 92% скидку к долгам бедных стран с высокой задолженностью, и всё же американские власти включают номинальную стоимость списания долга в свои отчёты «ОПР» (официальной помощи развитию). То есть они значительно преувеличивают объём предоставляемой помощи. Однако, по мнению редакции Financial Times, «списание официального коммерческого долга не должно считаться помощью».

Хотя Банк и Фонд действительно претерпели значительные изменения в последние годы, эти изменения не коснулись того, как эти организации пытаются формировать экономику стран-заёмщиков. Изменения заключались в том, что Банк и Фонд сосредоточили свои усилия на странах, расположенных ближе к мировому экономическому ядру.

В исследовании Национального бюро экономических исследований (NBER) отмечается:

Программы МВФ для ряда европейских экономик, проводимые после 2008 года, практически по любым критериям являются самыми крупными за всю 70-летнюю историю МВФ.

В исследовании поясняется:

С началом долгового кризиса доля обязательств МВФ в мировом ВВП достигла исторического максимума.

Исландия вступила в программу МВФ в 2008 году, и за ней последовали Греция, Ирландия и Португалия.

Сумма спасения Греции под руководством МВФ составила ошеломляющие 375 миллиардов долларов. В июле 2015 года народное недовольство привело к голосованию «против» на референдуме по вопросу о том, принимать ли условия кредита МВФ, которые включали в себя повышение налогов, снижение пенсий и других расходов, а также приватизацию отраслей. Однако в итоге голос греческого народа не был услышан, а правительство проигнорировало результаты референдума и взяло кредиты.

В Греции и других европейских странах с низким уровнем дохода Фонд использовал ту же схему, что и в остальном развивающемся мире на протяжении десятилетий: нарушение демократических норм для предоставления миллиардов элите и навязывание жёсткой экономии массам.

За последние два года в свете правительственных блокировок и ограничений, связанных с пандемией коронавируса, Банк и Фонд влили в развивающиеся страны сотни миллиардов долларов. Большее количество кредитов было выдано в более короткие сроки, чем когда-либо прежде.

История движется по спирали, и визиты МВФ в десятки стран во время пандемии напоминают начало 80-х годов, когда под воздействием политики Федеральной резервной системы лопнул огромный долговой пузырь. За этим последовала самая разрушительная депрессия в странах третьего мира с 1930-х годов.

Нам остаётся только надеяться, что подобное не повторится. К сожалению, учитывая усилия Банка и Фонда по обременению бедных стран большими, чем когда-либо прежде, долгами, и исходя из того, что объёмы заимствований исторически растут, мы можем с высокой долей уверенности заявить, что это, всё же, случится.

А там, где влияние Банка и Фонда ослабевает, в дело вступает Коммунистическая партия Китая (КПК), в последнее десятилетие пытающаяся подражать динамике МВФ и Всемирного банка через свои собственные институты развития и через собственную инициативу «Пояс и путь».

В рамках своей инициативы «Пояс и путь» стоимостью в 1 триллион долларов Китай поддерживает инфраструктурные проекты в стратегически расположенных развивающихся странах, часто предоставляя огромные кредиты правительствам последних. — пишет индийский геостратег Брахма Челлани — В результате страны попадают в долговую ловушку, которая делает их уязвимыми к влиянию Китая... Проекты, которые поддерживает Китай, часто направлены не на поддержку местной экономики, а на облегчение доступа Китая к природным ресурсам или на открытие рынка для его дешёвых и некачественных экспортных товаров. Во многих случаях Китай даже посылает своих строителей, сводя к минимуму количество создаваемых для местного населения рабочих мест.

Последнее, что нужно миру, — это очередная динамика слива средств Банком и Фондом, которые только вытягивают ресурсы из бедных стран, чтобы направить их печально известной геноцидами диктатуре в Пекине. Поэтому тот факт, что КПК столкнулась с проблемами в этой области, не может не радовать. Партия пытается расширить свой Азиатский банк инфраструктурных инвестиций более чем на 10 миллиардов долларов в год, но сталкивается с целым рядом проблем в финансируемых ею по всему развивающемуся миру проектах. Некоторые правительства, как, например, в Шри-Ланке, просто не могут расплатиться. Поскольку КПК не может выпускать мировую резервную валюту, ей фактически приходится нести убытки. Из-за этого она вряд ли сможет приблизиться к объёму кредитования системы, возглавляемой США, Европой и Японией.

Это, безусловно, хороший знак: пусть кредиты КПК и не сопровождаются обременительными условиями структурной перестройки, но они определённо не учитывают права человека. Фактически, КПК помогла защитить одного из клиентов «Пояса и пути» — президента Шри-Ланки Махинду Раджапакса — от обвинений в военных преступлениях в ООН. Если посмотреть на проекты партии в Юго-Восточной Азии (где она истощает бирманские ресурсы — минералы и древесину — и подрывает суверенитет Пакистана) и в Африке к югу от Сахары (где она, по сути, присваивает огромные территории), то они в значительной степени сводятся к тому же подходу, проявляющемуся в виде кражи ресурсов и геополитического контроля, который веками практиковали колониальные державы.

Неизвестно, считают ли Банк и Фонд своим соперником
КПК. В конце концов, Уолл-стрит и Силиконовая долина обычно довольно дружелюбно относятся к самым кровавым диктаторам мира, представляющим её. Китай остаётся кредитором Банка и Фонда, а его членство никогда не ставилось под сомнение, несмотря на геноцид уйгурского народа. До тех пор, пока КПК не мешает достижению общих целей, Банк и Фонд, вероятно, не возражают. Им хватает, чем поживиться.

Из Аруши в Аккру

В 1979 году развивающиеся страны собрались в танзанийском городе Аруша, чтобы разработать альтернативный план структурной перестройки под руководством МВФ и Всемирного банка, в результате которого у заёмщиков остались горы долгов и крайне ограниченные права голоса в отношении будущего мировой экономики.

Тот, кто обладает властью, контролирует деньги, и тот, кто контролирует деньги, обладает властью. Международная валютная система является одновременно функцией и инструментом господствующих властных структур, — заявили делегаты.

В своей книге «Валюта политики» Стефан Эйх пишет:

Арушская инициатива акцентировала внимание на иерархическом дисбалансе международной валютной системы и была мощной попыткой настоять на политической природе денег, опровергая претензии на нейтральную техническую экспертизу.
 
МВФ мог претендовать на нейтральную, объективную, научную позицию, но все научные данные, включая внутреннюю документацию Фонда, указывали на обратное. На деле Фонд прикрывался идеологией, объясняя отсталость отсутствием частных рынков, но систематически применял двойные стандарты, игнорируя аналогичный рыночный контроль в «развитых» странах.

Это перекликается с замечанием Шерил Пайер о том, что экономисты Банка и Фонда «окутали свой предмет мистикой, которая пугала даже других экономистов».

Они позиционируют себя, как высококвалифицированных инженеров, которые на основе сложных формул определяют «правильный» обменный курс и «надлежащий» объём эмиссии денег. Но они абсолютно отрицают политическое значение своей работы.

Как и большинство левых высказываний в адрес Банка и Фонда, критика, прозвучавшая в Аруше, была в основном точной: эти учреждения основаны на эксплуатации и обогащают своих кредиторов за счёт бедных стран. Но решения, предложенные в Аруше, — централизованное планирование, социальная инженерия и национализация — не попали в цель.

Делегаты Аруши выступали за упразднение Банка и Фонда и списание одиозных долгов — возможно, благородные, но совершенно нереалистичные цели. Кроме того, лучшим из разработанных ими планом действий было «передать власть в руки местных правительств» — не лучшее решение, учитывая, что подавляющее большинство правительств третьего мира являются диктатурами.

На протяжении десятилетий население развивающихся стран страдало от того, что их лидеры не могли определиться между продажей своей страны транснациональным корпорациям и внедрением социалистического авторитаризма. Оба варианта были разрушительными.

Именно в такой ловушке оказалась и Гана с момента обретения независимости от Британской империи. Чаще всего ганские власти, независимо от идеологии, выбирали вариант заимствования из-за рубежа.

История сотрудничества Ганы с Банком и Фондом типична: военные лидеры, захватившие власть путём переворота только для того, чтобы принудительно внедрить структурную перестройку; падение реальной заработной платы с 1971 по 1982 год на 82% при сокращении расходов на здравоохранение на 90% и росте цен на мясо на 400% за тот же период; займы на строительство огромных «белых слонов», таких как плотина Акосомбо, обеспечившая энергией принадлежащий США алюминиевый завод за счёт более чем 150 000 человек, заболевших речной слепотой и параличом в результате создания крупнейшего в мире рукотворного озера; а также истощение 75% тропических лесов страны в результате бурного роста деревообрабатывающей промышленности, производства какао и минералов при сокращении внутреннего производства продуктов питания. В 2022 году в Гану поступило 2,2 миллиарда долларов помощи, что увеличило долг до рекордно высокого уровня в 31 миллиард долларов. Это невероятная сумма, учитывая тот факт, что 50 лет назад долг составлял всего 750 миллионов.

С 1982 года под «руководством» МВФ ганский седи был девальвирован на 38 000%. Одним из главных результатов структурной перестройки, как и во всём мире, стало расширение добычи природных ресурсов Ганы. Например, в период с 1990 по 2002 год правительство получило лишь 87,3 миллиона долларов от золота, добытого на сумму в 5,2 миллиарда долларов. Другими словами, 98,4% прибыли от золотодобычи в Гане досталось иностранцам.

Как сказал ганский протестующий Лайл Пратт:

МВФ здесь не для того, чтобы снизить цены, не для того, чтобы обеспечить строительство дорог. Это их не волнует, им просто наплевать... Главная забота МВФ — убедиться, что мы создаём потенциал для выплаты кредитов, а не для развития.

2022 год вызывает дежавю. В этом году ганский седи показал одну из худших динамик среди мировых валют, потеряв с января 48,5% своей покупательной способности. Страна столкнулась с долговым кризисом и, как и в прошлые десятилетия, вынуждена отдавать приоритет выплатам кредиторам, а не инвестициям в собственный народ.

В октябре этого года страну посетил МВФ. Если кредит будет предоставлен, это будет семнадцатым займом МВФ для Ганы со времён военного переворота 1966 года, осуществлённого при поддержке ЦРУ.

Визит МВФ сродни визиту Мрачного жнеца. Такой визит может означать только одно: ещё больше жёсткой экономии, боли и, без преувеличения, смерти. Возможно, богатые и обеспеченные люди смогут выйти сухими из воды или даже обогатиться, но для бедных и рабочего класса девальвация валюты и растущие процентные ставки будут разрушительными. Это не та Гана 1973 года, о которой Шерил Пайер впервые написала в книге «Долговая ловушка». Прошло 50 лет, и ловушка стала в 40 раз глубже.

Но, возможно, надежда ещё есть.

С 5 по 7 декабря 2022 года в столице Ганы Аккре имел место визит иного рода. Вместо кредиторов, желающих взимать проценты с жителей Ганы и диктовать им свои условия, докладчики и организаторы Африканской биткоин-конференции собрались, чтобы поделиться информацией, инструментами с открытым исходным кодом и децентрализованными решениями, направленными на создание экономической деятельности вне контроля коррумпированных правительств и иностранных транснациональных корпораций.

Фарида Набурема — ведущий организатор конференции. Она выступает за против авторитаризма и за использование Биткоина:

Ключевой вопрос заключается в том, кто контролирует капитал и технологии, которые экспортируются в более бедные страны, — пишет она.

Конечно, что Биткоин как капитал и как технология возник не в Гане и не в Того — туда он только экспортируется. Но ведь неясно, где он возник. Никто не знает, кто его создал. И ни одно правительство или корпорация не может его контролировать.

Во времена золотого стандарта насилие колониализма подавило нейтральный денежный стандарт. В постколониальном мире фиатный денежный стандарт, поддерживаемый Банком и Фондом, развратил постколониальную структуру власти. Возможно, для Третьего мира сочетание постколониального и постфиатного мира будет правильным.

Сторонники теории зависимости, такие как Самир Амин, собирались на конференциях, подобных Аруше, и призывали к «отделению» бедных стран от богатых. Идея заключалась в следующем: богатство богатых стран объясняется не только их либеральной демократией, правами собственности и предпринимательской средой, но и кражей ресурсов и рабочей силы из бедных стран; остановите эту утечку и бедные страны смогут получить преимущество. Амин предсказал, что «строительство системы вне капитализма должно начаться на периферии». Если мы согласимся с Алленом Фаррингтоном в том, что современная фиатная система не является капитализмом, и что на настоящий момент долларовая система глубоко несовершенна, мы будем вынуждены признать, что Амин был прав. И новая система, скорее всего, возникнет в Аккре, а не в Вашингтоне или Лондоне.

Сейфедин Аммус пишет:

Развивающийся мир состоит из стран, которые ещё не освоили современные промышленные технологии к тому времени, когда инфляционная глобальная валютная система начала заменять относительно надёжную в 1914 году. Эта испорченная глобальная валютная система постоянно ставила под угрозу развитие стран третьего мира, позволяя местным и иностранным правительствам экспроприировать богатство, произведённое их народом.

Другими словами, богатые страны встали на путь индустриализации до того, как они получили фиат, в то время как бедные страны получили фиат до того, как получили индустриализацию. По мнению Набуремы и других организаторов Африканской биткоин-конференции, единственным способом разорвать порочный круг зависимости может быть выход из фиатной системы.

Проблеск надежды

Каким бы ни был ответ на проблему бедности в странах третьего мира, мы знаем, что он не заключается в увеличении долга.

Бедным всего мира не нужен очередной «банк», какими бы благими намерениями он ни был преисполнен. Им нужна достойно оплачиваемая работа, отзывчивое правительство, гражданские права и национальная автономия, — заключает Шерил Пайер.

На протяжении семи десятилетий Всемирный банк и МВФ подавляли каждую из этих четырёх составляющих.

В перспективе, говорит Пайер, «самая важная задача для тех жителей богатых стран, что заботятся о международной солидарности, — активно бороться за прекращение потока иностранной помощи». Проблема заключается в том, что существующая сейчас система разработана и стимулируется с целью продолжения этого потока. Единственный способ изменить ситуацию — полноценная смена парадигмы.

Мы уже знаем, что Биткоин может помочь людям в развивающихся странах обрести финансовую свободу и вырваться из разрушенных систем, навязанных им коррумпированными правителями и международными финансовыми институтами. Эта самая инициатива и будет ускоренно продвигаться в Аккре в следующем месяце в противовес проектов Банка и Фонда. Но способен ли Биткоин действительно изменить динамику «ядро-периферия» в структуре власти и ресурсов в мире?

Набурема надеется на это и не понимает, почему левые в целом осуждают или игнорируют Биткоин.

Инструмент, который способен позволить людям создавать богатство и обеспечивать к нему доступ независимо от институтов контроля, можно рассматривать и как левый проект. Как активист, считающий, что граждане должны получать зарплату в валюте, которая действительно ценит их жизнь и приложенные усилия, я убеждена, что Биткоин — это народная революция. Мне больно осознавать, что фермер в Африке к югу от Сахары зарабатывает лишь 1% от цены кофе на мировом рынке. Если мы сможем дойти до стадии, когда фермеры смогут продавать свой кофе в обход множества посреднических организаций напрямую покупателям и получать оплату своего труда в биткоинах, это в корне изменит их жизнь.
 
Сегодня страны Глобального Юга по-прежнему занимают деньги в долларах США, но со временем наши валюты обесцениваются, и в итоге нам приходится возвращать в два-три раза больше, чем мы изначально брали в долг у наших кредиторов. А теперь представьте, если через 10 или 20 лет мы дойдём до стадии, когда биткоин станет глобальной валютой, которая будет приниматься бизнесами во всем мире, когда каждая страна будет брать займы в биткоинах и тратить биткоины, и каждая страна будет выплачивать свои долги в биткоинах. В таком мире иностранные правительства не смогут требовать от нас возвращать им долги в валюте, которую мы должны зарабатывать, а они — просто печатать; и если они решат повысить процентные ставки, это не будет автоматически ставить под угрозу жизнь миллионов или миллиардов людей в наших странах.
 
Конечно, Биткоин, как и любая инновация, будет сталкиваться с проблемами. Но вся прелесть в том, что эти проблемы можно будет решить с помощью мирного глобального сотрудничества. 20 лет назад никто и не подозревал, каких удивительных вещей интернет позволит нам достичь сегодня. И никто не может с уверенностью сказать, каких удивительных достижений Биткоин позволит нам добиться через 20 лет.
 
Дальнейшее продвижение заключается в пробуждении масс. Важно помочь им понять, как работает система и осознать, что существуют альтернативы. Мы должны добиться того, чтобы люди смогли вернуть себе свободу, чтобы их жизнь не контролировалась властями, способными отобрать у них всё по щелчку пальцев, не неся за это никакой ответственности. Благодаря Биткоину мы постепенно приближаемся к этой цели. Поскольку деньги играют ключевую роль в нашем мире, тот факт, что мы теперь можем добиться финансовой независимости, очень важен для людей в наших странах, ведь мы стремимся отвоевать свои права в каждой области и в каждом секторе.

В интервью для этой статьи сторонник дефляции Джефф Бут объясняет, что по мере приближения мира к биткоин-стандарту Банк и Фонд будут реже выступать в роли кредиторов, а чаще — в роли соинвесторов, партнёров или просто обеспечителей грантов. В силу неуклонного падения цен долг становится дороже и его труднее погасить. И если выключить денежный принтер США, бэйлауты прекратятся. Сначала, по его мнению, Банк и Фонд будут пытаться продолжать кредитовать, но именно тогда они впервые потеряют значительные суммы денег, так как страны в случае необходимости беспрепятственно объявят дефолт по мере перехода на биткоин-стандарт. Поэтому вместо бэйлаутов и структурных перестроек они смогут рассмотреть возможность совместного инвестирования, где они могут стать более заинтересованными в реальном успехе и устойчивости поддерживаемых проектов, ведь риск будет распределяться более равномерно.

Биткоин-майнинг также является одной из областей, способной внести потенциальные изменения. Если бедные страны смогут обменивать свои природные ресурсы на деньги, не связываясь с иностранными державами, то, возможно, их суверенитет сможет укрепиться, а не ослабнуть. Благодаря майнингу огромное количество энергии рек, углеводородов, солнца, ветра, тепла и океанов на развивающихся рынках может быть конвертировано непосредственно в мировую резервную валюту без чьего-либо разрешения. Прежде это не было возможным. Долговая ловушка кажется поистине неизбежной для большинства бедных стран, ведь она продолжает расти с каждым годом. Возможно, инвестирование в антифиатные резервы, услуги и инфраструктуру Биткоина — это выход и путь к ответному удару.

Биткоин, по словам Бута, может положить конец старой системе, которая субсидировала богатые страны за счёт бедных. В старой системе периферия приносилась в жертву ради защиты ядра. В новой системе периферия и ядро могут сотрудничать. Сейчас, говорит он, долларовая система держит людей в бедности за счёт дефляции заработной платы на периферии. Но если уравнять деньги и создать нейтральный стандарт для всех, динамика изменится. При едином денежном стандарте цены на рабочую силу будут неуклонно сближаться, а не отдаляться друг от друга. Нет термина, описывающего такую динамику, говорит Бут, потому что она доселе нам не встречалась. Он предлагает термин «принудительное сотрудничество».

Бут называет способность США мгновенно выпускать любое количество новых долговых обязательств «кражей базовых денег». Читатели могут быть наслышаны об эффекте Кантильона, когда находящиеся ближе всего к денежному принтеру выигрывают от свежих денег, а те, кто дальше от него — страдают. Оказывается, существует и глобальный эффект Кантильона, когда США получают выгоду от выпуска мировой резервной валюты, а бедные страны за это расплачиваются.

Биткоин-стандарт положит этому конец, — говорит Бут.

Насколько одиозен мировой долг? Это триллионы долларов кредитов, созданных по прихоти диктаторов и неизбираемых наднациональных финансовых институтов, против желания людей на стороне заёмщика. Нравственным поступком было бы списание этого долга, но, конечно, этого никогда не произойдёт, потому что кредиты в конечном итоге представляют собой активы на балансе Банка и Фонда. Они всегда предпочтут сохранить активы и просто создать новый долг, чтобы выплатить старый.

Развернуть эту систему будет крайне сложно, но это — единственное правильное решение. Если долг — это наркотик, Банк и Фонд являются дилерами, а правительства развивающихся стран — наркоманами; поэтому вряд ли какая-либо из сторон захочет остановиться. Но чтобы вылечиться, наркоманы должны пройти курс реабилитации. Фиатная система делает это практически невозможным. В системе Биткоина у пациента может не остаться другого выбора.

Как говорит Сейфедин Аммус в интервью для этой статьи, сегодня, если правители Бразилии хотят занять 30 миллиардов долларов и Конгресс США согласен, Америка может щёлкнуть пальцами и выделить средства через МВФ. Это политическое решение. Но, по его словам, если мы избавимся от денежного принтера, то эти решения станут менее политическими и начнут напоминать более взвешенные решения банка, осознающего связанные с займами риски.

За последние 60 лет господства Банка и Фонда бесчисленные тираны и клептократы были спасены — вопреки всякому финансовому здравому смыслу — лишь для того, чтобы природные ресурсы и рабочая сила их стран продолжали эксплуатироваться развитыми странами. Это было возможно, потому что правительство, находящееся в самом сердце системы, могло печатать резервную валюту.

Но кто будет выдавать эти высокорискованные миллиардные кредиты в обмен на структурную перестройку при биткоин-стандарте?

Кто будет готов расстаться со своими биткоинами? — спрашивает Аммус.

 
 
Перевод подготовлен Тони Молнией