К чему привело замалчивание теории о лабораторной утечке

Что происходит, когда исследователи считают своим долгом продвигать определённые цели даже в ущерб здоровью людей

Пришло время поговорить о теории лабораторной утечки. На самом деле, это время давно прошло. Большая часть мира, может, и пытается двигаться дальше и забыть о коронавирусе, но всё ещё существует множество вопросов о том, как всё это началось. И с каждой новой порцией информации, разглашаемой властями, мы, кажется, узнаём ещё об одном высокопоставленном учёном, замешанном в тайных обсуждениях того, появился ли коронавирус в результате утечки из китайской лаборатории. И эти беседы оставляют впечатление, сильно отличающееся от того, что их участники продвигали публично.

Новая порция документов, полученная американским журналистом Джимми Тобиасом, демонстрирует, что в начале февраля 2020 года наш главный научный советник сэр Патрик Валланс участвовал в электронной переписке на тему влиятельной исследовательской работы о происхождении вируса. В марте, когда эта работа была опубликована, она положила конец теории лабораторной утечки. С тех пор выдающиеся учёные почти перестали о ней вспоминать.

Но теперь личная переписка на эту тему показала, что эксперты не считали доказательства настолько убедительными, как утверждалось публично. Оказалось, что, проигнорировав эти опасения, сэр Патрик назвал исследование «очень важной работой» и предложил «придать дополнительный вес» этому спорному моменту, поскольку он показывает, что вирус не был создан в лаборатории.

И я не хочу преувеличивать. Это не бесспорное доказательство того, что сэр Патрик и его коллеги намеренно пытались что-то скрыть. Возможно, он пропустил письмо на эту тему. Возможно, он отвлёкся и не взял это на заметку. Но очевидно, что каждый раз, когда мы узнаём что-то новое о том, как учёные анализировали теорию об утечке, полученная нами информация рисует картину принятия желаемого за действительное, приоритизации надежд над доказательствами и крайне эмоционального противодействия идеям, считавшимся «вредными» (читайте «трампистскими»).

В некоторых случаях самые громкие обличители теории лабораторной утечки напрямую были замешаны в сотрудничестве с китайскими государственными лабораториями. И даже с появлением доказательств, демонстрирующих, что эта теория правдоподобна, учёные не отказывались от своих слов, не говорили, что запутались, не объясняли свои прошлые заявления и не признавали, что они исказили свои настоящие мысли.

Это история важна не только потому, что мы можем избежать повторения произошедшего, раскрыв истинное происхождение вируса. Ведь, к сожалению, Китай никогда не позволит провести надлежащие исследования, по крайней мере, пока во главе страны стоит Си Цзиньпин, уже, скорее всего, уничтоживший множество важных доказательств. Вместо этого мы должны сконцентрироваться на том, что эти фрагменты информации говорят нам о науке, политике, недостатках и мотивациях превозносимых экспертов, к которым мы часто обращаемся для принятия решений о политике, влияющей на жизни миллионов людей.

Самый очевидный вывод здесь — что «учёные» — не то же самое, что и «наука», и что политика, деньги и в особенности агитационные кампании — это анафема науки.

В широких обсуждениях коронавирусной политики это стало особенно очевидно. «Следуйте науке» — такой была мантра во время пандемии, но наука постоянно менялась и часто оказывалась неправа, как это обычно и бывает с наукой (это один из способов понять, что это наука, а не просто выдумки).

Сначала нам говорили не носить маски, потом носить, поскольку консенсус об аэрозольном заражении развалился. Несколько недель в 2020 году наши учёные уверенно следовали стратегии пандемии гриппа, которая подразумевала коллективный иммунитет, а потом передумали и оставили политиков принимать всю вину на себя. На протяжении повторяющихся волн и пересмотра данных о смертности мы наблюдали изменение консенсуса о стратегии Швеции от «убийственно безрассудной» до «гениальной». А обсуждение необходимости локдаунов всё ещё продолжается.

Коронавирус, конечно, не единственный пример. По правде говоря, чем более специализированной становится наша экономика и чем больше общество насыщается развитыми технологиями, тем интенсивнее растёт влияние технических экспертов. Так что вероятность совершения политических ошибок, основанных на ложной науке, только увеличивается, а вместе с этим растут и объёмы корыстных интересов и людей, чья репутация зависит от ошибок. Это, в свою очередь, предоставляет политикам и бюрократам удобный источник скомпрометированных «экспертов» для использования в своих интересах.

За примерами не придётся далеко ходить. Помните, как нам рассказывали, что дизельные автомобили лучше для экологии, чем те, что на бензине? Оказалось, что это утверждение основывалось на ложных лабораторных тестах. Помните, как когда-то потребителям говорили в первую очередь сократить потребление жира, а теперь говорят, что жир менее вреден, чем сахар? Помните скандал с талидомидом, приведший к рождению тысяч младенцев с дефектами? Знаете о продолжающемся использовании якобы «безвредных» блокаторов полового созревания среди детей, считающих себя трансгендерами? Все эти ошибки нанесли реальный и непоправимый вред людям.

Многим скептикам, конечно, захочется поставить науку изменения климата в один ряд с этими научными катастрофами. Это кажется мне опрометчивым решением. Изменение климата — это теория, разработанная и протестированная на протяжении многих лет разными людьми и учреждениями во многих странах, и потому вполне вероятно являющаяся правдивой.

Но когда я читаю об учёных, отвергающих теорию лабораторной утечки, я думаю о том, что нам необходимо сохранять различие между научным процессом и непогрешимым публичным лицом «науки», часто используемым для оправдания политики. Когда учёные перенимают роль агитаторов, которые считают своим долгом продвижение или защиту определённых целей, будь то «расовая справедливость», их собственное хорошо финансируемое исследовательское сотрудничество или COP27, их советы стоит воспринимать с долей здорового скептицизма.

Некоторые учёные, замешанные в занижении значимости теории лабораторной утечки, могут повторять про себя, что их действия никому не нанесли вреда и защищали «науку» (под которой они могут подразумевать потоки китайского финансирования). Но они обманывают себя.

Возможно, если бы эти выдающиеся учёные преждевременно не развенчали идею о лабораторном происхождении коронавируса, общественность бы раньше начала опасаться вируса и быстрее бы отреагировала на рекомендации социального дистанцирования. Возможно, когда Австралия попросила провести независимое исследование вируса, эта просьба имела бы достаточный моральный авторитет, чтобы Пекин дважды подумал над введением санкций против своих экспортёров и принуждением других стран к подчинению.

Возможно, какой-нибудь китайский информатор, набравшийся храбрости из-за перспективы получить поддержку Запада, опубликовал бы важную информацию. И мы, возможно, приняли бы меры по уничтожению этой огромной, многомиллиардной сети сотрудничества между западными университетами и китайскими исследователями, создающими военное государство тотальной слежки.

Но, возможно, этого последнего варианта учёные больше всего и боялись. Во время пандемии министры постоянно призывали нас «следовать науке». Кажется, в этом случае следовало следовать за деньгами.