В классической антиутопии «1984» Джорджа Оруэлла есть фраза: «Если хотите увидеть картину будущего, представьте себе сапог, наступающий на человеческое лицо». Этот запоминающийся образ стал одним из символов тоталитаризма в XX веке. Но, как недавно заметила Кайлан Форд, с появлением цифровых «паспортов здоровья» в «биополитическом» государстве новым символом тоталитарных репрессий станет «не сапог, а алгоритм в облаках: безэмоциональный и безапелляционный, тихо управляющий биомассой».
Репрессивные цифровые механизмы наблюдения и контроля окажутся реальными, хотя и будут виртуальными по своей природе. Например, приложения для отслеживания контактов получили широкое распространение по всему миру: по меньшей мере 120 разных приложений используются в 71 государстве. Всего для отслеживания контактов используется 60 различных инструментов в 38 странах. В настоящее время нет доказательств того, что те или иные средства цифрового наблюдения помогли замедлить распространение китайского коронавируса; но, как и в случае многих других политических мер, это не помешало их применению.
Другие современные технологии были использованы для того, что один писатель (ссылаясь на Оруэлла) назвал «рефлексом топота», описывая склонность правительств к злоупотреблению чрезвычайными полномочиями. Двадцать два государства использовали дроны для наблюдения за гражданами с целью обнаружения нарушителей коронавирусных ограничительных мер, в других странах правительства использовали технологии распознавания лиц, 28 государств цензурировали интернет, а 31 правительство прибегало к его временному отключению. В общей сложности 32 государства использовали военные силы для обеспечения соблюдения запретов, что в ряде случаев приводило к гибели населения. Например, полиция в Анголе застрелила несколько граждан во время введения локдауна.
Оруэлл исследовал способность языка формировать наше мышление, в том числе способность небрежного или деградировавшего языка искажать мысли. Он сформулировал эти проблемы не только в своих романах «Скотный двор» и «1984», но и в классическом эссе «Политика и английский язык», где он утверждает, что «если мысли могут искажать язык, то и язык может искажать мысли».
Тоталитарный режим, изображённый в «1984», требует от граждан общаться на новоязе — тщательно контролируемом языке с упрощённой грамматикой и ограниченным словарным запасом, призванном ухудшить способность человека мыслить или формулировать такие разрушительные для тоталитарного государства понятия, как индивидуальность, самовыражение и свобода воли. При такой деградации языка сложные мысли при их изложении будут сводиться к простейшим выражениям, теряя изначальный смысл.
Новояз исключает возможность передачи нюансов, делая невозможным осмысление и обсуждение оттенков значений. В романе правящая партия также намеревается с помощью бедного лексикона новояза автоматизировать речь, сделав её бессознательной, что ещё больше снизит возможность критического мышления.
В этом романе персонаж по имени Сайм описывает свою редакторскую работу над последним изданием словаря новояза:
К 2050 году — если не раньше — по-настоящему владеть староязом [стандартным английским] не будет никто. Вся литература прошлого будет уничтожена. Чосер, Шекспир, Мильтон, Байрон останутся только в новоязовском варианте, превращённые не просто в нечто иное, а в собственную противоположность. Даже партийная литература станет иной. Даже лозунги изменятся. Откуда взяться лозунгу «Свобода — это рабство», если упразднено само понятие свободы? Атмосфера мышления станет иной. Мышления в нашем современном значении вообще не будет. Правоверный не мыслит — не нуждается в мышлении. Правоверность — состояние бессознательное.
Во время пандемии люди неоднократно использовали уничижительные термины, единственной функцией которых было подавление возможности критического мышления. К ним относятся, в частности, «отрицатель ковида», «антиваксер» и «адепт теории заговора». Некоторые комментаторы, несомненно, негативно отнесутся к «1984», используя вышеперечисленные мной выражения, которые избавят критиков от необходимости прочесть роман или внимательно отнестись к моим аргументам и утверждениям.
Краткий комментарий к перечисленным мной терминам может быть полезен для иллюстрации их предназначения. Первый термин, «отрицатель ковида», не требует особого внимания. Те, кто бросает это обвинение в адрес любого критика государственных мер на пандемию, безрассудно приравнивают COVID-19 к Холокосту, что говорит о том, что антисемитизм продолжает заражать дискурс как справа, так и слева. Нет дальнейшей необходимости задерживаться на анализе этого определения.
Эпитет «антиваксер», употребляемый для определения любого, кто задаёт вопросы о кампаниях массовой вакцинации или безопасности и эффективности вакцин против китайского коронавируса, также используется с целью прекращения дискуссии. Когда меня спрашивают, антиваксер ли я, из-за того, что я являюсь противником принудительной вакцинации, я могу лишь ответить, что этот вопрос имеет для меня примерно такой же смысл, как вопрос: «Доктор Кериати, вы „за“ или „против“ вакцинации?» Ответ, очевидно, зависит от множества факторов: какое лекарство, для какого пациента или группы пациентов, при каких обстоятельствах и по каким показаниям? Очевидно, что не существует такого лекарства или вакцины, которые всегда и во всех обстоятельствах были бы полезны каждому человеку.
Что касается термина «адепт теории заговора», то итальянский философ Джорджо Агамбен отмечает, что его повсеместное использование «демонстрирует поразительное историческое невежество». Ведь любой образованный человек знает, что известно множество историй, прослеживающих и реконструирующих действия отдельных людей и групп, действующих сообща с целью достижения определённых целей, используя имеющиеся средства. Среди тысяч известных исторических заговоров он приводит в качестве примера три.
В 415 году до н.э. Алкивиад использовал своё влияние и деньги, чтобы убедить афинян отправиться в экспедицию на Сицилию, обернувшуюся катастрофой и ознаменовавшую конец афинского господства. В отместку враги Алкивиада вступили в сговор и наняли лжесвидетелей, чтобы приговорить его к смерти.
В 1799 году Наполеон Бонапарт нарушил клятву верности Конституции Французской Республики и сверг Исполнительную директорию в результате переворота, взяв на себя всю полноту власти и положив конец периоду Великой Французской революции. За несколько дней до этого он встречался с соучастниками заговора, чтобы отработать стратегию против ожидаемой оппозиции Совета пятисот.
В октябре 1922 года 25 тысяч итальянских фашистов совершили поход на Рим. В преддверии этого марша Бенито Муссолини с тремя соратниками подготовил шествие, установил контакты с премьер-министром и влиятельными представителями бизнеса (некоторые даже утверждают, что Муссолини тайно встречался с королём, чтобы обсудить возможные варианты союза). Фашисты отрепетировали оккупацию Рима военной оккупацией Анконы, произошедшей за два месяца до того.
Бесчисленное количество других примеров, от убийства Юлия Цезаря до большевистской революции, придут в голову любому человеку, знакомому с историей. Во всех этих случаях люди объединяются в группы, чтобы разработать тактику и стратегию, спрогнозировать возможные трудности, а затем начать действовать для достижения поставленных целей. Агамбен признаёт, что это не означает, что для объяснения исторических событий всегда необходимо обращаться к «заговорам». «Но любой, кто навесит ярлык „адепта теории заговора“ на историка, занимающегося детальной реконструкцией заговоров, которые привели к определённым событиям, лишь продемонстрирует собственное невежество, если не идиотизм».
Любого, кто упоминал «Великую перезагрузку» в 2019 году, обвиняли в том, что он верит в теорию заговора — и так было до тех пор, пока основатель и исполнительный председатель Всемирного экономического форума Клаус Шваб не опубликовал в 2020 году книгу с названием «COVID-19: Великая перезагрузка».
После новых подтверждений гипотезы о лабораторном происхождении вируса, финансирования США исследований по усилению свойств вирусов в Уханьском институте вирусологии, намеренного замалчивания вопросов о безопасности вакцин, а также скоординированной цензуры в СМИ и правительственных кампаний по дискредитации инакомыслящих, кажется, что разница между теорией заговора и общеизвестным фактом составляет всего шесть месяцев.
