5 января 2022, 14:00
Еврейский вопрос критической расовой теории
У критической расовой теории есть свой собственный «неразрешимый еврейский вопрос», и люди наконец-то начинают это замечать
«Хватит удивляться», — заклинает в статье для еврейского журнала Tablet Бари Вайс, ранее работавшая в New York Times. Хватит начинать предложения с «Вы можете себе представить...?». Это ошеломляющая статья, которую я просто не могу не порекомендовать к прочтению.
Чтобы понять масштаб перемен, которые мы сейчас проживаем, необходимо понять Америку такой, какой её видели большинство живущих в ней евреев, и, возможно, какой мы все её представляли. Она была либеральной. Либеральной не в узком партийном смысле слова, а либеральной в самом ёмком и истинно американском смысле: с верой в то, что все равны, потому что созданы по образу и подобию Бога... Теперь это не так. Американский либерализм под угрозой. Его стремится заменить новая идеология.
Вайс права в своём диагнозе и определении подоплёки новой идеологии, пришедшей на замену либерализму. Она описывает её как «смесь постмодернизма, постколониализма, политики идентичностей, неомарксизма, критической расовой теории, интерсекциональности и терапевтического менталитета», к которой нам стоит добавить хотя бы несколько капель руссовианского первенства инстинктов, эмоций, интуиции, чувств и страсти над разумом и доказательствами.
Единственное, в чём её описание оставляет желать лучшего, так это заявление о том, что «никто ещё не придумал название силе, которая пришла, чтобы свергнуть либерализм». Вполне возможно, что так и есть, и мы ещё не выбрали название для этой идеологии, но на самом деле оно существует: некоторые сторонники этой идеологии называют её «критической социальной справедливостью». Если коротко, критическая социальная справедливость (или в просторечии «прогрессивность») — это токсичное слияние вручную отобранных аспектов многих перечисленных выше направлений мысли, каждое из которых имеет практическую пользу для продвижения своей конкретной линии фундаментально антилиберального активизма.
Необходимо понять, что новый всплеск антисемитизма, которому Вайс просит нас не удивляться, — это если не намеренная черта, то надёжное следствие идеологии критической социальной справедливости, применённой на практике. Из-за того, как критическая теория справедливости видит мир, она создаёт некоторые неизбежные и неразрешимые противоречия в теме евреев, и, не имея средств для их разрешения, сталкивается с тем, что по праву называется «еврейским вопросом». Поскольку в настоящее время существует крайне мало ясных объяснений этой тревожной тенденции, это эссе ставит своей целью подробно изложить одно из них.
Краткое введение в критическую социальную справедливость
Поскольку внешне она похожа на либерализм, однако открыто антилиберальна внутри, те, кто не берёт на себя довольно неприятную задачу детального изучения критической социальной справедливости, зачастую неправильно её понимают. Однако в данный момент критическая социальная справедливость — это идеология, которую необходимо понять не только в её терминах, но и в совокупности, включая то, какое крайне неприятное, если не действительно ужасающее, антисемитское место выделено в ней для евреев.
В том, что касается еврейской проблемы, ключевые направления мысли, способствовавшие ей, — это (печально) известная критическая расовая теория и её злая сестра-близнец под менее популярным названием постколониальная теория (иногда «постколониализм»). Ни одна из этих подтеорий не имеет положительных взглядов на евреев и еврейство, не говоря уже об их враждебности к существованию и концепции государства Израиль как такового.
Как и почти во всём, что касается различных теорий критической социальной справедливости, прежде чем объяснять, как они трактуют конкретно еврейство, необходимо пройти короткий вводный курс о том, как они представляют мир. Поскольку эта идеология успешно паразитирует на либеральных подходах, она почти незаметно возникает в либеральных пространствах и группах, что заставляет действительно либеральных людей (в особенности с прогрессивными наклонностями и интуицией) постоянно спрашивать у своих друзей: «Вы представляете...?» Это происходит потому, что именно так должны вариться живые лягушки.
Теории критической социальной справедливости (или как ещё мы решим назвать эту идеологию) видят мир лишь одним образом: в зависимости от того, как они понимают власть. Они рассматривают власть, прежде всего, со своеобразной, но узнаваемой марксистской точки зрения. Есть некий угнетатель, причём группа людей, а не один человек, и угнетаемые им группы. Они находятся в состоянии конфликта (конфликта с нулевой суммой, каким Маркс представлял конфликт буржуазии и пролетариата) за возможности, ресурсы и богатства общества, доступ к которым называется не «равноправием», а «привилегиями».
Сейчас эти группы делятся по признаку власти, определяемому через призму культуры, сведённой к самому грубому описанию — идентичности: например, расы, пола, гендера, сексуальной ориентации и прочих душераздирающе утомительных понятий, от которых мы не можем скрыться. Здесь проявляется неомарксизм и политика идентичностей Вайс.
Для тех, кто признаёт постулаты критической теории социальной справедливости, власть постоянно протекает через всех людей в их рутинных действиях и взаимодействиях, моделях речи и убеждениях, решениях о том, что должно и не должно считаться правдивым и ложным (или безумным), а также в «структурах» наших институтов, важнейших и второстепенных. Вы наверняка даже не заметили проскользнувшее марксистское выражение «структуры», и уж точно не заметили бы его, если бы не пугающие кавычки. Оно едва заметно, но это уже не совсем марксизм. Это идея Маркса об общественном конфликте, заново интерпретированная через призму постмодернизма, о которой говорила Вайс. Когда это объединяется с неомарксизмом и политикой идентичностей (и довольно руссовианским и поп-психологическим подходом к изначально христианской идее «социальной справедливости»), мы получаем большую часть ингредиентов для её справедливо названной идеологической смеси. Критическая расовая теория и постколониализм — это в той или иной степени разновидности критической социальной справедливости.
Вместе они составляют критическую социальную справедливость и видят мир следующим образом: общество разделено на множество разных культурных групп, определяемых терминами гомогенизированной идентичности своих членов, то есть «социально сконструированными» демографическими категориями низкого разрешения, такими как «белый», «чёрный», «гей», «транс» и так далее. Считается, что они «сложным» образом «пересекаются», и каждая из них лежит на оси, которая помещает некоторые группы по разные стороны незамысловатого марксистского конфликта угнетателя с угнетённым.
Угнетение же понимается только системно и определяется как феноменологический «жизненный опыт» вреда, обиды и дискомфорта, идентифицируемого любым членом группы, которую теория считает угнетённой. Такое утверждение неопровержимо, и общество обязано реорганизоваться, чтобы избежать любой возможности того, что это чувство обиды когда-либо вернётся. Все, кто угнетён в достаточной степени, считаются «Другими» с большой буквы, а все остальные морально обязаны быть солидарными с ними во всех возможных обстоятельствах.
Это мировоззрение имеет свои последствия: «жертвенность», определяемая только как сказано выше, становится высшей валютой, за которую нужно бороться. Интерсекциональность, которой уже, возможно, 45 лет (и уж точно как минимум 33 года), — это набор идей и практик, поскольку она определяется как практика, распределяющая заявления о жертвенности согласно формально представленной в 1990 году схеме, довольно пугающе (или исторически) названной «матрица доминирования». Именно здесь существует еврейская проблема критической социальной справедливости, поскольку евреи представляют собой невыносимый парадокс для этой теории.
Евреи в рамках критического изучения «белизны»
У критической социальной справедливости есть теория (если позволить использование такого термина) расы и расизма под названием критическая расовая теория. Она утверждает, что раса — это полностью политическое приспособление белых европейцев, социально сконструированное специально для двух целей: определить, кто заслуживает богатств общества (они сами), а кому будет запрещён доступ к ним (все остальные). Те, кто соответствует критериям, называются «белыми», что означает, что они обладают формой социокультурной «собственности» под названием «белизна», как утверждает подразделение «критического изучения белизны» критической расовой теории. Утверждается, что белые и «около-белые» люди, способные извлекать выгоду из «системы угнетения» (системного расизма), появившейся в результате этого приспособления, заинтересованы в её сохранении и поэтому остаются в сознательном неведении относительно «реалий» расы и расизма, какими их считает критическая расовая теория.
Утверждается, что помимо других свойств белизна обладает исключительной особенностью, в особенности по отношению к «черноте» (эта дихотомия, созданная критической расовой теорией, по сути представляет собой единственное, что её заботит). Согласно теории, белизна — это форма статуса, который может быть только дан (другим расовым и этническим группам) другими белыми людьми и не может быть получен теми, кого она исключает. Белизна похожа на пропуск, который позволяет попасть в некую элиту аристократии общества, называемой «привилегией белых». Эти идеи являются предметом одержимости критической расовой теории, и их значимость во всём превосходит любые другие факторы. Разумеется, люди начали это замечать.
Критическая расовая теория не оставляет места для альтернативных интерпретаций или инакомыслия. По сути это незамысловатая и всеобъемлющая идеология, так что этот глубоко вульгарный анализ применяется на всех уровнях общества и ко всем возможным группам. Это означает, что его также применяют и к евреям, само существование которых ставит перед ней несколько теоретических проблем, которые сложно решить в рамках её упрощенной и в основном чёрно-белой расовой концепции. К счастью, некоторые евреи тоже начинают это замечать. Например, Вайс, а также Памела Парески. Ещё один пример можно найти в относительно свежей научной работе «Критические исследования белизны и „еврейская проблема“» Балажа Берковица, в которой он пишет:
В свою очередь этот вид всеобъемлющей критики ответственен за появление «еврейской проблемы» в отношении вопросов белизны и расы. Разумеется, это направление исследований представляет собой лишь один пример из множества современных работ социальной и политической критики, в которых возникает «еврейский вопрос.
Этот вопрос, как предполагает название, выбранное для него Берковицем, не небольшая проблема, от которой можно отмахнуться как от причуды социальных теорий. В рамках критической расовой теории многим евреем как фактически неоспоримый факт присуждается и в некоторой степени ими признаётся статус «белизны» в современном американском (и иногда европейском) обществе. Это предполагает, что в рамках критической расовой теории евреи обладают недопустимой привилегией, которую они должны пересмотреть. Так требует новая идеология «правопреемников», предупреждает Вайс в своей статье для Tablet.
Если отбросить очевидные сложности того, что по любому разумному определению (которое, следовательно, не может иметь ничего общего с определениями критической расовой теории) не все евреи белые, у такой формулировки есть огромная проблема, которую сразу поймёт любой читатель-еврей. Евреи имеют совершенно невероятную историю угнетения, в том числе имперского уничтожения, диаспор, порабощения и буквального геноцида во время холокоста. Эти ужасы обычно следуют знакомой схеме, которую мы теперь называем «антисемитизмом». Эта схема состоит в том, что евреев выставляют группой, в значительной степени самостоятельно отделённой от общества в целом, но при этом находящей способ получать значительные привилегии вплоть до узурпации контроля над институтами, формирующими общество. Было бы упущением не отметить, что приписывание евреям «белизны» повторяет начало этой трагической пьесы.
Хотя, конечно, здесь не всё так просто, потому что идеология критической социальной справедливости, похоже, привержена социальной справедливости, и поэтому длительное и неоспоримое угнетение евреев, безусловно, должно усложнить антисемитский нарратив прогрессистов. Еврейская проблема появилась в критической социальной справедливости из-за попытки решить эту невозможную загадку с помощью инструментов расистской по своей природе социальной теории, которая не подходит для этой задачи. Берковиц тоже это видит и пишет:
Появление «еврейской проблемы» критической расовой теории можно связать с тем фактом, что многие критические подходы рассматривают память о холокосте как препятствие критике. Существует видимая связь между холокостом и социальным вопросом: холокост будто преуменьшает страдания других людей, словно их объём ограничен и подлежит распределению.
Важно понимать, что критическая расовая теория рассматривает общество и людей в нём только в понятиях гротескно упрощённой концепции «системного» или «структурного» расизма. Всё должно упрощаться до этой одной переменной, на анализ которой у критической расовой теории якобы есть монополия. Для этого необходимо сбросить со счетов страдания евреев и с помощью чувства вины заставлять всех, включая евреев, мыслить понятиями, предложенными критической расовой теорией. Взгляните на Робин Дианджело и её книгу-бестселлер «Белая хрупкость», не только однажды, но дважды возглавлявшую чарты с момента выхода в 2018 году:
Возможно, вы росли в нищете или являетесь ашкеназским евреем европейского происхождения, или воспитывались в семье военных. Возможно, вы выросли в Канаде, на Гавайях, в Германии или имеете цветных людей в своей семье. Ни одна из этих ситуаций не избавляет вас от влияния расизма, поскольку ни один аспект общества не находится за его пределами.
И в ещё одной своей книге «Действительно ли все равны?» (написанной вместе с Озлемом Сенсоем) Дианджело рассказывает нам, как всеобъемлющее сведение к «расизму» в понятиях критической расовой теории работает для евреев, в особенности ашкеназских:
Хотя изначально они и могли быть разделены по этническим признакам или классам, со временем европейские иммигранты были объединены своей белизной. Например, ранние ирландские, итальянские и еврейские иммигранты не считались белыми, но они «стали» белыми, когда ассимилировались в доминирующую культуру. Рассуждая о социальных и экономических преимуществах белизны, исследовательница критической расовой теории Шерил Харрис (1993) создала фразу «Белизна как собственность». Эта фраза обозначает реальность того, что быть воспринятым как белый — это больше чем просто расовая классификация. Это социальный и институциональный статус и идентичность, наполненная юридическими, политическими, экономическими и социальными правами и привилегиями, недоступными для других.
Академик Майкл Эрик Дайсон, написавший предисловие к книге Дианджело «Белая хрупкость» (где он называет её «новым расовым шерифом города»), в своей книге «Слёзы, которые мы не можем остановить: Проповедь для белой Америки» через акты культурного предательства объясняет, как это произошло:
Битва за становление американцами заставила группы людей изменять себе и выдумывать новых «себя». Замена старого племени на новое; старого языка на новый; старой страны на новую. БАСП (Белые англосаксонские протестанты, WASP, что переводится как «пчела») ужалили первыми, но итальянцы нанесли множество ударов, ирландцы дрались голыми кулаками, поляки гримасничали и терпели, а евреи били противника тяжелее себя, и всё с одной целью: отстоять свое появление в качестве американцев. Так вы превратились из просто ирландца, просто итальянца, просто поляка или просто еврея в белого. Так что, пожалуйста, не отрицайте этого, когда вы подходите ко мне, чтобы рассказать о том, как ваш опыт какого-либо белого этноса похож на мой опыт афроамериканца.
И это — вовсе не маргинальное мнение о еврейской «белизне» и «античерноте» в критической расовой теории, поскольку оно повторяется в её ключевой литературе, включая книги Деррика Белла и Кимберли Креншоу, которых называют создателями критической расовой теории. Его также повторяет другой крайне влиятельный автор бестселлеров Ибрам Кенди, получающий десятки тысяч долларов (как и Дианджело) за одно выступление о своём видении «антирасизма». Это нелиберальный анализ, который при невозможности понять группу в простом расовом нарративе, располагающем «белизну» и «черноту» на противоположных краях спектра с не являющейся ни тем, ни другим «коричневостью» посередине, не может понять её вообще.
Уникальная еврейская комбинация длительной истории ужасного угнетения народа, который не просто (по крайней мере частично) светлокожий, но и крайне успешный в том, что сторонники теории считают «белой» средой, на самом деле абсолютно невыносима для критической расовой теории. Она не доверяет еврейскому успеху самому по себе и, как и со всём, что она анализирует, считает, что он должен быть каким-то образом связан с предоставлением доступа к привилегии белизны — нелегитимно, с помощью предательства и за счёт чёрных.
Затем она, конечно же, требует, чтобы «белые» евреи приняли и искупили свою белизну в соответствии со знакомым процессом: признать её в себе, признать своё фактическое соучастие в «белом превосходстве», раскритиковать своё невольное участие в нём, а затем подчиниться и начать всю свою жизнь продвигать мировоззрение критической расовой теории, как в идеологии, так и на деле, которое принимает форму их фирменного «антирасистского» социального активизма. Однако для этого необходимо попросить евреев начать отрицать как свою историю, так и то, что изначально делает их евреями.
Берковиц проделывает невероятную работу по обобщению обоснования этой проблемы. Это действительно то объяснение, о котором я мог бы сказать, что «жалею, что не мне первому посчастливилось его написать». Он отмечает:
«Белизна» в критических исследованиях белизны должна означать позицию доминирования. Поэтому это не описательная и не просто интерпретативная, а критическая концепция, означающая, что тот, кто признан белым, пользуется белой привилегией. То есть белый человек практикует расизм и дискриминацию просто в силу своего социального положения; таким образом, ему не обязательно самому быть расистом, поскольку он автоматически получает выгоду от расово маркированных социальных структур и способствует их сохранению. Он участвует в социальном, а также в экономическом угнетении меньшинств, то есть цветных людей. <...> Поэтому такая ассимиляция евреев в белизну — это не невинная социальная история, она раскрывает явную политическую амбицию: необходимо доказать, что фундаментальный расовый вопрос связан с цветовыми различиями между белыми и чёрными, а всё остальное должно считать несущественным. Этнические идентичности, различия, противоречия между этническими группами и дискриминация по любому другому признаку, кроме цвета кожи, должны считаться несущественными в свете участи чёрного населения. Отличительные черты антисемитизма, то есть всё то, что отделяет его от расизма, становятся несущественными.
Здесь в глаза бросаются несколько актуальных фактов. Во-первых, критическая расовая теория действительно настолько незамысловата и всеобъемлюща, как утверждается, так что она вынуждена втискивать евреев в свою сломанную аналитическую схему. Во-вторых, это полностью политический анализ, присуждающий привилегии и доминирование всем, кто им помечен. В-третьих, она одновременно скрывает и неправильно понимает антисемитизм, что позволяет возникнуть особо вредоносному его виду под прикрытием громогласного отрицания того, что это вообще антисемитизм. Не очень хорошая смесь.
Следовательно, в отличие от либеральной идеологии, которую она заменяет, критическая расовая теория не способна разумно подходить к «белизне», которую она неуклюже приписывает многим евреям (и уж точно — ашкеназским) из-за их цвета кожи или общего социального принятия людьми этого определённого цвета кожи. Она не способна видеть в евреях крайне успешных людей, иногда имеющих светлую кожу (зачастую в Северной Америке) и в основном принимаемых и приветствуемых либеральным обществом, которое, наконец, позволило евреям по-настоящему выдохнуть за пределами своего государства. Критическая расовая теория считает, что общество и его либерализм в корне испорчены белизной и, таким образом, напрямую подыгрывая истокам самых неприятных видов антисемитских взглядов, предполагает, что евреи каким-то образом глубоко к этому причастны.
Приверженцы критической расовой теории, при всех их претензиях на мудрость в анализе расположения групп людей в обществе и тонких значениях понятия власти, не обладают концептуальными ресурсами, необходимыми для того, чтобы иметь дело с исторически угнетёнными белыми людьми — если они, конечно, не толстые, инвалиды, может быть, геи (с этим сейчас сложно) или трансы, что никак не будет связано с тем, что они евреи. Таким образом, критическая расовая теория помещает евреев на очень опасное место в своей теории: это группа с огромными привилегиями, которые она не заслуживает, и с, видимо, железным оправданием не «работать» над уничтожением собственной белизны.
Это гораздо в более резких выражениях объясняет то, что Вайс справедливо отмечает в своём эссе:
Одним своим существованием евреи подрывают видение мира без различий. Так что то, что отличает нас других, необходимо демонизировать, чтобы его можно было стереть или уничтожить: сионизм переделывают в колониализм; правительственные чиновники оправдывают убийство невинных евреев в Джерси-Сити; еврейский бизнес можно грабить, потому что евреи — «лицо капитала». Евреев превращают в «белых людей», стирают нашу живую истории, и всё это просто для того, чтобы кто-то мог невозмутимо предположить, что холокост — это просто «преступление белых против белых».
Это верное изложение того, как критическая расовая теория понимает евреев и их историю. В анализе белизны критической расовой теории евреям присуждается незавидный статус системных угнетателей, которые притворяются жертвами. Критический анализ белизны в прямом смысле считает, что недружественное евреям «белое общество» несправедливо наделило их социальным свойством «белизны», и теперь они процветают на самых высоких уровнях социокультурного производства, при этом сохраняя законную претензию на общепризнанный исторический статус жертвы (опять-таки, рабство, преследования, гетто, направленный против них геноцид, остающийся на границе живой памяти), что позволяет им полностью отрицать свои привилегии. В некотором смысле, евреи могут претендовать на статус угнетённых, при этом занимая высочайшие точки привилегированного статуса, по крайней мере, согласно расчётам критической расовой теории.
И если это недостаточно плохо, незамысловатый чёрно-белый анализ, лежащий в основе критической расовой теории, тоже, конечно же, должен высказаться по этой теме. Таким образом, этот клубок нелегитимных привилегий евреев (по мнению теории) анализируется в типичной для критической расовой теории манере: марксистская теория конфликта поверх расовых разделений, которые имеют смысл только в реалиях американской расовой политики давно минувших десятилетий. В результате критическая расовая теория вынуждена утверждать, что «привилегия» евреев не только нелегитимна во множестве отношений, но и получена ценой чёрных американцев. Как вы можете себе представить, это приумножает грех критической расовой теории и закрепляет статус евреев в рамках «античёрной» по своей природе «белизны».
Берковиц довольно ясно документирует этот отвратительный и острый вопрос критического изучения белизны. Приведу сразу несколько абзацев:
По мнению Бродкин, евреи в США больше не подвергаются дискриминации и получают выгоду от послевоенной политики, проводимой только в отношении белых; то есть еврейский успех, — это что-то, что они не «заслужили», они обязаны им не своим коллективным усилиям, а дискриминационным практикам против других меньшинств, из которых они предположительно извлекали выгоду.
Если в послевоенной европейской истории евреи были синонимом прогресса и универсализма, то сейчас критические изучения белизны представили совсем другую перспективу. Карен Бродкин намеками, а иногда и довольно открыто утверждает, что отбеливание евреев произошло во вред чёрным или даже что евреи использовали чёрных для утверждения собственной белизны.
Бродкин пишет, что евреи стали «интерпретаторами белой Америки в 1950-х», то есть Америки самой по себе, а также расово маркированной Америки. Она утверждает, что рост этнического плюрализма привёл к еврейской белизне, «противопоставляя евреев как образцовое меньшинство афроамериканцам как культурно неполноценным». Таким образом, как бы парадоксально это ни звучало, евреи продвигали превосходство белых. Своим собственным успехом как меньшинства и своей собственной идеологией, основанной на «заслугах», они подчёркивали тот факт, что чёрные не успешны. Таким образом, можно заключить, что они были инструментом современного капитализма, в котором, по крайней мере по схеме Бродкин («расовой метаорганизации американского капитализма»), необходима расовая дискриминация.
Конструирование еврейства как образцового меньшинства — это часть более крупного американского расового дискурса, в котором белизна опирается на изобретение противопоставления черноте как злому (и иногда заслуживающему зависти) близнецу, чтобы понять себя, — пишет Бродкин, — Для белых этносов утверждение своей белизны, по-видимому, будет зависеть от отрицания предоставления равных прав небелым.
Этот гнусный анализ очень плохо позиционирует евреев в парадигме, способной мыслить о расе только в терминах конфликтов с нулевой суммой за положение в обществе и ресурсы. Он считает, что еврейская «белизна» не поддаётся сомнениям не только благодаря (якобы ложному) принятию «белым» обществом, но и принесению в жертву чёрных. Этот статус ещё прочнее укрепляется пересмотром еврейского успеха во многих индустриях как узурпации крайне привилегированной роли главных производителей и авторитетов «белой культуры». И всё это время евреи могут указывать на тысячелетия угнетения и холокост, который пережили некоторые, хотя и немногие, ныне живущие.
Затем здесь же мы обнаруживаем прямое противоречие, которое критическая расовая теория не в состоянии разрешить: в финальном анализе (белые) евреи — это угнетённые или угнетатели? Этот вопрос порождает фундаментальное и неизбежное противоречие, заслуживающее называться еврейской проблемой критической расовой теории. Вайс, в свою очередь, не упускает важнейшей сути этого момента и того факта, что из-за силы расового диалога он способен довольно эффективно разбить любую надежду на еврейскую солидарность, и пишет:
«Сложно переоценить, насколько это удушающий взгляд на мир, в особенности для еврейских студентов университетов», — написал мне недавно Блейк Флейтон, прогрессивный еврейский студент университета Джорджа Вашингтона. — «Мы не вписываемся в категории „угнетённого“ и „угнетателя“. Мы одновременно привилегированны и маргинализированны, защищены стоящими у власти и при этом становимся жертвами тех же сумасшедших расистов, что атакуют цветных людей. Ненависть, которую мы испытываем на себе в учебных заведениях, никак не связана с израильско-палестинским конфликтом. Причина в том, что евреи подрывают антирасистскую идеологию одним своим существованием. Так что дело не в том, что сионизм — это расизм. А в том, что еврейство — это расизм».
Позвольте объясню. Дело не в сионизме, не в лендлордах, не в капитализме и не в АИКОС (Американо-израильский комитет по общественным связям). Мы живём в мире, в котором всем говорят, что нужно встать либо на сторону «расистов», либо на сторону «антирасистов». Евреи, отказавшиеся стереть то, что отличает нас от других, всё чаще будут считаться расистами, часто при помощи других евреев, отчаянно желающих быть принятыми крутыми ребятами.
Иными словами, критическая расовая теория очень плохо, почти ужасающе, интерпретирует фундаментальное противоречие, произведённое ей самой, занимая антилиберальную позицию и наделяя евреев привилегиями. Она видит евреев, по крайней мере ашкеназских, не только как белых, но и как занимающих высшие эшелоны в белом обществе, которое приняло их таким образом, что приумножило другие оси расового угнетения, считающиеся идеологически фатальными для всего проекта либерализма.
Одновременно с этим она видит их как носителей некоего щита, который позволяет им избежать необходимой обязанности «следить за своими привилегиями», пока они в первую очередь идентифицируют себя как евреи и лишь потом — как «белые», а также считают, что история, сделавшая их теми, кто они есть, имеет в своей основе некую истину и значимость. То есть критическая расовая теория интерпретирует статус евреев как довольно нелегитимно отнесённых к наиболее привилегированным слоям общества, даже если они пользуются ещё большей привилегией, не признавая себя таковыми. Если антисемитизм — это ненависть к евреям, порождённая верой в то, что они нелегитимно находятся в привилегированном положении, то такой анализ буквально кошмарен.
Белые ли евреи?
Конечно, этот карикатурно незамысловатый анализ сглаживает тот факт, что, довольно очевидно, многие евреи даже по количеству меланина не соответствуют тому, чтобы их идентифицировали как «белых». Более очевидно, что евреи скорее, грубо говоря, «коричневые евреи» или, согласно глупой, но политически корректной современной моде, «цветные евреи». Этот вопрос физических реалий диапазона цвета кожи разных евреев одновременно неактуален и политически полезен в условиях беспардонно непостоянного анализа критической расовой теории. Он неактуален, потому что в этой теории «белизна» — это в первую очередь социополитический статус, и «белые» люди в основном признают евреев как одних из них. Он полезен, потому что разделение на белых и коричневых приводит к их неомарксистскому анализу по расовому признаку. (И нет, в том, что они делают и то, и другое одновременно, и не должно быть смысла).
Действительно, критическая расовая теория подготовилась к этому, казалось бы, разрушительному для своего скудного анализа вопросу так, что может почти полностью маскировать свой антисемитизм под ворохом несуразного диалога о расе. Как объясняет Берковиц, опираясь на анализ, подкреплённый известной «подругой» евреев Линдой Сарсур (что мы вскоре увидим):
Примечательно, что эта точка зрения недавно в равной степени повторялась и укреплялась, например, на национальном собрании «цветных евреев», о котором с симпатией писала газета Forward. Участники этой встречи, или, по крайней мере, большинство из них, выразили намерение провести разделение по цвету даже внутри еврейского сообщества, отделив ашкеназских евреев «европейского происхождения» от остальных. Ашкеназы — белые, а значит, привилегированные, в то время как сефардские и мизрахские «цветные евреи» угнетены как в США, так и в Израиле, имея по сути ту же участь, что и палестинцы. Они утверждают не только то, что разделение на белых и небелых должно повсеместно иметь значение в интерпретации привилегий и доминирования; но и, что более важно, что эти феномены должны восприниматься исключительно в понятиях цвета кожи. Феномен антисемитизма в его различных формах, появляющихся в истории человечества, полностью исключается этим воображаемым разделением еврейства, поскольку, по словам участников, «антиеврейское угнетение само по себе воспроизводило ашкеназский взгляд на антисемитизм», а «наша преобладающая концепция антисемитизма — европейская». Поэтому, по аналогии, Израиль приравнивается к этому виду европейско-американской белизны.
В результате, как уже отмечалось выше, происходит дальнейшее дробление всего, что могло быть похожим на еврейскую солидарность вокруг структур ещё одной полностью нетолерантной расовой идеологии, укрепившейся в нашем в остальном либеральном мире. Вкладывая всю социокультурную и политическую значимость в расу (а также все убеждения о том, на какой стороне находится человек в отношении «доминирования» или «угнетения», как их понимает теория), критическая расовая теория одним неуместным махом вычёркивает всё фундаментальное религиозное единство евреев и универсально антиеврейский расизм антисемитизма. Она делает это так, что одновременно, как отмечает Вайс, сглаживает еврейство и рассекает его вопросом, который должен быть неуместным для любого истинно либерального (или еврейского) общества: белые ли евреи?
Ответ на этот особенно уродливый вопрос, конечно, сложный. Некоторые евреи принимают роль, предусмотренную или не предусмотренную их статусом евреев, а другие — нет. То же самое происходит в более широком обществе, большая часть которого почти ничего не знает о разделении и этих вопросах. Однако в рамках критической расовой теории и критического изучения белизны всё сводится к тому, что наиболее политически выгодно в этот момент.
Критическая расовая теория универсально нарекает ашкеназов белыми, в особенности когда они этому противятся; других евреев, обозначающихся теорией как «коричневые евреи» или «цветные евреи», могут нарекать таковыми, когда их причастность к белизне полезна для достижения каких-либо политических целей, и не нарекать — когда более полезно считать их «коричневыми». Это может использоваться для разделения еврейства по расовому признаку или для того, чтобы превратить антисемитизм, с которым сталкиваются «цветные евреи» в вид расизма вместо фундаментально отличающегося от расизма феномена.
Как отмечает Джон-Пол Пагано в статье для Tablet 2016 года, последняя ошибка позволяет «антирасизму» стереть антисемитизм, неправильно его понимая и переосмысливая его в понятиях, которые опасным образом его переиначивают:
Начнём с того, что предвзятость по признаку цвета кожи является незначительным фактором в истории преследования евреев, так что навязывание евреям «привилегии белых» — это узколобость, подгоняющая вековые страдания евреев под конкретный американский опыт расизма, завязанный на предвзятости по отношению к чёрным. Что более важно, антисемитизм работает не так же, как большинство форм расизма, принижающего своих жертв как неполноценных. Антисемитизм отличается тем, что он часто воспринимает свою жертву, евреев, как имеющую слишком много привилегий, за что их и преследуют.
В отличие от расизма, чьи современные ветви исходят из псевдонауки XIX века, антисемитизм — это конспирологическая теория, и в корне всех конспирологических теорий находятся демонические элиты, угнетающие и эксплуатирующие простых людей. Эти теории могут касаться самых различных тем: например, войны, НЛО, погоды и климата, еды, медицины, авторства работ Шекспира — но если погрузиться глубже, вы обнаружите, что нарративом каждой из них является секретное общество богатых и влиятельных людей, контролирующее банки, медиа, школы и правительства, чтобы поработить и эксплуатировать остальное человечество. Антисемитизм — это название конспирологической теории, считающей «евреев» этой злобной элитой. Для антисемитов евреи — высшие носители привилегий.
Критическая расовая теория упускает из виду антисемитизм, в том числе и собственный, не только когда ошибочно относится к нему как к форме расизма (в отношении коричневых евреев, но не белых). Антисемитизм во всех случаях исчезает с её радаров. Вернёмся к Берковицу для объяснения:
На самом деле один из методологических принципов критических исследований белизны, имеющих дело с евреями и еврейской ассимиляцией (хоть он и остаётся негласным и недосказанным), — это интерпретация антисемитизма как ещё одной формы расизма. Однако этот молчаливо применяемый методологический принцип конвертируется в эмпирический вывод: будто история евреев в Соединённых Штатах следовала той же схеме, что и ассимиляция любых других «белых» этнических меньшинств. Когда-то каждое из них подвергалось дискриминации (потому что они небелые или «не совсем белые»), но, в конце концов, они интегрировались в доминирующее белое большинство. Люди, которые сейчас считаются «белыми», больше не вынуждены терпеть расизм, поскольку их помещают на безопасной стороне разделения по признаку цвета кожи. Поскольку евреи тоже стали белыми, против них по определению не может быть никакой дискриминации, а если она и существует, она не может быть «системной» и, таким образом, значительной.
Это немаловажный момент. Критическая расовая теория способна делать вид, что признаёт угнетение евреев, неверно понимать его фундаментальную природу, сама того не осознавая, воспроизводить эту природу и при этом отрицать, что антисемитизм в принципе считается формой группового угнетения, потому что он никаким образом не является «системным», то есть единственным видом угнетения, значимым в её узколобых критериях. Благодаря этому критическая расовая теория способна не только поддерживать полное отрицание антисемитизма, в том числе и своего собственного, но и воспроизводить антисемитизм, наделяя евреев ещё большим статусом (нелегитимно) привилегированных и несправедливо контролирующих общество людей. Как следствие, отрицание угнетения евреев (каким бы исторически реальным оно не было) и изображение евреев как узурпаторов культурных привилегий являются мейнстримными убеждениями в критической расовой теории.
Справедливости ради, этот нелепый способ анализа — суть подхода критической расовой теории, применяемого ко всему. Поэтому эти убеждения вряд ли являются результатом намеренной нацеленности критической расовой теории против евреев за то, что они евреи. Дело не в этом, а в том, что еврейство выходит за рамки неоспоримого (если расширить это понятие) анализа в теоретически и этически скудной области, какой является критическая расовая теория. Как бы уродлива ни была эта ситуация, она помогает понять важный момент, упомянутый Берковицем ранее в его статье:
Антисемитизм в критическом изучении белизны почти нигде не упоминается или преуменьшается и отходит на второй план, как будто он больше не актуален. Конечно же, его необходимо преуменьшать и минимизировать, потому что он предположительно ослабил бы критику в пользу «действительно угнетённых», каковыми евреи не являются. Линда Сарсур, «новое лицо интерсекционального феминизма», также приглашённая на собрание «цветных евреев» перед тем, как поучаствовать в дискуссии об антисемитизме в Новой школе социальных исследований, предельно ясно выразилась на эту тему. В видео, опубликованном организацией «Еврейский голос за мир», она сказала: «Я хочу провести различие: хотя антисемитизм и затрагивает евреев-американцев, он отличается от расизма против чёрных или исламофобии, потому что он не системен. [...] Конечно, происходят вандализм и атаки на синагоги или, может быть, вы переживаете его на личном уровне... но он не системен. И мы должны проводить это различие». Здесь Сарсур, во-первых, утверждает, что это не коллективный или структурный феномен, а сумма разрозненных индивидуальных актов, а во-вторых, и что более важно, — что антисемитские атаки, совершённые другими меньшинствами (что чаще всего и происходит), не могут быть значимыми, поскольку это не действия доминирующих (белых) групп, которые определяют постоянство структурного расизма. Теоретическое обоснование этой точки зрения, помимо «интерсекциональности», происходит из теории структурного расизма.
Критическая расовая теория сломана в самой своей сути, отмечает Берковиц. Весь этот подход и противоречия, на которых он основан, не способны решить еврейский вопрос, что в крайних случаях иногда приводит к тому, что его сторонники преуменьшают важность холокоста, опять-таки под ворохом несуразного расового анализа. Возможно, самой заметной (хотя и, признаюсь, маргинальной) из этих попыток являются довольно порочные заявления, что «Дневник Анны Франк» изучается в наших образовательных системах только потому, что Франк была белой привилегированной девочкой. Как отмечает Берковиц, «многие критические подходы считают память о холокосте препятствием их критике», в особенности в отношении привилегий, предоставленных евреям из-за их предположительной «белизны».
Как указывалось ранее, действительно уродливый вопрос о белизне евреев — это то, что может по праву называться еврейским вопросом в критической расовой теории, и он определяет один из двух очагов (подобных центру круга, но для эллипса) более крупного еврейского вопроса в критической социальной справедливости. Другой фокус прогрессивного антисемитизма касается сионизма и, таким образом, существования, значения и последствий еврейского государства Израиль, существующего на своём историческом месте.
Если рассматривать эти два полюса как центры теоретической гравитации, антисемитский эллипс (или, скорее, протухшее яйцо), очерченный критической теорией социальной справедливости, становится более чётким. На одном полюсе находится вопрос еврейской белизны, проанализированный в рамках критической расовой теории, а на другом — вопрос права Израиля на существование в качестве еврейского государства в своём назначенном месте, которое, как считают евреи, было предоставлено именно им по соглашению с Богом. Этот второй ракурс анализируется с помощью западоненавистнической постколониальной теории, пусть и при помощи критического расового анализа, к которому мы сейчас обратимся.
Постколониальная теория, Израиль и сионизм
Всем должно быть ясно, что прогрессисты, как правило, враждебно настроены к существованию Израиля. На самом деле эта идеология глубоко заинтересована в слепой поддержке Палестины и является открыто антисионистской, часто вплоть до открытых призывов к уничтожению Израиля. Вайс хорошо описывает общественные результаты такого отношения, в том числе и замешательство среди евреев, считающих эти идеологии либеральными:
Последнее крупное возмущение в еврейском сообществе, случившееся уже несколько новостных циклов тому назад, произошло в Шаббат перед Йом-кипуром, самым святым днём в еврейском календаре, когда множество американских евреев были поражены так предсказуемыми для меня новостями: Александрия Окасио-Кортез, прогрессивная суперзвезда, отказалась от участия в мероприятии памяти Ицхака Рабина, премьер-министра Израиля, убитого из-за своих попыток добиться мира с палестинцами. Как на его похоронах выразился Билл Клинтон, Рабин был «мучеником за мир своей страны».
Многие евреи были поражены. Если Рабин, символ прогрессивного сионизма, находится за рамками, то допустимы ли какие-либо израильтяне вообще? Что насчёт 95% евреев, поддерживающих еврейское государство? Как конгрессвумен из Бронкса, представляющая политическую партию, которой неизменно лояльны 70% американских евреев, могла так поступить?
Ответ на вопрос, допустимы ли какие-либо израильтяне в рамках теории, — нет. Однако для тех, кто понимает, что постколониальная теория в целом считает, что действия Запада где-либо и в особенности там, где живут коричневые или чёрные люди, — это недопустимые акты западного колониализма и империализма, это не будет шоком. Это полностью соответствует тому, что постоянно говорят её активисты и о чём постоянно пишут теоретики. Согласно теории, Израиль считается результатом белого западного империализма и колониализма (в сговоре с консервативным христианством), отнявшего у бедных коричневых мусульман-палестинцев их землю не в последнюю очередь для того, чтобы получить возможность установить дальнейшую гегемонию Запада и милитаризм на Ближнем Востоке (с целью убить побольше коричневых мусульман). Весь смысл в том, чтобы опять-таки установить превосходство белых на Ближнем Востоке. Понятия теории действительно настолько разительны. Говоря политически отшлифованными словами Линды Сарсур, ссылающимися именно на грубые расовые рамки критической расовой теории, чтобы достичь своего эффекта:
Спросите у них: как вы можете быть против белого превосходства в Америке и идеи нахождения в государстве, основанном на расе и классе, но при этом поддерживать такое государство, как Израиль, которое основано на превосходстве и идее, что евреи находятся выше всех остальных.
В то время как критическая расовая теория рассматривает Израиль (вне зависимости от его расового состава) как структурную белизну, оккупировавшую (коричневый) палестинский Ближний Восток, постколониальная теория рассматривает существование современного Израиля, полностью критикуя (как делал бы Маркс) как его, так и поддерживающий его Запад. Это то, что делает постколониальная теория: она утверждает, что Запад создаёт «Восток» (здесь: Палестину) так, чтобы его собственные ценности выглядели лучше, чем ценности «других», — этот процесс теперь, к сожалению, называется «ориентализмом». Смысл ориентализма в том, чтобы создать способ доминирования, способного оправдать оккупирование Западом незападных земель и людей, которые затем придерживаются его идеологий, методов и ценностей. В теоретическом крыле современных левых Израиль считается одним из таких проектов, продолжающихся даже в (западном) мире, который более или менее полностью отверг идею колониализма.
И вновь, как и в случае со столкновением критической расовой теории с еврейством, этот гнусный анализ — именно то, что нам стоит ожидать от столкновения постколониальной теории с Израилем. У неё просто нет инструментов для более тонкого или разумного анализа этого, безусловно, сложного вопроса. Возьмите, например, анализ американца палестинского происхождения Эдварда Саида в его ключевой работе «Ориентализм», которую в некотором смысле можно считать местом зарождения постколониальной теории, где можно обнаружить именно это незамысловатое, циничное мышление с нулевой суммой:
Таким образом, если араб занимает достаточно места, чтобы привлечь к себе внимание, — это отрицательная величина. Он считается разрушителем Израиля и западного опыта или, с другой точки зрения, преодолимым препятствием на пути создания Израиля в 1948 году. Поскольку у араба есть какая-либо история, она является частью истории, данной ему (или отобранной у него, разница невелика) ориенталистской традицией, а позже — сионистской традицией. Ламартин и ранние сионисты считали Палестину пустыней, ожидающей того, чтобы расцвести; а всяческие её обитатели считались несущественными кочевниками, не обладающими реальным правом на землю и, следовательно, на культурную или национальную реальность. Таким образом, арабы теперь воспринимаются как тень, преследующая евреев. В этой тени (поскольку арабы и евреи — ориентальные семиты) можно поместить какое угодно традиционное, скрытое недоверие, которое житель Запада испытывает к ориенталам. Ибо еврей донацистской Европы разделился: теперь мы имеем еврейского героя, созданного из реконструированного культа авантюриста-первопроходца ориенталиста (Бурлона, Лейна, Ренана) и его загадочно пугающую тень, арабского ориентала. Изолированный от всего, кроме прошлого, созданного для него ориенталистской полемикой, араб прикован к судьбе, которая исправляет и обрекает его на серию реакций, периодически караемых тем, что Барбара Тухман теологически называет «ужасным быстрым мечом Израиля».
По мнению Саида, в существовании Израиля евреи ложно и несправедливо возведены поддерживающим их Западом в статус «героев», который, в лучшем случае, не замечает «арабских ориенталов», а в худшем — просто делает из них теневого врага сионизма и антагониста, который придаёт значение западно-еврейскому герою. В постколониальном анализе нет упоминаний того, что этот нарратив сам по себе может поддерживать антисемитизм. И действительно, он, как и важные факты еврейской истории, погребён под другими вопросами, которые с помощью обычной инверсии ценностей критической теорией делают евреев отвратительными союзниками нелегитимных «Великих держав», больше всего заинтересованных в империалистских манипуляциях на Ближнем Востоке. Для Саида и вслед за ним «электронный, постмодернистский мир», в котором мы сейчас живём, привёл к столкновению крайне незамысловатых нарративов, в которых Израиль и его легитимность оказались под перекрёстным огнём.
Тому, чтобы сделать даже самое простое восприятие арабов и ислама крайне политизированным, способствовали четыре вещи: во-первых, история популярных антиарабских и антиисламских предубеждений на Западе, немедленно отразившаяся на истории ориентализма; во-вторых, борьба между арабами и израильским сионизмом и её влияние на американских евреев, а также на либеральную культуру и население в целом; в-третьих, почти полное отсутствие любой культурной позиции, позволяющей либо идентифицировать себя с арабами и исламом, либо беспристрастно их обсуждать. Более того, вряд ли стоит говорить, что, поскольку сейчас Ближний Восток отождествляется с политикой Великих держав, нефтяной экономикой и недалёкой дихотомией свободолюбивого, демократического Израиля и тоталитарных, террористических арабов, шансы на какое-либо ясное представление о том, что имеет в виду человек, говорящий о Ближнем Востоке, удручающе малы.
Саид, как и почти все постколониальные теоретики, также понимает постколониальное мышление в терминах расовой политики и пишет о его прерогативе:
Белый западный человек из среднего класса считает, что его человеческая прерогатива заключается не только в том, чтобы управлять небелым миром, но и в том, чтобы им владеть просто потому, что «он» по определению является не совсем таким же человеческим, как «мы».
И действительно, поскольку «белизна» связана с тем, чтобы быть европейцем или иметь европейское происхождение, в то время как остальные обычно обозначаются «небелыми» (Восточный блок и Россия, видимо, являются исключениями), постколониальная теория и критическая расовая теория во многом сходятся во взглядах. Эта общая идеология многим обязана тому, что критическая расовая теория утверждает, будто белые европейцы изобрели расы и расизм частично для того, чтобы оправдать зверскую жестокость колониализма (хотя львиная доля этого анализа отводится трансатлантической работорговле). В результате постколониальная теория многое берёт из анализов критической расовой теории, чтобы подкрепить собственные аргументы о значимости расы в анализе колониальной среды. Таким образом, многие аргументы теории о том, что она считает «колониализмом» или «поселенчеством», приводятся в понятиях расизма и предположительной цели установить «белую» расовую гегемонию там, где ей не место.
Берковиц объясняет этот феномен более или менее понятным языком:
То, что ярлык «белизны» склонны обращать против евреев не просто в качестве «критической» концепции, а скорее в открыто обвинительной манере, становится очевидно, если взглянуть на то, как исследователи белизны и расизма смотрят на государство Израиль. Например, выдающийся исследователь расизма Давид Тео Голдберг представляет сионизм как европейское белое движение, намеревающееся колонизировать и цивилизировать аборигенов на Ближнем Востоке. Но он также предлагает другое и, возможно, более широкое и метафорическое определение еврейской белизны: «Израильтяне занимают структурную позицию белизны на Ближнем Востоке».
Таким образом, критическая расовая теория утверждает, что рассмотрение расы (еврейской «белизны») и вопроса колонизации (существование Израиля на его историческом месте) переплетены, если не являются разными проявлениями одного и того же феномена угнетения. Следовательно, раса и колониальный статус становятся, как уже отмечалось, двумя центрами, которые вместе очерчивают границу, в которой из собственных теоретических противоречий, невидимых для него самого, вырастает прогрессивный антисемитизм. Этот новый вид антисемитизма особенно ненавидит «белых» американских евреев (в особенности ашкеназов) и абсолютно и совершенно нетерпимо отрицает Израиль таким извращённым и безумным способом, который почти не оставляет места для проникновения разумного анализа. Действительно, вся тяжесть аргумента «колонизатор!» против сионизма и Израиля и «расист!» — против (американских) евреев смешиваются в бессмысленное целое, позволяющее безудержному антисемитизму прятаться за этими якобы культурно непробиваемыми риторическими ширмами. Берковиц подводит краткое заключение:
Абигейл Бакан, работающая в марксистском и постколониальном ключе, считает, что именно сионизм отбелил европейских евреев, в то время как американские евреи были отбелены в ходе их американской истории, о чём она узнала из исследований белизны. Она утверждает, что эти два процесса пересеклись и таким образом создали Израиль. [...] Бакан видит «роль сионизма в переходе еврейства от небелого к особой форме белизны», которую она называет «белизной с разрешения».
Говоря ещё более прямо, именно колониализм и расизм одновременно определяют существование еврейского государства, и, по мнению теории, оба эти греха необходимо немедленно «пресечь и разрушить».
К сожалению, этот экстремизм не является преувеличением убеждений или намерений в отношении евреев и Израиля в рамках критической социальной справедливости. Как было объяснено выше, идеология критической социальной справедливости, будь то в отношении расы, колониализма или их смеси, является полностью нетерпимой и абсолютно всеобъемлющей. Как объясняет это Берковиц:
В оценке сионизма, Израиля и евреев на Ближнем Востоке есть единодушное намерение радикальной критики и политического согласия. Достаточно беглого взгляда на эти тексты, чтобы заключить, что в том, что касается Израиля, политическая критика подчиняет себе любую интерпретацию. Также очевидно, что концепция «еврейской белизны» служит виду критики, который позволяет каждому свободно обнаружить, что евреи не стали частью не только доминирующего большинства, но и правящей элиты или «касты», доминирующей на расистских основаниях, формируя, таким образом, одну из самых угнетающих групп большинства в мире. Несомненно, произвольное использование концепции «белизны» в этих работах становится ещё более заметным, поскольку она включает в себя всё более разнообразный набор феноменов. Однако этот факт не беспокоит обобщающих критиков, ободрённых своим академическим престижем.
Для этой теории евреи — белые, Израиль — белизна, утвердившаяся на коричневых землях, а все вместе они доказывают крайне привилегированный статус евреев, которые затем могут прятаться за ширмой угнетения, которое она отказывается признавать.
Антисемитизм здесь полностью выпадает из фокуса, даже когда он начинает постепенно нагревать воду, заставляя шокированных евреев всё чаще и чаще выражать свое недоверие к антисемитской ненависти, исходящей не только от обычных подозреваемых справа, но и, как ни странно, от прогрессистов слева. Бари Вайс права. Пришло время понять эту идеологию такой, какая она есть, и перестать удивляться.
Еврейская проблема критической социальной справедливости
Набор описанных выше якобы высокодуховных убеждений, лежащих в основе теории, вместе с фундаментальной неспособностью (в том числе и евреев) понять, что идеология критической социальной справедливости поистине настолько нелиберальна, объясняет удивление, которое Вайс призывает своих соратников-евреев перестать выражать в отношении всего, что происходит вокруг них. Здесь она точно передаёт это настроение:
Вы видели, что в школе этической культуры Филдстон выступил оратор, приравнивающий израильтян к нацистам? Вы знали, что Брирли теперь просит семьи написать заявления, демонстрирующие их приверженность «антирасизму»? Вы видели, что Челси Хэндлер опубликовала в Twitter видео с Луисом Фарраханом? Вы видели, как протестующие нарисовали на синагоге в Кеноше граффити «Свободная Палестина»? Вы слышали о марше в Вашингтоне, на котором скандировали «Израиль, мы тебя знаем, ты тоже убиваешь детей»? Вы слышали, что кампания Байдена извинилась перед Линдой Сарсур после того, как изначально от неё открестилась? Вы видели, что Twitter заблокировал общественную организацию Брета Вайнштейна, но при этом разрешил аятолле Ирана открыто пропагандировать геноцид еврейского народа? Вы видели, что мэр Билл де Блазио обвинил «еврейскую общину» в распространении коронавируса в Нью-Йорке, при этом защищая массовые протесты, потому что это «исторический момент перемен»?
Читатели должны понять, что это никакая не ошибка, не аномалия. Всё это идеально согласуется с лежащей в основе теорией, представляющей из себя одетый в шкуру либерализма антилиберализм. Люди, стоящие за шокирующими событиями, о которых пишет Вайс, в разных нетривиальных степенях вобрали в себя эту теорию и верят в неё — а принятие этих идей только растёт.
По мере того, как идеология критической социальной справедливости всё дальше и дальше проникает в наши либеральные общества, весь этот предательский анализ ставит евреев в уязвимое положение. Как точно выразилась Вайс:
Домино падает быстро. Так появляются вещающие с кафедры раввины, которые утверждают, что евреи не должны считать себя коренными жителями земли Израиля. Или призванная бороться с антисемитизмом организация, которая примыкает к Элу Шарптону. Или пороховая бочка в городе с самым большим еврейским населением в стране, чьи общинные организации, кажется, больше заботятся о защите политиков, чем об обеспечении физической безопасности евреев.
Физическая безопасность евреев (и Израиля) зависит от либерализма, и таким образом не может быть гарантирована ничем, что признаёт критическую расовую теорию и постколониальную теорию. Вместе они, как и множество омерзительных идеологий до них, создают еврейский вопрос, на который не могут ответить, что приводит к еврейской проблеме, которую они не могут решить.
В критической социальной справедливости есть еврейская проблема. Согласно теории, евреи находятся на вершине белой привилегии (нелегитимно и за счёт других меньшинств) и считаются меньшинством-узурпатором. Однако они также обладают железной причиной не «отчитываться» по поводу этих привилегий, как того от них требуют критические теории социальной справедливости, которые теория, таким образом, должна отвергнуть как нелегитимные. Более того, евреи соучастники не только белизны, но и одного из самых нетерпимых актов западного колониализма, возмущающих теорию: создания государства Израиль на земле, которую она считает полностью палестинской. Это преступление они также могут убедительно отрицать на основании того, что на самом деле их изгнали с их коренной земли во время явных актов угнетения и геноцидного насилия
Согласно теории, евреи не просто находятся на вершине своих привилегий, будучи белыми, и несправедливо распоряжаются полученной колонией в Израиле. Они также считаются ещё более привилегированными, поскольку обладают культурной историей, которая, по справедливому мнению либеральных людей, характеризуется тысячелетиями системного угнетения. Они доминирующая группа, которую никто за пределами теории (и уж точно — не они сами) не считает доминирующей.
Это злые идеи, которые новы лишь в своём крайнем проявлении. Они и есть антисемитизм, который, как и его предшественники, является результатом навязывания плохих решений для фундаментальных противоречий, неизбежно возникающих внутри убогих и нелиберальных социальных теорий. Как отмечает Вайс, в основе либерализма лежат идеи о том, что «необходимо судить о каждом человеке не по его положению или родословной, а по делам» и что «человек обладает свободой выбора», которые, как она также отмечает, «являются революционными и в корне еврейскими идеями». В теории же место человека, называемое «позиционностью», — это основная мера суждения, и люди без критического сознания (недостаточно прогрессивные и не соглашающиеся с теорией) непременно обладают ложным сознанием, таким как «интернализованное доминирование», и не имеют истинной свободы выбора.
На данный момент мы проигрываем либерализм критической социальной справедливости, которая не только враждебна либеральным убеждениям, но также считает, что их нужно выкорчевать с корнем — что, если Вайс права, будет включать в себя и его иудейские истоки. Эта простая истина представляет опасность для нас всех.
В настоящее время всё ещё существует некий просвет между прогрессивным антисемитизмом и более старыми и узнаваемыми формами ненависти к евреям, но гарантий, что это так и останется, нет. Действительно, система принципов, кажется, уже разрушается. Так что единственное отличие между историческими применениями идеологического антисемитизма и прогрессивного антисемитизма состоит в том, что современный метод подходит к вопросу с кажущейся новизной, втискивая ненависть к евреям в радикально упрощённые рамки американской расовой истории (сегодня имеющей большое культурное значение), то есть различия в основном являются вопросом подачи и времени. Это за исключением ещё одного различия: у тех нет позитивного брендинга и еврейской поддержки, в то время как сейчас прогрессивный антисемитизм в достаточной мере имеет и то, и другое.
В своей вульгарной простоте и претенциозном расизме критическая социальная справедливость недостаточно изощрённа и недостаточно либеральна, чтобы справиться с фактами еврейской жизни и истории, являющимися неудобной неувязкой в её глубоко неадекватных представлениях о социальной власти и конфликте. Поэтому необходимо сказать, что этот недостаток утончённости и либерализма теории делает такие противоречия неизбежными и неразрешимыми. Это, в свою очередь, определяет фундаментальную и нетерпимую еврейскую проблему критической социальной справедливости, которая, если верить истории, получит «решение» в постановлениях теоретиков, если они получат достаточно власти. Мы не должны допустить этого.