От Холодной войны к Гибридной войне (часть 1)

 

«Расширение НАТО стало бы самой роковой ошибкой американской политики за всю эпоху после холодной войны. Я не вижу в этом ничего, кроме новой холодной войны, которая, вероятно, перерастёт в горячую, и конца попыткам построить в России жизнеспособную демократию. Я также вижу полный, трагический и ненужный конец приемлемых отношений этой страны с остальной Европой».

Джордж Кеннан — The New York Times, 1997 год

«Украина, новое и важное пространство на евразийской шахматной доске, является поворотной точкой геополитики... Без Украины Россия перестаёт быть евразийской империей. Крайне важно, чтобы в Евразии не появилось соперника, способного доминировать в Евразии и, таким образом, бросить вызов Америке. <...> Три главных императива имперской геостратегии... это предотвращение объединения варваров».

Збигнев Бжезинский, «Великая шахматная доска», 1997 год

Любому человеку, который рассуждает о причинах российско-украинского конфликта, мне кажется, надо ответить на три вопроса.

В 2000 году президент Путин предложил президенту США Клинтону принять Россию в НАТО. Клинтон ответил отказом. В 2001 году, через три недели после 11 сентября, президент Путин нанес визит в штаб-квартиру НАТО — с этим же предложением. России снова указали на дверь. Однако в 2002 году предложение вступить в НАТО поступило Украине.

В 2000-2002 годах общественный строй России и Украины никак не различался между собой. Как объяснить, что одну страну-обрубок, оставшуюся после распада СССР, в НАТО не взяли, а другую страну-обрубок, Украину, бенефициара многих столетий экспансии России и потом СССР на Запад — пригласили?

Вопрос второй. В 1918 году большевики заключили Брест-Литовский мир, который британский историк Вилер-Беннет в 1930-х годах охарактеризовал Брестский мир как «беспрецедентное и не имеющее аналога унижение в современной истории». Этот мир отторгал от Российской империи, по выражению советника Рейгана и замечательного политического мыслителя Патрика Бьюкенена, «Треть населения, половину ее промышленности, три четверти ее железной руды».

Такие историки, как Вилер-Беннет, Бьюкенен, Ширер, — все называют этот мир позорной филькиной грамотой, которую ни одно уважающее себя государство не стало бы соблюдать.

Вопрос: почему международный Брест-Литовский договор, отторгавший от России Украину, страны Балтии и Кавказ — это филькина грамота, которую ни одно уважающее себя государство не должно соблюдать, а административные внутренние границы СССР, по которым распался СССР в 1991, — это священные установления, нарушение которых есть международная агрессия, военное преступление и геноцид?

И, наконец, вопрос третий. В 2002 году Майкл Макфол (я выбрала этот пример, потому что бывший посол США в России Майкл Макфол большой сторонник коллективной вины русских) писал про Ирак, что его режим является «непосредственной угрозой национальной безопасности США».

Вопрос. Ирак насчитывает 45 млн. человек, находится в 11 тыс. км от США, и населен совершенно чуждыми американцам арабами. Украина находится на границах нынешней России, и в своих границах 1991 является продуктом экспансии Российской империи на Запад.

Как получается, что действия Саддама Хусейна угрожают национальной безопасности США, но ползучее искоренение русской культуры на пространстве, значительная часть которого является плодом российской имперской экспансии, пространстве, из которого вышли крупнейшие российские и советские политики, генералы, писатели и ученые, — от Разумовского до Паскевича, от Гоголя до Булгакова, от Хрущева до Брежнева и Подгорного, — и вступление этого пространства в НАТО не угрожают национальной безопасности России?

Задав эти вопросы, мы теперь перейдем к теоретической части.

Эта теоретическая часть может быть описана очень просто. В 1991 году многим российским демократам казалось, что они попали в Полдень XXII век. Что эпоха международного противостояния кончена. Что она завершилась победой демократий во всем мире. И что у России есть только один путь: интеграция в мировую экономику и Европу, потому что все остальное — это изоляция и путь в никуда. Играть надо по правилам победителей, тем более что победители просвещенны и милосердны.

Проблема заключается в том, что Полдня XXII века нет, а геополитика есть. Ее требования неотменимы и логичны. И действия США за эти тридцать лет были направлены на не триумф общего блага, а, как это разумно и естественно, — на триумф самих США. В частности, они были направлены на военно-политическую колонизацию Европы и превращение ее в систему буферных американских государств. Интересы России — как побежденной стороны — при этом иногда не брались в расчет, а иногда эта политика прямо, как мы увидим, имела цель загнать побежденную страну в угол и там ее добить.

Об этой стратегии вполне откровенно сказал в одном из своих последних интервью президент США Байден. Он сообщил, что ему позвонил Киссинджер примерно за 10 дней до своей смерти. И он произнес следующую фразу: «Со времён Наполеона Европа все время оглядывалась назад, опасаясь, что может сделать Россия». Это продолжалось «до сих пор». «Но теперь, — сказал Байден, — у нас есть возможность это изменить».

Если выражаться еще более резко и пользоваться неомарксистской терминологией (хотя бы в качестве метафоры), то в результате этой политики многие страны бывшего СССР, окружающие Россию, превратились в колонии Запада. Причем в колонии в худшем, неомарксистском смысле этого слова. Они не стали интегральной частью империи. Они стали именно что колониями — экономически несамостоятельными обрубками, которыми правит компрадорская администрация, уничтожающая экономику своих стран в обмен на вознаграждение из внешнего общака.

Их население бежит на Большой Запад. Их экономика из транзитной становится тупиковой и вымирает; во время мира они играют роль стрекала, которым дразнят Россию, а во время войны их бросают на съедение и разными вдохновляющими словами побуждают сопротивляться до смерти.

А когда оказывается, что когда та или иная страна сражается неэффективно, потому что ее компрадорская элита раскрала бусы, за которые ее наняли для войны, возникает коррупционный скандал. Ее меняют на следующую элиту, которую снова покупают за бусы.

Расширение НАТО было подобного Версальскому договору, подписанному Германией в 1918 году. Рано или поздно такая политика должна была привести сначала к гибридной, а потом к горячей войне, так же как столкновение двух континентальных тектонических плит обязательно кончается возникновением гор.

Та история, которую мы наблюдаем, — это история крушения утопии. Это история крушения утопии о том, что можно построить Моральный Международный порядок. Построение Морального Международного порядка — в противовес прежним диким векам, в которых война была неотъемлемой частью процессов мировой регуляции, — окончилось фарсом, фарисейством на невиданном в истории уровне и крахом.

Буферизация Европы

В первой четверти 21 века мы постоянно употребляем слово «Запад» в значении нечеткого множества стран, которые объединены членством в двух наднациональных образованиях — ЕС и НАТО — и, несмотря на то, что не всегда соглашаются со всеми их директивами, тем не менее образуют, в геополитическом смысле, нечеткое, но совершенно реальное целое.

Мало кто отдает себе отчет, насколько такая ситуация парадоксальна. За шесть тысяч лет существования государств та или иная территория объединялась разными способами. Например, в империю: «Римская империя». Или по признаку веры: «Христианский мир».

Так или иначе, границы обыкновенно были обозначены четко. Нельзя было, например, входить в состав Франции и одновременно не входить.

Но за последние 30 лет, после распада СССР в 1991 году, мы действительно наблюдаем некое уникальное надгосударственное объединение, которое называется «Запад» и состоит из двух других надгосударственных объединений. НАТО и ЕС.

НАТО — это организация, в которой доминируют США, а европейские страны играют роль военных буферных государств. Каждая из них недостаточно сильна и лишена достаточной армии, чтобы защищаться поодиночке, но все вместе они добавляют вспомогательных войск сюзерену.

ЕС — это организация, в которой еще недавно доминировала Германия, а теперь все больше доминирует евробюрократия — Брюссель. Понятно, что интересы НАТО и ЕС могут быть противоположны друг другу в ряде случаев.

Мало кто отдает себе отчет, насколько такая структура необычна для человеческих цивилизаций вообще и для Европы — в частности. И насколько она неустойчива.

1914-1945

Современная Европа — это 44 страны, включая Россию. По степени национального разнообразия Европа уже приблизилась к Папуа-Новой Гвинее. Опять-таки мало кто отдает себе отчет, насколько это необычное состояние.

К примеру, если мы взглянем на карту Европы 1910 года, то увидим на ней всего несколько крупных игроков. Британскую империю, Германскую, Австрийскую, Российскую и Османскую, а также Францию, Испанию и Италию. Все остальные государства геополитическими игроками не являются и, что еще важнее, не пытаются являться. К примеру, Швейцарии не приходит в голову вести собственную международную политику. Небольшая страна, она понимает, что залог ее безопасности — нейтральность.

Швейцарии также не приходит в голову вести внутреннюю политику швейцаризации и, к примеру, пытаться заменить языки «колонизаторов» на ее территории (немецкий, французский и итальянский) на исконный ретороманский. Швейцария прекрасно понимает, что такая попытка будет катастрофой.

Во-первых, она искусственно превратит жителей Швейцарии в Маугли. Она лишит их свободного доступа к развитым европейским языкам, — совершенным и могучим инструментам мышления, заменив их комичным сельским воляпюком, который не имеет долгой письменной истории и мощного понятийного аппарата и вдобавок насчитывает (как любое новогвинейское патуа) пять диалектов на шестьдесят тысяч носителей.

Во-вторых, попытка искусственной ретороманизации Швейцарии расколет страну и создаст почву для иностранной интервенции.

Вернемся, однако, к империям. Слово это еще в конце 19 века имеет довольно важный семантический оттенок. Исторически «империя» — имя собственное. Оно прилагается только к Римской империи, и «империями» называют себя государства, претендующие на то, чтобы перенять ее эстафету. Самый традиционный способ расширения влияния — это расширение империи. Приобретение все новых и новых земель.

Однако в Европе происходит другое. В 1914 году нарождающиеся европейские империи сталкиваются между собой и начинается де-факто внутриевропейская гражданская война, которая протекает до 1945 года. Можно даже сказать, что она идет до 1991 года и имеет три фазы. Две горячих — две мировых войны — и одну холодную. Результатом этой вековой гражданской войны становится развал Европы на 44 государства. Это парадоксальный результат, если учесть, что обычно победа в такой войне заканчивается созданием могучей империи.

Приглядимся, что происходит.

В 1914 году Европа сталкивается в первой фазе войны, которая заканчивается в 1918 развалом четырех империй: Германской, Австрийской, Османской и отчасти Российской.

Двумя главными бенефициарами этого развала становятся Британская империя и — особенно — США. США занимают парадоксальное положение. С одной стороны, США — это тоже империя. По своим ресурсам, технической мощи, размеру народонаселения и разнообразию.

Обычно победа империи над другой территорией кончается тем, что территорию аннексируют. Однако США и Великобритания находятся слишком далеко, чтобы присоединить к себе, к примеру, Силезию или Померанию. (Кроме этого, США недонаселены: в начале 20 века страна только-только осваивает свое западное побережье, и эта недонаселенность существует до сих пор. Как это ни парадоксально, но центральные штаты США, особенно на засушливом Западе, до сих пор поразительно пусты).

И, самое главное, США, а также их союзники, британцы и французы — это демократии. В демократиях граждане голосуют. Присоединение к Британии, к примеру, избирателей Силезии или Померании влечет за собой понятные электоральные трудности.

Но что делать с побежденными? Как гарантировать, что они будут раздавлены и не встанут?

В этот момент в Версале рождается новая идея, под знаменем которой в Европе будет проходить весь 20 век. Эта идея — самоопределения наций. Согласно ей, каждой нации на территории Европы надо дать возможность создать собственное государство. В первую очередь, чтобы избавиться от угнетения «имперских» наций — то есть немцев, османов и русских.

Эта идея так въелась в нашу политическую природу, что мы не замечаем, что с точки зрения прогресса и самореализации человечества она чудовищна. Подавляющее большинство научных открытий и великих книг человечества совершено и написано в империях и крупных государствах.

Если бы не было империи, уроженец крошечной Коммагены Лукиан был бы не великим писателем, а безвестным сирийским комедиантом, а бербер Апулей так бы и пас коз в родной Нумидии.

Эта идея превращает Европу в Вавилонскую башню; будущие европейские Лукианы и Апулеи, которые родились в «маленькой» нации, теперь должны или рано эмигрировать, или быть обречены на неудачу. «Крупные» имперские нации тоже, в свою очередь, лишаются существенного ресурса.

А при реализации эта идея неизбежно приводит к геноциду или этническим чисткам, потому что, во-первых, границы наций не так резко очерчены, как границы государств, а во-вторых, некоторые «нации» существуют весьма условно. При желании их можно числить отдельной нацией, а при желании — частью другой нации. Идея «национального самоопределения» заменяет имперскую синергию взаимной ненавистью и страшной энергией разделения.

Но эта идея — всего лишь инструмент. Реальная, а не абстрактная ее цель — это уничтожение цивилизационного доминирования немцев в Европе. Причем предполагается это сделать не с помощью пушек и прямой аннексии, а с помощью «мягкой силы», руками освобожденных народов, и представить происходящее не как всеевропейскую культурную катастрофу, а как высокоморальное и нравственное событие.

Поэтому к победителям эта идея, разумеется, не применяется. Никто не требует «самоопределения» для Уэльса и Шотландии, для Прованса и Бретани и даже для страны басков и Каталонии. Самоопределение получат Польша, Литва, Эстония, Латвия, Чехословакия — все те страны Восточной Европы, которые потом станут «кровавыми землями».

Это все страны, где немецкая культура доминирует, полностью или частично. В рамках империи (например, Российской) такое доминирование не вызывало никаких вопросов, так же как в Римской империи никто не пытался оспаривать статус греческого языка. Наоборот, остзейское немецкое дворянство было одним из столпов, на которые опиралась империя, и в этом смысле завоевание Петром I Эстляндии и Курляндии было одним из удачнейших приобретений империи — оно доставило ей очень образованный правящий класс. Немецкий язык, например, до 1887 года оставался официальным языком, на котором управлялся город Рига.

Но с национальными государствами по-другому. Все они начинают то, что можно назвать мягкой (а иногда и не очень) этнической чисткой нетитульной нации. В основном это немцы, но иногда попадает и другим нациям: в Польше, например, начинается этническая ассимиляция украинцев/русинов.

Во всех этих странах набор мер один и тот же. Немцы лишаются земель (под предлогом конфискации латифундий), теряют права на работу адвокатами, врачами, инженерами (в Чехословакии для этого, например, надо отныне знать чешский язык), у немецких гильдий конфискуется собственность, немцев первыми увольняют, немецкие школы закрывают, а когда немецкие предприятия разоряются (особенно после кризиса 1929 года), то предприятия правящей нации (например, чешской) получают субсидии и госзаказы, а немцы становятся первые в очереди на увольнение.

Происходит гигантское стирание немцев как объединяющей культурной силы Восточной Европы. Около 20 миллионов немцев оказываются внутри этой системы апартеида. И все это достигается с помощью мягкой силы. Державы-победительницы тут ни при чем.

Рассмотрим три примера того, как действует эта мягкая сила.

В 1920 году в Восточной Пруссии (Алленштайне и Мариенвердере) проводят плебисцит. Цель плебисцита — расчленение Германии. Дело в том, что большинство жителей региона составляют мазуры. Это славянский народ, часть которого идентифицировала себя как немцы, часть — как поляки, а часть — как отдельный славянский народ, мазуры.

Из 720 тыс. населения Алленштайна и Мариенвердера 440 тыс. было мазурами/поляками, и союзники, видимо, введенные в заблуждение «мазурскими активистами», ожидали, что регион можно будет оторвать от Германии. Результаты голосования были удручающие: 97% населения в Алленштайне и 92% в Мариенвердере проголосовали за Германию. Эта история имела трагическое продолжение: после 1945 мазуры тоже были причислены к немцам и подверглись этнической чистке.

Другой плебисцит проводят в 1921 году в Верхней Силезии — одном из центральных промышленных районов Германии. Он сопровождается террором со стороны вооруженных польских «активистов» и ответным террором немецких отрядов самообороны. Дело в том, что 60% населения этнически являются поляками, и союзники снова надеются, что с помощью «гласа народа» и мягкой силы этот важнейший промышленный регион будет отторгнут от Германии.

Однако 60% населения региона голосует за то, чтобы остаться в Германии. Тогда результаты плебисцита объявляются незаконными, а в регионе вспыхивает третье «народное восстание» поляков во главе с активистом Войцехом Корфанты. Первый человек, которого Корфанты расстреливает в ходе этого «восстания» в упор, — это поляк Теофил Купка, который был его помощником по плебисциту и заявил о махинациях с голосами. По результатам этого восстания значительную часть Силезии отдают Польше.

Наученные горьким опытом, победители передают Польше Данцигский коридор — на этот раз без всяких плебисцитов. Данцигский коридор — часть Померании — рассекает Германию на две части. В нем в этот момент проживает около 528 тыс. славян — поляков и кашубов. Немцев в коридоре проживает гораздо больше: около 400 тыс. живет в городе Данциге, который на 95% немецкий, и 420 тыс. немцев — в остальной части «коридора». При этом многие поляки и тем более кашубы, разумеется, германизированы: они читают по-немецки, а не по-кашубски, тем более что на кашубском нечего читать.

Чтобы «самоопределить» жителей коридора, как поляков, приходится идти на всяческие хитрости. Данциг выделяют отдельно и передают непосредственно под опеку Лиги Наций. Кашубов искусственно приравнивают к полякам — их право на самоопределение никого не волнует. Так в коридоре образуется польское «большинство», и польские национал-активисты начинают против его немецких жителей террор. Немцы бегут. К 1921 году в коридоре остается 175 тыс. немцев, к 1931 — всего сто тысяч. Это даже не мягкая кампания по принуждению: это полноценная этническая чистка. Но! Это не Вудро Вильсон и не Черчилль поджигают фермы немцев в Данцигском коридоре. Это делает даже не польское государство. Это делают гражданские активисты. Вудро Вильсон тут ни при чем.

Эти три истории: в Восточной Пруссии, в Верхней Силезии и в Данцигском коридоре — наглядно демонстрируют, какие большие усилия прилагали союзники для расчленения Германии руками «покоренных ей народов», насколько политически обусловленным было признание права на самоопределение (почему его признали за поляками, но не за кашубами или мазурами?), и насколько деструктивна была сама идея национального самоопределения. Она не имела никакого отношения ни к свободе, ни к демократии. Она была заточена на то, чтобы уничтожить Германию руками «порабощенных малых народов» и сделать эти новые слабые нации буферными государствами — клиентами победителей. Это была классическая стратегия «разделяй и властвуй».

Заметим, что правило «национального самоопределения» не распространялось и на саму новую империю — США. Никто не собирался ассигновать, ради сохранения самобытного культурного наследия, каждой нации по штату. Никто не говорил: немцы — селитесь только в Миссури, французы — в Луизиане, ирландцы — в Массачусетсе, итальянцы — в Коннектикуте, японцы — в Калифорнии и т. д. Если бы подобное произошло, то понятно, что США просто бы исчезли как единое целое.

Они бы, как Ближний Восток или Балканы, превратились в арену взаимной национальной резни. Но в Европе это правило было испытано и найдено очень полезным. Это был гибридный инструмент, позволяющий с помощью мягкой силы чужими руками уничтожить опасного гегемона Европы — Германию.

Такое беспрецедентное унижение нации не прошло бесследно, и дело кончилось Второй Мировой, по итогам которой немцам был нанесен окончательный, бесповоротный удар. 18 млн немцев попросту выселили со спорных территорий. 2 млн из них погибли по дороге. В Чехословакии партия, которая этим занималась, называлась Национал-Социалистическая партия Чехословакии. С собой можно было взять 70 рейхсмарок и чемодан вещей, которые, впрочем, большей частью отбирались тут же. Имущество, драгоценности, любые ценности — конфискации подлежало все. Немцам давали по 15 минут на сборы, а по дороге активисты просто забегали в вагоны и расстреливали высылаемых, вместе с маленькими детьми.

Никакого протеста со стороны победителей это не вызывает. Наоборот, объявляется, что во всем виноваты исключительно немцы. Их стремление избежать притеснений в Судетах и Данцигском коридоре объявляется прелюдией к Холокосту. А тот факт, что в Холокосте, кроме немцев, широко принимали участие кооптированные немцами активисты других национальностей — поляков, литовцев, эстонцев, и западных украинцев, не говоря уже о французах, хорватах и румынах, — вообще не принимается в расчет.

Опыт оказывается удачным: Германия, как культурный гегемон, исчезает с карты Европы — и вовсе не только из-за культурных чисток при Гитлере. Немецкий язык, бывший в конце 19 века интернациональным языком науки, сменяется английским.

На конференции в Тегеране Рузвельт предлагает полную «деколонизацию» Германии, которая должна быть разделена на пять частей (урезанная Пруссия, Бавария плюс Баден-Вюртемберг, Саксония, Тюрингия и Бранденбург, и т.д.). Затем возникает план Моргентау: Германию планируется разделить на три части и устроить в них геноцид, уничтожив ее промышленность и убив голодом несколько десятков миллионов человек. Но после того, как восточную часть Германии захапывает себе СССР, побеждает другая идея, и западному остатку расчлененной Германии протягивают руку помощи и план Маршалла.

Буферная империя Сталина

По итогам Второй Мировой формируется два военных лагеря: НАТО и страны Варшавского договора, то есть вся Восточная Европа. Сталин опять-таки не поглощает страны Восточной Европы, а вместо этого пользуется тем же трюком, которым пользовались после 1-й Мировой США: самоопределение наций.

Вопрос: почему Сталин не поглощает эти страны напрямую, благо на гербе СССР изображен земной шар, и СССР заведомо устроен так, чтобы присоединять к себе национальную республику за национальной республикой, пока последняя Аргентинская ССР, по удачному выражению Виктора Суворова, не войдет в его состав?

Ответ заключается в том, что это ему не нужно. Зачем аннексировать то, что само упадет в руки в результате «мягкой силы», — то есть деятельности активистов и выборов?

В этот момент, по ялтинским соглашениям, образуется ООН. Создателем ООН и ее первым руководителем является шпион НКВД Алджер Хисс. Хисс даже становится и.о. первого генсека ООН.

Обратите внимание на титул Хисса. Хисс называется «генеральным секретарем», так же, как Сталин. «Генеральный секретарь» — титул беспрецедентный. Ни один правитель, вождь или лидер в мире до сих пор не назывался «генеральным секретарем». То, что Сталин носит именно такой титул, — это случайность.

Сталин был «генеральным секретарем» партии еще при Ленине. Это было мелкое бюрократическое звание, но в ходе аппаратной борьбы именно оно позволило Сталину сосредоточить в своих руках необъятную власть. Сталин, победив, не стал менять свой статус и провозглашать себя «фюрером», «вождем», «президентом» и так далее. Он продолжал довольствоваться скромным титулом «генерального секретаря». Секретарь — это ведь что-то такое незначительное, это вам даже не директор. Директор руководит, а секретарь ему бумажки подносит.

И вот теперь глава ООН тоже называется скромным титулом «генерального секретаря». И в эту ООН первоначально входит 51 страна, включая Белорусскую и Украинскую ССР. А ее генсеком является шпион НКВД Алджер Хисс. Согласитесь: достаточно коммунистам победить в 26 из этих стран — и Сталина могут автоматически избрать Генсеком ООН. От одного генсека — до другого.

Более того, благодаря Алжеру Хиссу в Уставе ООН появляются поразительные статьи: это ст. 44-46. Эти статьи дают новое в истории человечества определение несправедливой военной агрессии. Несправедливая военная агрессия — это агрессия, предпринятая в обход Совета Безопасности ООН. Но, сообщает нам Устав, Совет Безопасности ООН не просто имеет право вести войну — это одна из главных его задач. Более того, он имеет право приказать любому государству-члену ООН использовать свои вооруженные силы для войны, которую объявил Совет Безопасности ООН.

Вот эта необыкновенная статья номер 45:

«В целях обеспечения для Организации Объединенных Наций возможности предпринимать срочные военные мероприятия, Члены Организации должны держать в состоянии немедленной готовности контингенты национальных военно-воздушных сил для совместных международных принудительных действий. Численность и степень готовности этих контингентов и планы их совместных действий определяются Советом Безопасности с помощью Военно-Штабного Комитета в пределах, указанных в особом соглашении или соглашениях, упомянутых в статье 43».

Иначе говоря, благодаря этой статье, в том случае, когда Сталин получает под свой контроль Совет Безопасности ООН, он получает право объявить любую войну против той страны, которая не подчиняется требованиям ООН. Это будет война справедливая. Любая другая война есть война несправедливая. И все остальные государства, если они входят в ООН, должны не просто одобрить эту войну — а участвовать в ней своими силами, в зависимости от того, как прикажет Совбез.

Понятно, что в таких условиях Сталин заинтересован в том, чтобы в Восточной Европе в его сфере влияния было как можно больше стран-членов ООН и чтобы они приходили к власти посредством выборов, а не через прямую военную оккупацию.

Тактика Сталина оказывается блистательно удачной. В Чехословакии в 1946 году коммунисты честно побеждают на парламентских выборах, и Клемент Готвальд становится премьером. В Болгарии коммунисты побеждают с триумфом в 1946 году, получив 53% голосов. В Югославии они триумфально набирают 90%, потому что оппозиция отказывается участвовать в выборах. Коммунисты едва не победили на выборах в Финляндии в 1948 году (главой МВД Финляндии к этому времени стал коммунист Ирйо Лейно). В Греции коммунисты в 1946 году поднимают восстание.

Поэтому Сталин продолжает традицию Версаля. Вместо того, чтобы прямо включить новые завоевания в СССР, Сталин плодит на западной границе СССР сложную конструкцию из буферных государств, к которым совершенно свободно, в результате деятельности активистов и воли народа, должны присоединяться новые и новые страны, — включая Болгарию, Чехословакию, Грецию, Финляндию и Италию.

Вслед за устроителями «референдумов» в Верхней Силезии Сталин тоже использует технологию «мягкой силы» и «народного волеизъявления». Коминтерн распущен, но дело его живет. В Румынии, к примеру, количество членов компартии вырастает с 1000 чел. в 1944 году до 700 тыс. в 1947, после чего они — правильно — с триумфом выигрывают выборы.

Невозможно сильней подчеркнуть: вся технология использования «мягкой силы», активистов и «народного волеизъявления» была до совершенства доведена именно Сталиным. Она зарождалась в 1920-х, во время расцвета Коминтерна, как механизм давления на интеллектуалов.

Именно тогда, под чутким руководством соратника Ленина и убежденного немецкого коммуниста Вилли Мюнценберга, была создана гигантская машина антифашистских комитетов, антиколониальных форумов, бесчисленных комиссий, петиций и гражданских кампаний людей доброй воли, под прогрессивным мнением которых считал себя обязанным подписаться почти каждый западный интеллектуал, и групп давления, стадной частью которых он часто с восторгом являлся. Это был механизм сабверсии западных демократий — сначала среди интеллектуалов.

В 1945 году, оказавшись, как хорек в курятнике, среди нищих и разрушенных войной стран Восточной Европы; стран, правительства которых еще недавно сотрудничали с нацистами, и где единственной организованной силой были финансируемые Советами коммунисты-партизаны, Сталин быстро перешел к использованию активизма как оружия массового поражения на демократических и не очень выборах. Сталин устраивал то, что сейчас называется «цветными революциями».

Результат был великолепный. Даже в Польше, где коммунисты, чтобы выиграть выборы, прибегли к открытому террору и фальсификациям, в референдуме 1946 года на вопрос о национализации в реальности «да» ответили 42% избирателей. Если аннексия балтийских республик Сталиным до войны вызвала живейшие протесты США и Великобритании, то потом, в 1940-1950-х годах, результатов триумфального шествия народного волеизъявления (иногда приправленного арестами и снятием кандидатов с выборов) оспаривать было некому.

В 1945-1946 гг. Сталин довел систему действий посредством прокси — активистов и мягкой силы — до полного блеска.

Последующая международная деятельность СССР: финансирование многочисленных антиколониальных движений и кооптация любых антизападных инсургентов, активистов или диктаторов — была продолжением именно этой стратегии. Поддержка, вовремя оказанная Нельсону Манделе, сандинистам или «Гринпису», была куда дешевле и куда разрушительнее, чем посылка танковой армии.

Собственно, этот процесс и назывался «холодная война». Война была «холодной» не только потому, что у обеих сторон было ядерное оружие. Но и потому, что инвестиции в антиколониальных активистов или борцов за мир стоили по сравнению с настоящей войной копейки, были совершенно ненаказуемы, и били в самое сердце Запада.

В конце концов, если бы в странах Третьего Мира к власти пришли бы антиколониальные правительства, если бы все профессора западных университетов стали левыми если бы их воспитанники заняли бы ключевые места в правительстве — Холодная Война была бы выиграна без единого выстрела.

Запад бы пал.

Поэтому то, что мы тогда называли Холодной Войной, было бы правильней назвать Гибридной Войной.

Именно в этот момент СССР совершенствует изобретение Вилли Мюнценберга — то, что можно назвать системой политических оффшоров. Деньги, полученные от продажи нефти на Западе, проходят через десятки «обществ дружбы» и НКО, вертятся, пропадают, снова всплывают, и притворяются пожертвованиями людей доброй воли. Собственно, сам термин НКО появляется в 1945 году. Его вписывает в устав ООН (в ст. 71) не кто иной, как уже знакомый нам сталинский агент влияния Алджер Хисс.

Иначе говоря, СССР изобретает USAID.

В 1961 году по указу президента Кеннеди США у СССР USAID заимствуют.

Наш рассказ будет не полон, если мы не упомянем об еще одном изобретении в это время: это так называемый zersetzung — биодеградация. Это технология, придуманная, для разнообразия, не КГБ, а Штази — политической полицией Восточной Германии.

Такое положение дел не случайно. Германия была «западной» страной. Она была витриной социализма. В ней нельзя было сажать недовольных десятками тысяч в Гулаг или расстреливать их. Поэтому Штази изобрела более трудоемкий, но не менее разрушительный путь наказания инакомыслящих.

Церзетцунг можно определить как сумму социальных технологий, посредством которых инакомыслящий оказывался полностью дезориентирован, скомпрометирован, подвергнут остракизму, изолирован, осмеян и подвергнут мощнейшей кампании дезориентирующего газлайтинга.

У жертвы zersetzung внезапно уходила жена. Друзья вдруг объявляли его сумасшедшим; слухи распространялись, что он доносчик, вор или гомосексуалист. Его персональные недостатки вдруг становились известны всем. Он попадал в ужаснейшие ситуации. Друзья отворачивались от него. Его высмеивали. Вмешательство было до того изощренным, что Штази, например, могла раз за разом проникать в дом жертвы в его отсутствие и делать там что-то, на первый взгляд, совершенно безобидное. Например, перекладывать тюбик зубной пасты с полки на раковину, перевешивать ключи, или менять продукты в холодильнике. Такая на первый взгляд никчемная операция имела страшные последствия. Человек или решал, что за ним следят (что и было), или считал, что он сошел с ума.

Такая операция, конечно, были куда тягомотней и дороже, нежели обычный арест. Но зато они достигали того, чего не могли достичь никакие пытки. Из героя, противостоящего аппарату насилия и лжи, они делали неврастеника и неудачника, с которым никто не хотел общаться.

Иначе говоря, Штази изобрела культуру отмены.

1991 год

В 1991 году вся эта конструкция развалилась с оглушительным треском. СССР к этому времени нес двойную ношу. С одной стороны, он продолжал существовать в режиме сталинской военной экономики, и содержать — за счет произвольного изъятия труда и собственности у населения — военную промышленность, которая должна была покорить мир. С другой стороны, со времени Хрущева он строил развитой социализм, то есть систему, в которой люди получают больше, чем заработали.

Этот двойной груз поломал бы любую страну — СССР не выдержал. В СССР начались реформы и сближение с Западом. Попытка устроить российский Тяньанмень оказалась неудачной, и, пока государство лежало после краха ГКЧП в обмороке, Ельцин вытащил торчащую у него из сумочки Российскую Федерацию и создал на руинах СССР государство-обрубок — без армии, без полиции, без налогов — государство, внезапно погружающееся в каменный век.

Вся плодородная почва цивилизации слетает с этого обрубка, ученые бегут целыми НИИ, заводы превращаются апокалиптические декорации, а народившийся бизнес существует в двух агрегатных состояниях: либо его, бизнес, отстреливают бандиты, либо он создает свою собственную армию и полицию и тогда называется олигархами. Другим вторым крупным государством-обрубком такого же рода становится Украина.

Не сделав ни единого выстрела, США внезапно оказываются победителями в холодной войне. И как! Их противник не просто понес поражение. Он перенапряг себя и самоликвидировался. Он сам реализовал тот катастрофический план, который в 1945 относительно Германии был признан слишком бесчеловечным и радикальным: план расчленения Германии на «самоопределившуюся» Пруссию, Баварию и пр.
Никогда столь впечатляющая победа не достигалась столь малыми усилиями, и никогда великие империи не гибли от настолько ничтожных аппаратчиков. Более того. Понимая, что избиратели предъявят ему за тотальное уничтожение великого государства, Ельцин обращается к единственной силе, которая на его стороне и кровно в нем заинтересована, — то есть к США.

Ельцин — демократически избираемый президент, и для того, чтобы продать новым российским избирателям как достижение, рухнувшее государство с налогами, которые не собираются, силовиками, которые массово уходят в бандиты, и бизнесом, который вынужден либо отрастить себе административно-силовую составляющую, либо погибнуть от пули в подъезде, — ему продают это как переход к «свободе» и «рынку».

Советская интеллигенция, считавшая себя в глубине души прогрессорами и донами Руматами, страдающими от тупости окружающего Арканара, с восторгом становится проповедником этой точки зрения: Россия наконец-то попала в Полдень XXII. Арканар разрушен, братья из Европы ждут нас на пороге, и будет все, как говорило «радио Свобода».

США пользуются этим неожиданным фартом. В стране, где налоги не собираются вовсе, МВФ вдруг неожиданно становится главным финансовым органом внешнего управления, без которого нельзя принять никаких решений. Ваучерную приватизацию проводят на 58-миллионый грант от USAID, и когда главу USAID Томаса Дина спрашивают, правда ли, что его организация «помогла продвинуть Чубайса на высшие позиции в российском правительства», он ответил: «как наблюдатель, я сказал бы да».

Суть дела прямо излагает Збигнев Бжезинский в своем интервью газете «Сегодня» в 1994 году: «Американское партнерство с Россией не существует и существовать не может. Россия не является партнером США, Россия — клиент США. Россия бросила вызов США и была побеждена. Теперь Россия может существовать только как клиент США. Претендовать на что-то иное является беспочвенной иллюзией».

Так закладывается непреодолимое противоречие. Это противоречие между новой ельцинской элитой, которая совершенно искренне считает, что она отныне является клиентом США, и населением, которое голодает и честит новых хозяев жизни «дерьмократами» и «либерастами». Элита не остается в долгу. Она строит в России демократию, но при этом считает большинство избирателей тупым быдлом.

Так на пространстве Европы в 1991 году по итогам двух горячих войн и одной холодной складывается уникальная ситуация.

С одной стороны, есть гегемон — США. Это — абсолютный победитель в войне. С другой стороны — есть полная корзина европейского барахла, обломки двух горячих и одной холодной войны, которые представляют собой ничейную землю и долго в таком статусе не пробудут. Эти страны большей частью слишком маленькие, чтобы существовать самостоятельно в мире, где есть военная угроза, и они будут кем-то освоены — или возродившейся Германией, или возродившейся Россией, или поделены. То, что стоит перед США, — это opportunity of a lifetime.

Это шанс, который выпадает империи раз в тысячелетие. Но это и большой вызов. Население США 350 млн, население бесхозной территории, вместе с Украиной и Россией — 650 млн. Посмотрим, как США на этот вызов ответили.