16 января 2024, 21:35
Нидерланды убивают русских трансгендеров
Пять трупов за год в нидерландских государственных убежищах для беженцев. Все — россияне или русскоязычные. Все — ЛГБТ-люди. В любой другой ситуации это было бы поводом для журналистских расследований и скандалов. Однако трагедии замалчивают. Выходят некрологи и пару интервью, и на этом всё.
Дополнительная деталь: все погибшие совершили самоубийства. Что же происходит? Давайте попробуем вместе разобраться.
Впервые об убежищах для ЛГБТ-людей в Нидерландах я услышала от, собственно, них же в нашем шелтере в Москве — «Крепости», существовавшей на пожертвования и деньги основателя SVTV Михаила Светова.
Тогда, в далёком ковидном 2020 году, на бегство решались лишь немногие представители меньшинств. ЛГБТ ещё не признали «экстремистской организацией», запрета на трансгендерный переход не было, а по клубам не ходили с рейдами. Конечно, давление и случаи преследования встречались нередко — но тогда это не было массовым явлением. Скорее местью отдельным активистам и организациям, которые привлекали слишком много внимания. Или роковой случайностью, когда в жернова палочной системы попадал никому не известный человек. А потому на получение статуса беженца подавались редко, в самых тяжёлых случаях — и в целом мало представляли, чем он грозит.
Наши подопечные о Нидерландах слышали, но не из первых рук, и описывали их, как страну молочных рек и кисельных берегов. Дескать, можно легко убежать туда от российской гомофобии и жить в шоколаде. Тогда я не придала этим словам значения. А зря.
Когда я сама, многие мои друзья и коллеги покинули Россию после начала войны, мы смогли познакомиться с европейскими «кисельными берегами» поближе. Оказалось, что молоко в дефиците, и уже давно. Чтобы податься на убежище или гуманитарную визу, нужно иметь и убедительный кейс, и поручительство определённых организаций, и глубокое понимание того, как работает евробюрократия. Иначе — оставайтесь вечными «туристами» в странах постсовка, испытывая на прочность гостеприимство хозяев.
А те государства, которые дают убежища, могут вас и на мороз выкинуть, если бумажки не сойдутся. Даже самый сильный кейс не поможет: сядешь на самолет и улетишь в родную тюрьму народов, оставив оплаченное жильё, вещи и надежды.
На фоне этой и без того безрадостной картины стали одна за другой появляться новости о самоубийствах транс-людей. С каждым погибшим общее число обновляют, но вот подробностей больше не становится.
Собственно, начнем со счёта. Медиа — что «Новая газета Европа», что «Докса» — пишут о пяти погибших, но по какой-то причине не могут назвать всех по именам. Первая именованная жертва — 21-летний трансгендер, сменивший имя на Хина Захарова.
Этот беженец свёл счёты с жизнью в лагере Драхтен, потому что не мог получить доступа к медицинской помощи. Не к какой-то специализированной помощи для транс-персон, вроде ГЗТ или хирургии, а к самой банальной, знакомой каждому третьему экспату: не удалось получить антидепрессанты. Человек оказался без прописанных антидепрессантов, в тяжёлом состоянии, в чужой стране, на положении без пяти минут бомжа, без внятных перспектив — и покончил с собой.
Еще один безымянный ЛГБТ-беженец совершил суицид за 6 недель до Хины, о чем сообщает профильное СМИ. Имя и статус найти невозможно. В Инстаграм-профиле НКО «LGBT Asylum support» в подходящий временной промежуток есть публикации о трансгендере из Китая по имени Марлон/Энджел, который покончил с собой за два года до этого. И ещё один некролог — для 19-летнего беженца по имени Хайтм, молодого гея арабского происхождения. О его смерти сказано вскользь — по всей видимости, он оказался жертвой гомофобии своих соотечественников уже в новой стране. О погибших россиянах сообщений за нужные даты нет.
Следующая подтверждённая смерть произошла уже в лагере для беженцев города Эхт. Михаил Зубченко, бисексуальный беженец из России, 24 лет от роду, фактически жил у родной сестры, а в лагере Эхта поначалу только отмечался. Как в интервью изданию «Точка» рассказал его знакомый Салим Алеулов Михаил был в очень тяжёлом состоянии. Не особенно понимал, что с ним происходит, разругался с сестрой и переехал жить в лагерь. По пути потерял документы и личные вещи, на месте поссорился с Салимом. А потом — покончил с собой.
Михаила описывают как скромного и закрытого человека. Он ходил в церковь, вероятно надеясь на поддержку, но этого оказалось недостаточно. Профессиональной помощи в лагере Эхта для него нашлось.
На Рождество трагедия произошла уже в лагере города Харлен. Русскоязычный 21-летний трансгендер из Приднестровья, сменивший имя на Катя Михайлова, получил отказ в получении беженства. На родине беженец столкнулся с государством в его худших проявлениях: оно насильно заснуло транс-персону в психдиспансер, чтобы вылечить от «девиантности», а затем пыталось призвать на службу. Не выдержав ещё одного удара, ЛГБТ-беженец покончил с собой.
В начале 2024 года, вскоре после новогодних праздников, суицид совершила 26-летний трансгендер, сменивший имя на Антонина Бабкина. И тут у нас есть гораздо больше деталей: дело в том, что этот человек оставил след в публичном пространстве.
До транс-перехода Антонина была Антоном Бабкиным. Молодой мужчина засветился на «Дваче», где из его фотографии сделали мем. В 2020 году он публично заявил о желании сменить гендер, а после начала войны, уже как транс-женщина, уехал в Нидерланды. На новом месте ЛГБТ-беженцу отказались продлить антидепрессанты, без которых он не мог функционировать. Россиянин попробовал выбить себе лекарства с помощью голодовки и обращаясь в суд, но ничего не помогло.
«После того, что произошло со мной, я стала хейтить Нидерланды. Потому что мне так и не возобновили антидепрессанты, у меня синдром отмены. <...> [Организациям для беженцев] плевать, что у тебя психическое расстройство, они всех признают здоровыми и притом даже банально тестирование не проводят», — цитирует «Новая Газета Европа» уже удалённый Телеграм-канал Бабкина/Бабкиной.
По сохранившимся в TG-Stat остаткам канала можно восстановить всю картину. После бегства транс-персоне становилось всё хуже и хуже, сложнее адаптироваться, сложнее мотивировать себя жить дальше. Каждый день силы понемногу оставляли автора блога; жалобы на одиночество и безнадёгу становились все более вялыми, пока не осталось одно-единственное решение.
Все эти истории объединяет общая канва. Россияне и русскоязычные приезжают в Нидерланды беженцами в надежде на лучшую жизнь. А получают государственный фильтрационный лагерь, в котором нет ни минимальной помощи, ни поддержки. При этом позаботиться о себе сами соискатели беженства не могут — им это запрещает все та же европейская бюрократия. Остаётся терпеть, в ожидании неизвестно чего. А когда силы терпеть заканчиваются, многие выбирают смерть.
Умирают постояльцы концлагеря прямо-таки рутинно — пока НКО воздвигают им красивые мемориалы с радужными ленточками. И это началось не вчера и не сегодня. ЛГБТ-столица Европы, Нидерланды, годами подвергает дискриминации беженцев за их ориентацию и гендерную идентичность. Это такой секрет Полишинеля: у приезжих меньшинств будут проблемы, если они просят защиту у голландского государства. Причём проблемы настолько старые и ярко выраженные, что они стали предметом исследований — тех самых, которые так любят левые коллеги.
Адвокат Сабина Янсен из COC Netherlands, старейшей ЛГБТ-организации в мире, описывает ситуацию следующим образом:
-
В начале 2010-х годов государственные инстанции в Нидерландах по делам беженцев предполагали, что беженцы из 70 стран, где гомосексуальность криминализирована, могут просто вернуться домой и «жить в шкафу», и поэтому отказывали в помощи;
-
После решений суда Европейского союза такие отказы стали неправомерными, и вместо того, чтобы просто отказывать просителям в убежище, госинстанции стали ставить под сомнение их ориентацию;
-
Чиновники из нидерландской миграционки придумали себе стереотипы, которым ЛГБТ-беженец должен соответствовать. Он должен быть подавленным и депрессивным, испытывать чувство стыда и быть склонным к саморазрушению — и ни в коем случае не испытывать позитивных чувств к своей идентичности, ни любви, ни радости;
-
В 85% случаев чиновники отказывали заявителям на убежище, потому что не верили в их ориентацию.
Звучит как какая-то пещерная гомофобия, не правда ли? Что-то вроде того, что наши леворадикальные коллеги приписывают своим оппонентам. Дескать, вы не верите на слово в наши новые цвета радуги и буквально убиваете нас.
А на деле именно такая нетерпимость — неиронично убийственная, на государственном уровне — процветает в сердце Евросоюза. В стране, которая регулярно занимает первые места во всех возможных рейтингах равенства и благополучия, в том числе в рейтингах ЛГБТ-равенства.
В 2022 году действия миграционной службы Нидерландов привели к массовым протестам. В августе 700 беженцев три недели были вынуждены спать на открытом воздухе снаружи центра для беженцев в городке Тер-Апель, поскольку лагерь был переполнен. Некоторых людей размещали в не предназначенных для того помещения — например, в спортивном зале. Именно там погиб трёхмесячный ребенок, о котором вы могли слышать из новостей. В сентябре беженцы взбунтовались, к ним присоединились левые активисты. В том числе журналисты Vice, которых уж точно нельзя заподозрить в консервативных взглядах или недоверию к государству.
Журналисты опросили участников протеста и услышали истории, которые подтверждают слова Сабины Янсен: власти не верят в ЛГБТ-идентичность беженцев и пытаются выставить их из страны, предварительно месяцами (а зачастую и годами) держа в лагере.
К этому стоить добавить и другую информацию. На территории лагерей, как и в типичной постсоветской тюрьме, тяжело получить медицинскую помощь: беженцу буквально могут отказаться вызвать скорую помощь при острой необходимости. Лопнул аппендицит? Ничего страшного, выпейте парацетамол. Психиатрическая и психологическая поддержка тоже недоступны, такие вещи предоставляют лишь некоторые отдельные НКО.
Но конкретно ЛГБТ-беженцев ждёт и другая опасность. Соискатели убежища часто приезжают как раз из тех самых стран, где ЛГБТ-персоны находятся вне закона и подвергаются гонениям — и многие соседи по лагерю разделяют такое отношение. Одни просто унижают, другие угрожают расправой, а третьи и вовсе хватаются за нож. А при любых инцидентах ни полиция, ни администрация лагеря не будут вмешиваться до последнего. Решайте свои проблемы сами, у вас же для этого забрали все документы и привязали к одному месту, как к тюрьме. Проявите смекалку!
Эти истории не исчерпываются парой интервью на протесте. Так, в 2016 году 26-летний гей и курд Серджан Озмерал бежал из Турции: его собственная семья пыталась убить его за то, что он сделал перед ней «каминг-аут». Мужчина попробовал податься на беженство в Нидерландах — и подача растянулась на многолетний процесс, за время которого местные власти неоднократно не признавали его геем. Он даже посидел в тюрьме Роттердама, прежде чем смог добиться признания себя — и ЛГБТ-меньшинством, и беженцем.
В 2017 году в похожую ситуацию попал человек из Ирака, представившийся под псевдонимом Исса. Мужчина также боялся расправы. Власти признали его геем после унизительного интервью с переводчиком, на котором выпрашивали такие подробности интимной жизни, как предпочитает ли он быть «снизу» или «сверху». Но затем чиновники решили, что в Ираке просителю ничего не грозит. Иракский гей стал задумываться о суициде, лишь бы не возвращаться домой, и не страдать дальше в лагере. Что с ним стало дальше — неизвестно, поскольку свою настоящую личность он не раскрыл.
Молодой гей Азиз из Афганистана оказался в Нидерландах в 2014 году, после того как его бойфренда убила его собственная семья. Выживший афганец бежал от такой же расправы. Он даже смог предоставить документ, подтверждающий угрозу жизни. Но нидерландский суд его не принял, потому что бумагу помог получить сочувствующий родственник, а по мнению судьи, настоящему афганскому гею родственники помогать не стали бы. В 2016 году Азиза изолировали в лагере для депортации — но депортировать отказывались, поскольку Нидерланды считают Афганистан небезопасной для ЛГБТ страной. Бюрократы связали самих себя по рукам, а жертву гонений взяли в бессрочные заложники.
Гей-сириец Алаа Аммар оказался в уже упомянутом лагере в Тер-Апеле вместе с четырьмя другими ЛГБТ-людьми. На их беду, в том же лагере их встретили соотечественники. Приглядевшись к новоприбывшим, «деды» принялись избивать «духов» за неправильную ориентацию. Аммар пожаловался администрации, и геев-сирийцев перевели в лагерь в Апелдорне. Там трое местных постояльцев окружили Аммара в туалете и порезали его ножом. Мужчину снова перевели в лагерь в Тер-Апеле, где издевательства продолжились, пока он не получил все бумаги и не смог выехать из него на частную квартиру в 2016 году.
Примерно в то же время поступили жалобы от анонимного ЛГБТ-беженца из лагеря рядом с городом Неймеген. Местные беженцы оставляли в его постели экскременты и записки «Убить геев!», «Геям в нашем лагере не место!». Кроме того, местные ходили с ножами, из-за чего аноним боялся за свою безопасность. А в лагере города Хеуменсорда сами ЛГБТ-люди спали с ножами, опасаясь, что на них нападут ночью другие неравнодушные претенденты на статус беженца. По сравнению с этим, нравы в Амстердаме, где тоже есть центры по приемы беженцев, куда мягче. Там местные беженцы и поборники правильных нравов просто оплевали беженцев-геев, такой инцидент произошел в 2015 году.
Сами создатели концлагерей оправдывают такое отношение тем, что многие якобы имитируют нетрадиционную ориентацию, чтобы неправомерным образом получить убежище. Чиновники лукавят: основанием для беженства является не ориентация, а угроза преследования. Когда ЛГБТ-персоны подвергаются нападению прямо в лагере для беженцев, на глазах у надзирателей, вопрос о подлинности их сексуальной идентичности не должен возникать в принципе, как и вопрос о реальности преследования.
Свидетельств изуверского отношения к людям со стороны госсистемы полно — их не замечают лишь «независимые» (т.е. подотчётные другим странам) журналисты, наделённые даром избирательной слепоты. Вот, один из бывших координаторов штабов Навального там побывал и поделился своими впечатлениями. Его коллеги из СМИ наверняка это видели — но большинство прошло мимо, не написав ни строчки. Хотя это повод для серьёзного расследования.
1. Пол года назад в лагере для беженцев в 🇳🇱 покончила с собой Хина Захарова из РФ, и вот сейчас пишут ещё русский парень.
— Роман Трегубов (@r_tregubov) November 28, 2023
Люди сидят там годами, я сам провёл 14 мес даже БЕЗ интервью(С МОИМ КЕЙСОМ!) забрали загранник, внутр паспорт, военник, которые до сих пор вернуть не могу pic.twitter.com/GSd0VdfOvt
Зная всё это, стоит ли удивляться, что ЛГБТ-люди, прошедшие через нидерландские лагеря, убивают себя? Скорее стоит поразиться стойкости тех, кто одолел Форт-Боярд гомофобии, безразличия и бюрократии, сохранив рассудок и веру в человечество.
На этом месте должна быть мораль. Либертарианцы, которые читали этот текст, знали заранее, что государство не может творить добро и из любой системы «помощи» рано или поздно соорудит концлагерь. То есть для нас с вами, друзья, тут ничего нового нет. Было бы удивительно, если бы за госпомощью НЕ тянулась вереница трупов. Такова цена прогрессивного популизма: приглашаем мигрантов, ломаем им судьбы, создаём социальную напряжённость, и в финале продаём себя как единственное решение созданной нами проблемы. А по пути зарабатываем очки инклюзивности в рейтингах всего хорошего.
ЛГБТ-люди, которые отчаянно ищут любое упоминание о себе в СМИ — желательно что-нибудь по делу, а не очередной приступ вирчу-сигналинга — скорее всего, чувствуют неприятный ком в горле. Да, сказки о молочных реках и кисельных берегах оказались ложью, эти речки охраняет взвод автоматчиков и заборы из колючки. А ещё — целая армия «козлов», которые творят с соискателями то, что самим полицаям запрещает европейский закон. Отправиться туда для многих может быть опаснее, чем остаться дома.
Но я вас прошу не отчаиваться. Кроме Нидерландов есть другие страны, куда вам можно переехать из похолодавшей России. Возможно, вам стоит попробовать найти пристанище вместе с остальными экспатами. Не в статусе беженца, а в статусе обычного мигранта. Условные Черногория или Таиланд могут быть не самыми простыми странами для ЛГБТ-персон, но они однозначно безопаснее, чем концлагерь — метафорический, или вполне реальный, нидерландский. Беженства стоит искать в том случае, когда обычные пути легализации недоступны, например, из-за уголовного дела. Впрочем, решать всё равно вам самим, исходя из своих уникальных обстоятельств.
Если вы не уверены в своих силах, обращайтесь в следующие организации помощи ЛГБТ:
А если у вас всё хорошо, поддержите SVTV. Немногие платформы готовы опубликовать материал о нарушениях прав человека цивилизованным западным государством. Проще прислониться к силе.
