Почему бастуют немецкие фермеры, и что их отличает от экоактивистов?

Почти две тысячи тракторов у Бранденбургских ворот, угрозы парализовать автомобильное движение по всей стране и требование отставки правительства. Новый год в Германии начался с масштабных протестов фермеров. И причина тому — планы правящей трёхпартийной коалиции переложить ущерб от провалов собственной фискальной политики на плечи налогоплательщиков.

Декабрь для Германии ознаменовался беспрецедентным бюджетным кризисом: Конституционный суд в Карлсруэ признал бухгалтерские трюки правительства неконституционными. В частности, кабинет Олафа Шольца планировал спонсировать свои экологические реформы через специальный климатический фонд в обход «долгового тормоза», то есть посредством наращивания государственного долга. Таким образом, в бюджете страны образовалась дыра размером в 60 миллиардов евро, но вместо того чтобы взяться за красный карандаш и умерить свои аппетиты, например, сократить объём пособий по безработице (Bürgergeld), отменить финансирование целой плеяды программ по укреплению многообразия, толерантности и демократии или вычеркнуть финансовую помощь развивающимся странам, власти решили покопаться в карманах своих граждан. И фермеры здесь — не исключение.

Правительство, сформированное из Социал-демократической партии Германии (SPD), «Зелёных» (Bündnis 90/Die Grünen) и Свободных демократов (FDP), прозванное «Светофором» из-за партийных цветов, договорилось консолидировать бюджет на 2024 год с помощью повышения налога на выбросы СО2, введения новых налогов на пластик и авиакеросин, отмены субсидии для электросетей и налоговой льготы для ресторанов — НДС в этой отрасли вернётся к доковидным 19%. Так, согласно расчётам Немецкого экономического института (IW), наступивший 2024 год принесёт налогоплательщикам очередное обременение, которое в особенности затронет бедный и средний классы. Но на этом не всё: ещё почти миллиард евро правительство намерено собрать за счёт сельского хозяйства, отменив действующие в этой отрасли налоговые льготы.

До сего дня фермеры могли рассчитывать, во-первых, на налоговый вычет при заправке сельскохозяйственной техники дизелем (Agrardiesel), цена которого, в зависимости от конъюнктуры нефтяного рынка, в Германии на 50-65% состоит из государственных сборов. А дизеля фермерам нужно много: трактор среднего размера потребляет от 20 до 30 литров топлива в час! Во-вторых, на освобождение от налога на транспортные средства, так как тракторы, комбайны и прочая тяжёлая техника, как правило, не ездит по дорогам общего пользования. Обе меры вводились из соображений справедливости и социальной гармонии, например, чтобы имплицитно не поднимать конечную стоимость фермерской продукции, будь то мясо, молоко, овощи или фрукты, а также повысить конкурентоспособность национальной экономики. Именно поэтому, с одной стороны, фермерский протест переживает такой несвойственный для Германии масштаб мобилизации. С другой — находит поддержку среди широких слоев населения. Согласно актуальным опросам, более 80% немцев недовольны работой «Светофора» и примерно столько же не одобряют деятельность Олафа Шольца (SPD), что делает его самым нелюбимым канцлером с 1997 года.

«Хватит — значит хватит!» и «Вы не сеете и не жнёте, но знаете как лучше!» — гласили транспаранты на моментально охвативших всю страну фермерских демонстрациях. Благодаря горизонтальной координации через отраслевую ассоциацию, уже 18 декабря к Колонне победы в центре столицы съехались 1 700 тракторов. Но несмотря на выступление ответственных политиков, которых закономерно освистали, дело с места не сдвинулось. Недовольные фермеры организовались в общенациональное протестное движение под лозунгом «Нет нас — нет еды!» и на 8 января запланировали недельную забастовку, апогеем которой должно стать перекрытие всего Берлина. Амбициозные планы и радикальные лозунги, например, требование проведения досрочных выборов, не на шутку напугали берлинскую политическую башню из слоновой кости. Правительство было вынуждено анонсировать послабления: в силе останется освобождение сельскохозяйственной техники от налога на транспортные средства, но «дизельный вычет» будет отменён, правда, постепенно, чтобы компании «успели адаптироваться к изменениям». Обещание не затягивать верёвку на шее слишком быстро, разумеется, не произвело впечатление на протест: организаторы акций назвали предложенный властями компромисс «неадекватным», а запланированная протестная неделя состоится согласно плану.

4 января демонстрантам выпала счастливая возможность донести свои требования напрямую: министр экономики и климата Роберт Хабек («Зелёные») возвращался из отпуска в Северном море и должен был сойти на большую землю в Шлезвиг-Гольштейне. Протестующие неподалёку фермеры воспользовались историческим шансом и заблокировали прибывающий паром с приглашением Роберта Хабека к цивилизованному диалогу. Но министр не внял чаяниям демонстрантов и вместо того чтобы выйти в народ, из «соображений безопасности» предложил собравшимся назначить трёх представителей, что, разумеется, только лишний раз возмутило уже разгневанных фермеров. В итоге полиция разогнала толпу перцовым газом.

Однако то, что одни могли интерпретировать как высокомерие власти, многочисленные средства массовой информации и политики преподнесли как «насилие» и даже «попытку переворота». Вопреки отчётам полиции, которая не осмелилась описать произошедшее термином «насилие», а также официальному отмежеванию Ассоциации немецких фермеров от участников инцидента на пароме, невнятные кадры переполоха на месте событий помогли мейнстримным медиа посеять страх перед эскалацией протеста и заклеймить не только причастных, но и всех активных фермеров как «правых радикалов» и «угрозу демократии». Министр сельского хозяйства Джем Оздемир (тоже из партии «Зелёных»), например, заявил, что протестующие «мечтают о революции», а журналисты одной из ведущих немецких газет Der Spiegel и вовсе назвали фермеров «моторизованной толпой с вилами» и рекомендовали держаться от политики подальше, ведь реальные проблемы якобы решаются в правительственных кабинетах, а не на причалах и рыночных площадях. Читателям с хорошей памятью эта тактика справедливо напомнила маргинализацию антиправительственных выступлений в период пандемии китайского коронавируса. Но если право собраний, гарантированное Основным законом (Конституцией ФРГ), в прошлом игнорировалось с помощью ссылки на Закон о защите от инфекций, то сегодняшние митинги фермеров запрещаются под предлогом затруднения работы экстренных служб.

Примечательно, что в дискурсе государственных теле- и радиовещателей, а также различных экспертов причиной протеста немецких фермеров названа отмена «субсидий». Цель этого лингвистического фрейминга — сконструировать образ участников движения как обычных лоббистов и, таким образом, делегитимизировать протест. Сельское хозяйство европейских стран действительно сильно зависит от государственных субсидий, но не из-за какой-то врожденной неконкурентоспособности, а Дамокловым мечом нависающих над отраслью государственных регуляций и бюрократической волокиты, которые разрастаются по мере обретения зелёными политиками министерских кресел. Например, из-за «Зелёной сделки ЕС» и дюжины национальных экологических законов фермеры обязаны сокращать выбросы СО2, сохранять биологическое разнообразие и защищать пчёл. Невыполнение хотя бы одного из предписаний грозит принудительным разорением — вспомните хотя бы положение голландских фермеров. Но что важнее, актуальный протест узкоспециализирован и направлен на сохранение шаткого статус-кво, который временно гарантирует фермерству небольшой островок свободы. И битва с правительством разворачивается не за субсидии или отраслевые привилегии, как это пытается выставить, например, уже упомянутый Spiegel, а за сохранение налоговых льгот, которые напрямую конвертируются в доступную и разнообразную еду на прилавке.

Но особенно абсурдной реакция правящего класса и медиа-элиты выглядит в сравнении с другим протестом — акциями климатических активистов. «Последнее поколение» не только перекрывает дороги, но и обливает ярко-оранжевой краской Бранденбургские ворота и проникает в Бундестаг. Однако левые политики не называют молодых людей в светоотражающих жилетах «правыми экстремистами» или «угрозой демократии», хотя о том, что демократический порядок (как и капитализм) несовместим с защитой климата, движение открыто заявляет в собственном манифесте. Наоборот, парламентская фракция «Зелёных» солидаризировалась с экоактивистами, а министерство экономики под руководством Роберта Хабека поддержало группировку деньгами налогоплательщиков.

И хотя параллель между демонстрациями фермеров и климатических активистов напрашивается сама собой — ведь и те, и другие блокируют движение — проводить знак равенства между ними будет актом интеллектуальной недобросовестности. Акции членов «Последнего поколения» имеют узнаваемую специфику: группа профессиональных активистов без предупреждения выбегает на проезжую часть, будь то тихая берлинская улица или оживлённый автобан, и в буквальном смысле приклеивается к асфальту. Из-за адгезивного характера протеста никакая машина, включая «скорую помощь», не может проехать физически, пока спасательные службы не освободят руки активистов, растворив клей масляным раствором или вырезав кусок асфальта. Так, например, только за один год деятельности движения в берлинских пробках застряли 92 (!) кареты «скорой помощи». А работа полиции, которая защищает участников акции от разъярённых водителей, спешащих по делам, в прошлом году обошлась налогоплательщикам в 36 миллионов евро! Со своей стороны объединение фермеров обязуется оставлять свободную полосу для проезда специальных служб, а также уважать частную собственность и приватность граждан. Своей сильной стороной организаторы митингов называют уважение закона, справедливость аргументов и поддержку общества, а не вредительские выходки и осквернение национальных памятников.

Но догадаться, откуда берутся двойные стандарты, не сложно: из генезиса протеста, его идейных корней и требований. Протест климатических активистов вряд ли можно назвать антисистемным, а их лозунги ласкают ухо любого обладающего властью политика. В своих призывах форсировать защиту климата «Последнее поколение» умоляет правительство вмешаться, расширить полномочия государства, зарегулировать жизнь простых граждан и обременить компании бóльшими экологическими налогами. Протест фермеров, в свою очередь, взывает к невмешательству и самоорганизуется снизу, а не через, например, экологические НКО, а потому он стихиен, непредсказуем и по-настоящему опасен для картельных партий в Берлине. Именно поэтому Роберт Хабек не захотел разговаривать с протестующими на причале. Именно поэтому единый медийно-политический ландшафт прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы маргинализировать и стигматизировать протест. И именно это отличает фермеров от экоактивистов.