Пропаганды не существует

Чем старше я становлюсь, тем больше задумываюсь над тем, какие факторы влияют на то, что я считаю «правдой» и что — «правильным». Вероятно, это запутанная взаимосвязь наследственности, воспитания и среды. Факты из моей личной биографии вряд ли кого-то интересуют, но мы можем попробовать определить, что у нас с вами общего. Ведь «глобальная деревня», в которую информационные технологии превращают земной шар, стандартизирует представления об этике и истине, пускай пока не так отчётливо. Поп-культура говорит, что есть истинно, наука и СМИ говорят, что есть этично. Может, так и должно быть? Может это разделение существует только у нас в голове?

Давайте попробуем разобраться.

Синопсис

Да, интеллигенция — меньшинство, да, они живут в демократической стране, и, да, в теории, их образ жизни висит на волоске. Однако если вы немного отстранитесь и рассмотрите историю на протяжении любого значительного периода, вы увидите, как они становятся сильнее и сильнее. Это их взгляды распространяются на весь остальной мир, не наоборот.

Вы вряд ли слышали об авторе этой цитаты — политическом теоретике Менциусе Молдбаге.
Менциус (настоящее имя Кёртис Ярвин) родился в секулярно-либеральной семье госслужащих, родители его отца были евреями-коммунистами, а сам он окончил престижный университет и стал работать в Кремниевой долине. Однако по иронии судьбы человек, от которого этого ждали меньше всего, внезапно начал писать о том, что демократия — это иллюзия, и что Америкой управляет квазирелигиозная олигархия, называемая им «Собор».

Теория Ярвина/Молдбага выглядит примерно так. В западных демократиях исход выборов зависит от того, что думают избиратели. Следовательно, власть находится в руках у тех, кто создаёт, направляет и корректирует общественное мнение: в элитных университетах и корпоративных СМИ. Их Молдбаг и называет «Собором», децентрализованным, стоящим вне государства органом, который определяет, в какую сторону общество будет двигаться в долгосрочной перспективе. Академия — это «Мозг» (Brain), который определяет истину, медиа — это «Голос», который её распространяет. Несмотря на многочисленность собственников и отсутствие идейного центра, все они приходят примерно к одним и тем же выводам, когда дело касается главенствующих нарративов. Молдбаг называет эту идеологию «универсализм» или «фратернизм» (от слова «братство»).

«Служителей Собора» Молдбаг сравнивает с браминами, высшим сословием древнеиндийского общества, которые в своё время были священнослужителями, учёными, учителями и чиновниками. Он называет американские интеллектуальные элиты «жреческой кастой», потому что, несмотря на своё светское образование, они также транслируют в массы некое квазирелигиозное мировоззрение, не соответствующее действительности. Молдбаг называет это «Сном/Фантазией» высших слоёв общества (the Dream):

Это религиозный культ, потому что он заменяет собой теистические традиции, подменяя метафизические суеверия такими секулярными понятиями, как «человечество», «прогресс», «равенство», «демократия», «справедливость», «окружающая среда», «сообщество», «мир» etc.

Молдбаг считает «универсализм» мутацией протестантского мейнстрима — либеральных церквей, очищенных от всякого рода обрядов и сконцентрированных на вопросах социальной справедливости. Уже в 19-м веке они занимались общественными реформами, участвовали в движениях за отмену рабства и за права женщин. Однако секуляризм настиг и этих людей, и они переквалифицировались в полностью мирских борцов с грехом. В своих заметках Молдбаг показывает, насколько риторика прогрессивных интеллектуалов похожа на социальную проповедь их предшественников-пуритан. Неудивительно, ведь на протяжении 20-го века термин «progressive» часто использовался в связке со словом «Christianity».

Почему Молдбаг считает «Собор» самым могущественным органом власти?

• Он никому не подотчётен;
• К его мнению прислушивается «Бюро» (государственный аппарат), которое в свою очередь регулирует «Фабрику» (экономику) и «Замок» (военных);
• Большая часть граждан тоже верит словам «Собора»;
• Альтернативные источники информации обладают меньшей легитимностью.

Но почему «Собор» видит «Сон»? Разве учёные друг друга не перепроверяют?

Нет, говорит Молдбаг. Более-менее это работает только в точных науках, не связанных с социумом. Именно поэтому советская физика или математика ничем не уступала западным. Как только же результаты вашего исследования могут каким-то образом повлиять на государственную политику — появляются другие стимулы. Наука превращается в погоню за грантами. А кто получает больше финансирования? Тот, кто может убедить всех в том, что его область важна и что существует серьёзная проблема, которую непременно нужно решать; ну а решением займётся «Бюро».

Молдбаг делает много громких заявлений. Под всеми я подписываться не буду. В следующем разделе я лишь покажу, что в западных странах действительно существует некая сила в лице элитных университетов и корпоративных СМИ, которая:

• Состоит из людей, чьи взгляды намного либеральнее взглядов широкой общественности;
• Смещает общественный консенсус влево;
• Видит «Сон»;
• Атакует неугодных учёных и исследования, результаты которых противоречат догмам «универсализма».

Мозг

Те, кто не обладает никаким научным знанием, находятся в лучшем и более достойном положении со своим природным благоразумием, чем люди, которые вследствие собственного неправильного рассуждения или доверия к тем, кто неправильно рассуждает, приходят к неправильным и абсурдным общим правилам. Ибо незнание причин и правил не так отделяет людей от достижения их целей, как приверженность ложным правилам и принятие ими причины того, к чему они стремятся, того, что является причиной не этого, а скорее чего-то противоположного.
— Томас Гоббс

За последние 5 лет в западных университетах произошло очень много скандалов, протестов и увольнений. Те, кому досталось от своих коллег и журналистов, говорили, что в университетах консерваторов не жалуют, и вообще — там полно «постмодернистских неомарксистов». Одни им сочувствовали и поддерживали, другие насмехались и критиковали за безосновательные обвинения. Но ведь это не вопрос мнений — все эти заявления можно проверить путём математических вычислений. Можно ли утверждать, что «Мозг» пристрастен?

В 2021-м году политолог Эрик Кауфман написал отчёт об академической свободе в американских, канадских и британских университетах — «Academic Freedom in Crisis: Punishment, Political Discrimination, and Self-Censorship». Этот отчёт состоит из 200 страниц подробного и скучного текста с графиками и свидетельствами «виновников» и «жертв». Я выбрал основное.

Начнём с наблюдений Кауфмана, которые слишком уж напоминают слова Молдбага про жреческую касту интеллектуалов:

Академия превращается в моральное сообщество (moral community) со сводом правил, ограничивающих круг вопросов, которые исследователь может задавать. Научное сообщество находится в социальной изоляции, проводит границы, конструируя групповую идентичность. Нормы сообщества почитаются как священные, кампус превращается в «safe space», который следует хранить в чистоте и держать свободным от еретиков, оскверняющих ценности равенства и культурного разнообразия.

Результаты исследования Кауфмана подтверждают стереотипы о западных университетах. В среднем, на всех факультетах консервативных преподавателей в 6 раз меньше, чем либеральных, а на гуманитарных — соотношение переваливает за 10:1. К тому же 15-30% преподавателей общественных наук (social science) считают себя крайне левыми (больше в США, меньше в Британии).
Крайне левые (нередко по совместительству называющие себя «активистами») чаще других создают для своих коллег проблемы: организовывают кампании за увольнение, занимаются психологическим буллингом, дискриминируют других по идеологическим причинам. Большинство преподавателей придерживается умеренных позиций, но ввиду их пассивности и нежелания вступать в конфликт, «молчаливое большинство» идёт на поводу у активного меньшинства.

Кауфман не боится использовать выражение «структурная дискриминация». По его словам, левые и правые в среднем одинаково друг друга недолюбливают, но в ситуации, когда консерваторы оказываются в ничтожном меньшинстве, они не только подвергаются давлению со стороны коллег и воинственно настроенных студентов, но и дискриминации по части продвижения по службе и получения грантов. Больше всего достаётся сторонникам Трампа/Брекзита и тем, кто не поддерживает транс-повестку (даже если они являются при этом феминистками).

Интересно и то, что центристы (процент которых убывает быстрее, чем процент консерваторов) тоже чувствуют это давление и с неохотой высказываются на «спорные» темы. Но если, вслед за Молдбагом, отстраниться и рассмотреть историю на протяжении любого значительного периода, мы увидим, что «окно Овертона» медленно, но уверенно смещается влево: центрист сегодня — реакционер завтра.

Результаты исследования Кауфмана не доказывают существования «Собора» или какого-то другого бюро дезинформации. Несмотря на это, идеология и поведение профессуры элитных университетов соответствует тому, что описывает Молдбаг. «Брамины» хотят видеть рядом себе подобных, хотят изучать только то, от чего они чувствуют себя хорошими людьми, изгоняют еретиков. Так как в совокупности профессора предвзяты, истина, которую они производят и спускают в мир, оказывается смещённой в сторону просвещённого гуманизма — «Сном», а не явью.

Голос

Предвзятая выборка опциональна: у того, кто рассказывает нам историю (и публикует её), есть преимущество — он может предъявить результаты, подтверждающие его правоту, и проигнорировать всё остальное, — и чем больше переменчивость и дисперсия, тем более гладким будет его рассказ (и ужаснее то, что он утаил). Человек, обладающий правом выбрать, о чём именно рассказывать, скажет только то, что поможет ему добиться цели. Вы предъявляете блага, но скрываете потери, и получаете на выходе то, что нужно, — сенсацию.
— Нассим Талеб

Последние 5 лет на западные СМИ также поступало много жалоб. После того, как на политической арене появился Трамп, а в Великобритании заговорили о Брекзите, медиа «будто с цепи сорвались». По крайней мере, так считают те, кто от СМИ пострадал и те, кого СМИ в лучшем случае назовут «правыми популистами». Однако если в журналистской среде существует политическая асимметрия — это тоже можно проверить.

В 2021-м году вышло исследование «The Left-liberal Skew of Western Media», авторы которого собрали данные по политическим взглядам журналистов 17-ти западных стран. Первое, на что обращают внимание авторы исследования: во всех странах, кроме Словении, журналисты в целом либеральнее широкой общественности. Второе: журналисты предпочитают партии, которые ассоциируются со следующими идеологиями: энвайронментализм, феминизм, поддержка Европейского союза, социализм. Напротив, журналисты реже, чем широкие массы, поддерживают либертарианство, национализм и консерватизм.

Ситуация с журналистами очень похожа на ситуацию с профессорами. Так как их профессия связана с информированием общественности о фактах, несбалансированный политический состав журналистов влияет на то, что и как сообщается в новостях.

Также авторы исследования рассматривают возможность «синергического эффекта» политических предубеждений профессоров и журналистов. Т.к. журналисты охотнее освещают исследования, подтверждающие их предубеждения, подобные исследования цитируются чаще, что приводит к большей их популярности и, следовательно, к большему их финансированию. Это создаёт стимулы для создания большего количества исследований в том же духе. Авторы «The Left-liberal Skew» обозначили эту теорию схематически:

Фабрика

Левые не выигрывают дебаты. Они и не должны. В 21 веке самое главное — это медиа. Левые побеждают, потому что контролируют нарратив. Нарративом управляют медиа. Левые — это медиа. Нарратив — вот что действительно важно.
— Эндрю Брайтбарт

За последние 5 лет Big Tech тоже не раз обвиняли в пристрастности и политизированности, хотя у могущественных корпораций вроде бы нет никаких причин следовать за левой повесткой. Однако Молдбаг считает, что топ-менеджеры Гугла, Фейсбука etc. вводят на своих платформах цензуру, потому что их к этому принуждают СМИ и тематические некоммерческие организации. Он сравнивает это с временами, когда короли принимали христианство, чтобы сохранить власть — и эту позицию я защищать не готов. Я могу лишь показать, что большие интернет-платформы из нейтральных хостингов превратились в издателей, которые решают, какой контент поощрять, а какой — не допускать. Легальность таких изменений мы опустим — кто силён, тот и прав.

Начнём с самого поискового механизма. В 2019-м году вышло исследование «Search as News Curator: The Role of Google in Shaping Attention to News Information», авторы которого утверждали, что в результатах поиска и главных новостях (Google top stories) всегда отдаётся предпочтение либеральным источникам, а у англоязычной аудитории в этой вёрстке непременно доминируют либеральные CNN и New York Times. Несмотря на полученные данные, авторы исследования не обвиняют Гугл в предвзятости и открыты к другим объяснениям ситуации.

В 2019-м году произошло кое-что ещё: один из работников Google слил в сеть их документы внутреннего пользования. Там, среди прочего, говорится:

• О борьбе с «алгоритмической несправедливостью», то есть изменении модераторами результатов поиска, которые подтверждают «стереотипы» (для примера вбейте в Google слово «physicist», а потом повторите в DuckDuckGo);
• О приоритизации определённых типов контента для достижения «единодушия в вопросах истины (single point of truth);
• О «перепрограммировании людей» для борьбы с «неосознанными предубеждениями» (unconscious bias).

Добавим к этому видео, на котором «глава ответственных инноваций» Google (head of responsible innovation) рассказывает о том, как компания не может допустить появления следующей «Trump situation», как они «тренируют» для этого алгоритмы и как Google объясняет пользователям, «что такое справедливость»:

Правительство ничего не делает для того, чтобы мир стал справедливее. Вот люди и требуют, чтобы мы заполнили этот пробел.

Перейдём к Facebook. В 2018-м году на консервативном новостном сайте The Western Journal сравнили траффик самых посещаемых новостных изданий до и после введения нового алгоритма. Выяснилось, что траффик либеральных СМИ немного повысился, консервативных — существенно сократился. Позиции отдельных корпоративных СМИ (Fox News и CNN), независимо от общих трендов для правых и левых соответственно, значительно усилились. В свете заявления Facebook это неудивительно: в том же году они стали финансировать и стримить у себя на платформе передачи от тех СМИ, которые платформа считает «достоверными источниками» (среди них и Fox, и CNN), чтобы «предотвратить распространение fake news». На счету у Facebook также и блокирование ссылок Wikileaks, которые компрометировали левых политиков, бан влиятельных консервативных комментаторов, политика против «hate speech», которая формируется левыми и применяется преимущественно к правым.

Twitter тоже мало чем отличается от Facebook. На его совести и «shadow ban» (удаление аккаунтов из окна поиска) правых политиков, и бан тех, кто высказывает о мусульманах/неграх/геях/трансах/etc. «неправильные» мнения и факты (банятся как инфлюэнсеры, так и обычные пользователи) и бан всё тех же сливов Wikileaks.

Однако YouTube, возможно, даже обошёл всех своих коллег: у него есть специальный алгоритм, отдающий предпочтение новостям из мейнстримных СМИ, демонетизация видео и каналов, считающихся «оскорбительными» или «неблагоприятным для рекламодателей» (преимущественно это касается правых каналов), финансирование и консультация контент-криэйторов с общим посылом о «социальной справедливости». Всё это кажется немного менее удивительным, если вспомнить, что YouTube — собственность Google.

Одним словом, есть все основания полагать, что IT-гиганты превратились в мета-СМИ с ярко-выраженной культурной повесткой. Как и другие СМИ, они находятся вне государственного контроля, но вместе с тем обладают властью, близкой к монополии. Рискну предположить, что крупный бизнес стал пропагандировать гендерную теорию, BLM и прочие малопопулярные явления, чтобы «обезвредить» левых критиков, всегда выступавших против концентрации власти в руках корпораций.

Ещё одну интерпретацию этому явлению предложил историк Майкл Ректенвальд. С его точки зрения, рыночные реформы, которые левые называют «неолиберализмом», а правые «капитализмом», являются аутсорсом государственных функций, отданных фирмам, номинально частным, но на деле тесно сотрудничающих с правительством:

Возможно, Big Digital — это лишь средство, при помощи которого неолиберализм делегировал рынку функции надзора и контроля, которые раньше принадлежали исключительно национальному государству. Эти правительственные функции состоят не только из коммерческой, культурной, корпоративно-политической и экономической власти, но также включают в себя возможность формулировать политический дискурс и определять границы дозволенного.

Цирк

Точно так же как искусство подражает жизни, жизнь подражает искусству. То, что подаётся как безобидное «развлечение», на деле является тщательно проработанной пропагандой, цель которой — повлиять на зрителя в той же мере, как и развлечь его.
— Марк Дайс

Мы уже знакомы с вертикалью власти в демократических обществах, которую рисует Молдбаг. Университеты формируют нарратив; СМИ его распространяют; госаппарат «крышует» физические и юридические лица, находясь при этом в симбиотических отношениях с университетами; корпорации под давлением СМИ берут на себя роль госаппарата. Опять же, тут можно много с чем не согласиться, но в этой картине явно не хватает ещё одного элемента — индустрии развлечений. Назовём её «Цирк».

На протяжении всей своей истории Голливуд сотрудничал с правительством США и помогал ему в трудную минуту. Самые очевидные примеры — военная пропаганда: «Дональд Дак: Лицо Фюрера», «Красный рассвет», «24 часа». Но разве пропаганда не может работать более тонко? Разве нельзя намеренно подталкивать людей к «правильному» выбору?

Тут нужно отдать Молдбагу должное: он упоминает о такой штуке, как «Фонд» (Foundation). Это общественные организации, цель которых — не заработать денег, а повлиять на политику. Оказывается, с Голливудом сотрудничает большое количество таких организаций, представители которых встречаются с продюсерами, сценаристами, актёрами и другими работниками индустрии развлечений. Ими лоббируются все «хорошие» и «правильные» вещи: социальная политика; квоты для женщин, сексуальных и этнических меньшинств; дестигматизация абортов; изменение климата. С Голливудом сотрудничает даже Лига Объединённых Наций! Не сомневаюсь, что в индустрии развлечений работают прогрессивные люди, которым самим всё это интересно, но, как видите, не вся инициатива исходит от них.

Нет сомнений, что знаменитости находятся в такой среде, где нельзя не заразиться woke-вирусом. Одни желали Трампу смерти, другие поддерживали BLM или агитировали за лишение полиции финансирования. Если раньше было модно усыновлять детей из Африки, то теперь звёзды одевают своих детей в одежду противоположного пола, почему-то называя такой тип воспитания «гендерно-нейтральным». Ну и, конечно же, сегодня модно обличать свои «белые привилегии».

Я много слышу о том, что «Голливуд скатился», что «эту неприкрытую пропаганду уже невозможно смотреть». Но что, если он всегда был таким? Просто вы смотрели любимые фильмы детьми, причём были абсолютно незнакомы с американскими реалиями. Разве в 90-х Голливуд не продвигал некий нарратив? Возьмём, к примеру, Симпсонов. Почему отец семейства болван? Почему умная Мардж вынуждена сидеть с детьми? Почему злой капиталист мистер Бернс занимается именно атомной энергетикой? Почему можно стереотипизировать реднеков, итальянцев и индусов, но негры там всегда — компетентные профессионалы (судья, врач и полицейский)?

Тёмное Просвещение

Истинность научной теории можно проверить, опираясь на факты. Мы интерпретируем имеющиеся у нас данные таким образом, чтобы сделать предсказания относительно будущего.
Истинность идеологии не проверить фактами — невзирая на то, что они могут содержать в себе наукообразные элементы или то, что приверженцы идеологии могут считать её научной. Основная функция идеологии — моральной, религиозной, метафизической, социальной — выражение людских интересов, потребностей, желаний, надежд, страхов, а не освещение фактов.
Диспут о научной теории рано или поздно будет решён: путём эксперимента или наблюдения. Конфликт между конкурирующими идеологиями невозможно урегулировать. Споры об идеологии могут (и будут) продолжаться до тех пор, пока выражаемые ими интересы будут иметь для них хоть какое-то значение.
— Джеймс Бёрнем

Думаю, часть моих читателей, как и я, получает большую часть информации из интернета — плюралистического хранилища знаний без единого центра. В этом тексте я попытался показать, что и интернет «уже не тот»: из «Дикого Запада» он превращается в «политбюро». Алгоритмы уберегут нормисов от противопоказанной для них информации, а целенаправленная цензура позаботится о других нарушителях спокойствия. Нейтральна ли Википедия, когда дело идёт о чём-то более политизированном, чем породы коз или месопотамская архитектура? Вряд ли.

Повторюсь, данные и наблюдения, приведённые в этой статье, ничего не доказывают. Моя цель — не «предоставить неопровержимые доказательства мирового заговора», а всего-навсего посеять сомнение. Истинно ли то, что мы считаем истиной? Остаются ли объективными обладатели престижных дипломов, одаривая нас экспертным мнением по поводу социальной, экономической, экологической, эпидемиологической политики? Сомневаюсь.

Добавлю, что я здесь не атакую гуманистические или либеральные идеалы. Человеку нужно во что-то верить. И если, примкнув к некой идеологии, вы считаете, что поступаете правильно, чувствуете положительные эмоции, находите в жизни смысл, знакомитесь с единомышленниками или повышаете свой статус, то у вас есть все основания верить в то, во что вы верите.

Однако это не означает, что то, во что вы верите — правда.