1 июня писатель и журналист Дмитрий Глуховский дал интервью Ирине Шихман. Беседа была посвящена его книге «Пост». По словам журналистки, несмотря на то, что аудиоверсия книги вышла в 2019 году, её сюжет предвосхищает то, что происходит в России прямо сейчас. В частности, в книге иносказательно описана разрушительная роль пропаганды. Шихман намекнула, что Глуховский некоторое время был к ней причастен, но тот попытался оправдаться. Писатель заявил, что во время его работы на RT, никакой пропаганды на телевидении еще не было. По его словам, всё изменилось, когда Россия начала агрессивную внешнюю экспансию.

«Вообще, российское телевидение очень резко деградировало в 2014 году, когда Крым случился. Вот тогда это превратилось в пропаганду», — заявил писатель.

На самом деле это не так. Государственное телевидение использовало инструменты пропаганды задолго до аннексии Крыма. После 2014 года номенклатура просто начала чаще и жёстче использовать опробованный ранее инструментарий.

Подчинение средств массовой информации для продвижения государственной повестки было стратегией Владимира Путина с самого начала его президенства. К 2004 году основные российские телеканалы перешли под прямой или косвенный контроль Кремля. Модерирование их редакционной политики президент поручил своей администрации. С 2008 года этим занимается один человек — заместитель руководителя АП Алексей Громов. В середине нулевых он ввёл практику «планёрок» с руководителями крупнейших телеканалов, на которых даёт прямые поручения о том, как следует освещать то или иное событие. За исполнением этих поручений он следит лично, и может, например, позвонить и отругать редактора, если телеканал показал несогласованный негативный сюжет.

Одновременно с этим администрация сформулировала политическую концепцию «суверенной демократии», которая фактически стала первой идеологемой, которую государство попыталось навязать обществу через пропаганду. Её основной приёмом стало противопоставление «лихих девяностых» «сытым нулевым». Якобы умелое руководство президента и его партии позволило стране вырваться из социального экономического хаоса, и теперь это достижение необходимо защищать от «экспортёров демократии». Этому фактически была посвящена думская кампания «Единой России» 2007 года. Несмотря на то, что образ «лихих девяностых» далёк от реальности, он надежно закрепился в общественном сознании и стал политическим клише. Владимир Путин использовал его для маскировки собственных управленческих неудач.

Чуть позже президент использовал телевидение, чтобы раскрутить рейтинг своего преемника Дмитрия Медведева. Специально для этого будущему президенту было поручено публично курировать реализацию национальных проектов, а его выступления стали транслировать вслед за сюжетами о президенте. Эта схема выглядела настолько топорно, что стала поводом для пародий. Тем не менее, она сработала, причём настолько хорошо, что в какой-то момент Путин стал уступать в популярности своему протеже.

Военная пропаганда для российского телевидения тоже не нова. Аннексия Крыма была не первой российской военной операцией за рубежом. В 2008 году Медведев ввёл войска в Южную Осетию, вступив в войну с Грузией, и государственным медиа пришлось объяснять народу, зачем президент это сделал. Для этого пропагандисты использовали те же приёмы, что и сегодня: демонстрировали убитых среди гражданского населения и обвиняли противоположную сторону в развязывании геноцида.

Дмитрий Глуховский заявил, что до 2014 года на российском телевидении не было пропаганды, и солгал. Президент Путин с самого начала своего президентства выстраивал механизм государственной пропаганды. Для этого он национализировал независимые телеканалы и подверг цензуре их редакционную политику. Этот механизм начал работать задолго до 2014 года.