Почему я уехал из Норвегии

Я хотел построить интернет-бизнес в своей стране. Налоги сделали это невозможным.

Летом 2018 года я основал компанию Dune, которая позволяет людям легко анализировать данные из блокчейна, обеспечивая прозрачность в криптоиндустрии. Мы с моим сооснователем — норвежцы, и компания базировалась в Осло. В течение примерно восьми месяцев мы не получали никакой зарплаты. Затем нас приняли в стартап-акселератор, который вложил в проект 250 тысяч долларов, и это помогло нам продержаться следующие несколько лет. Моя годовая зарплата тогда составляла около 50 тысяч долларов.

Это было тяжёлое время, полное непрерывной борьбы и изнуряющей работы. Клиенты у нас были, но найти инвесторов оказалось крайне сложно. Однако мы верили в технологии. Мы хотели построить настоящую интернет-компанию, и в конце концов наше упорство принесло плоды. Начиная с конца 2020 года, мы привлекли 80 миллионов долларов в трёх раундах венчурного финансирования всего за чуть больше года.

С одной стороны, это стало огромным знаком доверия к потенциалу нашей компании. С другой — поскольку мы норвежцы, наш возможный успех обернулся жёстким ударом со стороны государства.

После того как я заплатил около 40% подоходного налога, мне пришлось столкнуться с печально известным в Норвегии «налогом на нереализованные доходы», который недавно левое правительство почти удвоило. Это налог на стоимость активов, даже если ты их не продал.

В моём случае, из-за того что венчурные инвестиции повысили рыночную стоимость компании, этот так называемый налог на богатство привёл к тому, что сумма налога оказалась во много раз больше моего дохода после уплаты подоходного налога. Единственным способом заплатить его было продать часть акций, тем самым уменьшив свою долю в компании. Да, у меня были инвесторы, но никакой роскошной жизни я не вёл: летал эконом-классом и как и раньше жил двухкомнатной квартире в одном из недорогих районов Осло.

И тогда я поступил так, как сейчас поступает всё больше норвежских предпринимателей: попрощался с друзьями и семьёй и переехал в Швейцарию.


Норвежские предприниматели исчезают. Только за последние два года 100 из 400 крупнейших налогоплательщиков страны, на долю которых приходится около половины совокупного капитала этой группы, покинули страну, чтобы защитить свой бизнес.

В романе «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд создает яркий образ дистопического общества, где чрезмерное вмешательство государства и социалистическая политика душат инновации и демонизируют предпринимателей. Современная Норвегия пугающе напоминает этот сценарий. Скандинавские страны давно живут по принципу эгалитаризма: граждане платят высокие налоги в обмен на щедрую систему социальной защиты и эффективные государственные услуги. Но Норвегия довела этот идеал до разрушительных и абсурдных крайностей.

Норвегия тратит на здравоохранение на 45% больше, чем Швеция, но без особой разницы в качестве медицины. Норвегия расходует на начальное и среднее образование на 50% больше, чем Финляндия, но её показатели хуже. И при этом щедро растрачивает средства на «зелёное» позёрство: например, на офшорный ветропарк стоимостью 3,2 миллиардов долларов, который, по мнению отраслевых экспертов, финансово нежизнеспособен. К слову, эти 3,2 миллиардов долларов примерно равны всему доходу государства от налога на богатство.

Для норвежских политиков-социалистов предприниматели — всего лишь коровы, которых можно бесконечно доить, чтобы покрывать всё растущие государственные расходы. Когда им указывают на очевидное, что налоги нельзя платить деньгами, которых у тебя нет, в ответ звучит расплывчатое морализаторство: «те, у кого самые широкие плечи должны нести самые тяжёлые ноши». Любое возражение отметается, как будто оно не имеет значения, ведь... у нас же бесплатная медицина.

В начале этого года вместо того, чтобы ослабить налоговое бремя, правительство решило удвоить ставки: не только повысило налог на имущество, но и задавило владельцев бизнеса «налогом на выход» с нереализованных доходов. Это значит, что если ты покидаешь Норвегию, то сразу обязан заплатить 38% от рыночной стоимости своих активов. Неважно, есть ли у тебя наличные, могут ли твои активы обесцениться, или даже если твоя компания обанкротится после отъезда — налог всё равно придётся заплатить. (К счастью для меня, я уехал до того, как этот закон вступил в силу.)

Замысел закона прост: запереть предпринимателей в Норвегии, не давая им возможности уехать. Но неизбежный результат такой политики заключается в том, что они будут уезжать ещё до открытия компаний. Выстрелив себе в одну ногу, правительство теперь наводит базуку на другую.

Вы, возможно, читаете это и недоумеваете: как такое вообще могло произойти — да ещё и в Норвегии? Почему столь рациональное, процветающее и благополучное общество пошло на такой шаг? Хороший вопрос.

Короткий ответ — нефть. Норвегия богата природными ресурсами, особенно нефтью. Но, в отличие от многих нефтяных государств, она распорядилась своим богатством разумно: доходы от добычи нефти распределяются по всему обществу. В 1990-е норвежские политики поняли, что нефть — ресурс исчерпаемый и что бездумные траты рано или поздно осушат денежный колодец. Проявив политическую умеренность и дальновидность (что редкость), они инвестировали излишки нефтяных доходов в суверенный фонд и ограничили ежегодные расходы из него тремя процентами.

Нефтяное богатство позволило норвежцам получать щедрые социальные выплаты, бесплатное здравоохранение, бесплатные детские сады, образование и многое другое. Норвежцы хорошо зарабатывают, работая меньше, чем в большинстве других стран.

Но именно эта зависимость и стала слабым местом правительства. Нефтяное денежное изобилие притупило наше понимание того, как на самом деле создается процветание и экономический рост. В этом и заключается парадокс нынешней ситуации: поскольку у государства (ещё) есть огромные деньги, оно не особо беспокоится о том, запускаются ли новые предприятия и добиваются ли они успеха — по крайней мере, пока нефтяное богатство не иссякнет.

Из идеологических соображений под лозунгом «обложить налогом богатых» правительство делает ставку на налог на богатство, взымая его с предпринимателей вне зависимости от того, заработали ли они что-либо на самом деле. Такой подход несовместим с современной, ориентированной на будущее высокотехнологичной экономикой.

Многие другие европейские страны это понимают. Именно поэтому Австрия, Дания, Германия, Нидерланды и Франция за последние десятилетия отменили налоги на нереализованную прибыль. Соседняя Швеция упразднила налог на богатство ещё в 2007 году, и с тех пор её технологический сектор пережил бурный рост. Шведский Spotify недавно обогнал по рыночной капитализации норвежскую государственную нефтяную компанию Equinor. За последние пятнадцать лет Норвегия сократила своё присутствие среди крупнейших компаний региона: если раньше семь из тридцати самых ценных северных фирм были норвежскими, то теперь осталось лишь две — Equinor и DNB (банк). Ни одна из них, разумеется, не относится к сфере технологий.

Когда Камала Харрис предложила ввести налог на нереализованную прибыль, эту инициативу раскритиковали даже её сторонники, в том числе Марк Кьюбан, назвавший эту идею «убийцей экономики». Он был прав.

Скорее всего, после выборов 2025 года в Норвегии придёт новое правительство, однако налог на богатство, похоже, переживёт и эту смену власти. Даже партии, которые на словах поддерживают бизнес, говорят лишь о намерении слегка уменьшить этот налог.

В романе «Атлант расправил плечи» общество деградирует постепенно, но неотвратимо: сначала поезда начинают опаздывать, затем сходят с рельсов — и в конце концов перестают ходить вовсе. Эта метафора обретает пугающее воплощение в реальности: норвежские поезда становятся всё менее надёжными. Их пунктуальность сегодня хуже, чем в воюющей Украине, а за последние два месяца произошло два крушения, одно из которых — со смертельным исходом.

Что касается меня, то после отъезда я обнаружил своё фото на «Стене позора» в офисе Социалистической левой партии. И хотя я скучаю по друзьям, семье и завораживающей красоте норвежской природы, оставаться не имело смысла — и это справедливо для любого норвежского предпринимателя, мечтающего о большем. Печально признавать, но я рад, что успел уехать вовремя.