Почему молодёжь массово бежит из Великобритании

Экономическая политика лейбористов приведёт к сокращению рабочих мест для молодых специалистов.

В нынешней ситуации на рынке труда даже диплом Оксфорда мало что значит. На этой неделе вышла статья о пяти выпускниках Оксфорда, которые уже больше года безуспешно пытаются найти работу. Она вызвала бурные споры и немало насмешек. В очередной раз социальные сети напомнили нам, что мы — те самые «лакированные варвары», о которых писал Дж. К. Честертон: дикари под тончайшей оболочкой цивилизации. Пользователи наперебой бросились осуждать мнимое чувство привилегированности у этих выпускников.

На самом деле эти пятеро выпускников Оксфорда производили впечатление людей целеустремлённых и амбициозных. Они сводили концы с концами, перебиваясь подработками, репетиторством или сезонной работой, параллельно рассылая сотни сопроводительных писем в поиске работы. Как и многие их ровесники, они просто столкнулись с реальностью: три года учёбы и десятки тысяч фунтов студенческого долга больше не гарантируют даже первого шага по карьерной лестнице.

Это открытие стало для них шоком — и неудивительно. Их поколение вырвали из школ в марте 2020 года, уверяя, что через три-четыре недели локдауна они вернутся, чтобы сдать выпускные экзамены. Но оказалось, что вернуться им не удастся не только в школу, — они так и не смогут вернуться в тот самый уклад жизни, к которому британцы привыкли до пандемии.

До локдауна британский бюджет уже почти вышел в профицит. Теперь же правительство занимает почти 150 миллиардов фунтов в год, и две трети этой суммы уходят лишь на выплату процентов по прежним долгам. Никто не предлагает реального плана по решению последствий так называемых экстренных расходов 2020 года. Единственный предмет спора — повышать ли налоги, чтобы покрыть новые обязательства, или продолжать жить в долг.

Неужели мы всерьёз думали, что сможем платить людям за то, чтобы они сидели дома почти два года, и при этом избежать экономического удара? Похоже, многие действительно так считали. Те самые люди, которые во время локдаунов с пеной у рта обвиняли всех, кто предлагал смягчить ограничения, в том, что они «ставят экономику выше человеческих жизней», теперь возмущены и недоумевают, почему выросли цены, налоги и безработица.

Британия подошла к концу долгого периода систематически высокой занятости. Более тридцати лет наш рынок труда вызывал зависть у всей Европы. Да, нас могли выбить из колеи внешние потрясения — например, мировой финансовый кризис. Но мы быстро восстанавливались, потому что понимали: лучший способ побудить работодателей нанимать людей — это сделать так, чтобы у них не было проблем с тем, чтобы их уволить.

Стоит лишь на минуту задуматься, и всё становится ясно. В стране с мягким трудовым законодательством компании охотно нанимают людей в периоды экономического подъёма, зная, что при необходимости смогут безболезненно сократить штат. А вот в странах с жёсткими трудовыми ограничениями каждый сотрудник превращается в потенциальную обузу, и работодатели действуют куда осторожнее. В результате безработица там становится хронической — особенно среди молодёжи. Именно это уже десятилетиями остаётся трагедией южноевропейских стран.

Предыдущие британские правительства это прекрасно понимали. Ни Тони Блэр, ни Гордон Браун не пытались отменить трудовые реформы 1980-х годов. Оба знали: если они хотят наполнять бюджет и финансировать социальные программы, им нужна динамичная, растущая экономика.

Кир Стармер и Рэйчел Ривз, напротив, словно не улавливают простые причинно-следственные связи. Оставим пока их политику «повышаем налоги — увеличиваем расходы». Похоже, они просто не понимают, что если сделать труд дороже для работодателя, то и нанимать людей будут реже.

Четыре месяца назад они обложили бизнес двойным налогом. Взносы работодателей в Систему национального страхования выросли с 13,8% до 15%, а порог, с которого эти выплаты начинаются, снизился с 9,1 тысячи до 5 тысяч фунтов. Что же, по их мнению, должно было произойти после этого?

Если табачные налоги снижают курение, а налоги на СО2 сокращают выбросы, то что, по их мнению, должны сделать налоги на рабочие места? И действительно — уже в следующем месяце число сотрудников в платёжных ведомостях упало на 109 тысяч, и с тех пор продолжает снижаться каждый месяц. Уровень безработицы в Британии сейчас — самый высокий со времён локдауна.

Но по-настоящему поразительная цифра — это уровень безработицы среди молодёжи. В возрастной группе от 16 до 24 лет он достиг средиземноморских масштабов — свыше 14% в последние месяцы. Почему? Всё по той же причине — потому что мы упорно отказываемся признавать, что у любых действий есть последствия.

Повышая минимальную часовую ставку (которая действует с 16 лет) и МРОТ (начиная с 21 года), депутаты чувствуют себя благородно и справедливо. После 2020 года они проголосовали за то, чтобы увеличить минимальный доход для двадцатилетних на 55%. Беда в том, что такие постоянные повышения в итоге не помогают, а вредят молодёжи: они сокращают число рабочих мест и вынуждают многих переходить на пособия.

Около 60 тысяч выпускников ежегодно сразу после университета переходят на долгосрочные пособия по нетрудоспособности. Депутаты, хоть немного разбирающиеся в экономике, предпочитают молчать — ведь они до ужаса боятся вопроса о том, смогли бы сами прожить на 10 фунтов в час. Вопрос этот не имеет никакого отношения к сути дела, но он мгновенно парализует любого политика.

Я, кажется, был единственным парламентарием, кто осмелился выступить против повышения минимальной зарплаты выше уровня инфляции во время пандемии — в тот момент, когда зарплаты в частном секторе как раз падали. Все остальные требовали ещё большего увеличения. Неосведомлённые избиратели, самодовольные журналисты и трусливые политики — взрывоопасная смесь.

В этом году минимальная зарплата для 16—17-летних выросла на 18%, а для 18—20-летних — на 16,3%. Как результат, рабочих мест для молодёжи стало ещё меньше. Количество вакансий в гостиничном секторе сократилось на 22 тысяч по сравнению с прошлым годом, а число предложений для выпускников упало почти на невероятные 33%.

Повторю ещё раз: у любого политического решения есть последствия. Порой мне кажется, что готовность признать неизбежные компромиссы — вот настоящая линия раздела в политике. И я говорю не только о самих политиках.

Среди избирателей тоже есть две категории: одни способны трезво оценивать цену политических решений, а другие идут на выборы, насвистывая себе под нос: «Я всего лишь добряк с благими намерениями...»

Повышение минимальной зарплаты — ещё полбеды. Гораздо сильнее бизнес отпугивает бесконечное расширение законодательства о равенстве. Когда сотрудники розничной торговли могут получить компенсацию за то, что им платили меньше, чем работникам складов — якобы по причине гендерной дискриминации, — хотя сами они отказались перейти работать на склады, трудно винить работодателей за то, что они не спешат нанимать новых людей.

И это мы ещё не затронули пакет трудовых законов Анджелы Рейнер — самый масштабный с середины 1970-х. Законопроект о трудовых правах, который сейчас рассматривается в Палате лордов, представляет собой настоящего всеобъемлющего регуляторного монстра: он охватывает оплату больничных, отпуска по уходу за ребёнком и по смерти в семье, льготы для новых сотрудников, право требовать гибкий график, новые виды отпусков и расширенные полномочия для профсоюзов.

Как сказал Тони Блэр в начале своего премьерства: «Почти для каждой отдельной меры можно найти разумное обоснование. Проблема в их совокупности. Все эти благие намерения складываются в огромные затраты и начинают душить экономику». И ведь действительно так — и пугает то, что страной управляют люди, которые этого не замечают.

Вот какой парадокс: лейбористы, чьё само название вроде бы говорит само за себя, должны быть партией трудящихся. И всё же каждое без исключения лейбористское правительство уходило, оставляя после себя более высокий уровень безработицы, чем в момент прихода к власти. Абсолютно. Каждое. И нынешнее правительство, в отличие от некоторых предшественников, не стало тянуть с этим.

Уже сейчас ясно, куда всё идёт: всё больше «прав трудящихся» — и всё меньше самих трудящихся. Мы застряли в порочном круге. Рост безработицы означает, что всё меньше людей платит налоги и всё больше получает пособия. А поскольку лейбористы уже доказали, что не способны сокращать расходы — даже чуть-чуть, чтобы хотя бы замедлить рост числа получателей пособий, — это может означать лишь одно: ещё более высокие налоги, которые приведут к оттоку инвестиций, замедлению роста экономики, росту безработицы и, как следствие, падению доходов бюджета.

Согласно опросу Британского совета, 72% жителей Великобритании младше тридцати лет подумывают о работе за границей — и трудно их за это винить. Мы умудрились добиться невероятного: одновременно столкнулись и с кризисом эмиграции, и с кризисом иммиграции — выгоняем из страны предпринимателей и заменяем их теми, кто сразу садится на пособия. И, Боже упаси, нам предстоит ещё как минимум четыре года того же самого.