Арест Грэма Линехана должен привести к реформам в сфере свободы слова

Пришло время трезво взглянуть на наши законы.

Наконец-то! Законы нашей великой страны начали строго соблюдаться на границе. Но консерваторам всё мало!

Мне не раз — прямо или намёками — говорили, что я зря трачу время экстренных служб. Когда на дороге в Чарринг-Кроссе лежал мужчина с окровавленным лицом, который попал под машину на велосипеде, голос на другом конце провода не переставал спрашивать, точно ли ему (по моему экспертному мнению) нужна скорая. Когда я наблюдал за тем, как сумка со всеми моими средствами для существования улетала на север после того, как её украли в пабе Wetherspoons, мне сказали, что полиция «изучит вопрос». Я до сих пор жду ответа. Но я, конечно, понимаю, что чудо бесплатных экстренных служб не стоит воспринимать как должное и что в мире ограниченных ресурсов столичная полиция вынуждена расставлять приоритеты.

В понедельник 1 сентября мы увидели плоды такой дискриминации. Когда Грэм Линехан сошёл с борта самолёта, летевшего из Аризоны, его встретили пять (сосчитайте сами) вооружённых полицейских. Они изъяли его вещи и сопроводили его в участок. Линехана поймали с поличным при попытке провезти через границу дух американской Первой поправки.

Это не первый случай, когда британская полиция задерживала кого-то по подозрению в «неправомерной» публикации в соцсетях. И логика таких задержаний никогда не бывает до конца ясной. В 2022 году полиция Хэмпшира арестовала мужчину за ретвит крайне гротескного изображения свастики, составленной из коллажа прайд-флагов. Даже если это действительно уголовно наказуемое деяние, то любопытная особенность этого случая заключается в том, что в тот самый момент, когда Даррена Брэди заковали в наручники, рядом с ним стоял автор оригинального твита, Лоренс Фокс, которого никто не арестовал. Когда полицейским заявили об этом противоречии, один из них ответил: «Потому что кто-то, очевидно, испытал тревогу из-за именно ваших публикаций в соцсетях. Вот почему вас арестовали». То есть не за действие, а за реакцию на него.

С каждым разом эти аресты всё сильнее подрывают репутацию Великобритании в глазах мировой общественности. В последние годы это обычно становилось поводом для мобилизации британских правых — достаточно вспомнить довольно неизобретательную жалобу Найджела Фараджа в Конгрессе США о том, что наша страна «превратилась в Северную Корею». Из-за границы над Британией всё проще смеяться, а внутри неё — плакать, и это стоит учитывать противникам вполне возможного прихода Фараджа к власти в будущем. Кир Стармер, со своей стороны, не сдержался в выражениях по поводу этих трансатлантических нападок: «Более непатриотичного поступка и представить нельзя, — сказал он в Палате общин. — Это позор». Его глубокое возмущение было очевидным. Возможно, стоило просто арестовать Фараджа, когда он вернулся в Хитроу.

Но и левые начинают осознавать опасность и абсурдность цензуры. Вспомните 522 протестующих, арестованных в Лондоне 9 августа за плакаты и таблички после запрета организации Palestine Action. Или вспомните Пола Пауэлсленда, адвоката, которого после смерти королевы Елизаветы пригрозили арестовать за то, что он держал чистый лист бумаги на Парламентской площади: полицейский с серьёзным видом объяснил, что если тот когда-нибудь напишет на нём «Не мой король», это «может оскорбить» людей. Во время того же эпизода национального помешательства житель Оксфорда Саймон Хилл осмелился выкрикнуть: «Кто его избрал?», когда проходил мимо местного объявления о вступлении нашего нового короля на престол, возвращаясь домой из церкви. Его арестовали и предъявили ему обвинения. 22-летняя девушка в Эдинбурге решилась пойти ещё дальше и действительно написала на табличке: «Нахуй империализм, пора избавиться от монархии». Её арестовали и предъявили ей обвинения. Мужчина в том же городе во время процессии выкрикнул «Больной старикан!» в адрес принца Эндрю, бывшего друга и, как предполагается, единомышленника осуждённого педофила и торговца людьми Джеффри Эпштейна. Пока его утаскивали полицейские, на него напали двое прохожих. Его арестовали и предъявили ему обвинения. А вот нападавших даже не допросили.

Поэтому арест Линехна не столько ошеломителен, сколько показателен. Он сказал, что его первой реакцией был смех. Смех сменился яростью, когда в обоснование его задержания ему предъявили три публикации в X. В одном из них была фотография транс-активистов, к которой он добавил подпись, будто от картинки можно «почуять запах». Злобное высказывание, и я сам бы такого никогда не написал, но это не преступление. В той же ветке он написал: «Я их ненавижу. Мизогины и гомофобы. Пошли они на хуй». Опять же, едва ли образец приличия, но ненависть в Великобритании не является преступлением. (Пока что.)

В третьем твите он написал: «Если мужчина, идентифицирующий себя как трансгендер, находится в женском пространстве, он совершает насильственный, оскорбительный поступок. Закатите сцену, вызовите копов, а если всё остальное не помогает — ударьте его по яйцам». Этот твит, пожалуй, самый яркий из всех и наиболее правдоподобно подпадающий под запрет. Слишком просто возмущаться «арестом за твит» — важно его содержание. Даже самые непреклонные защитники свободы слова не считают, что абсолютно всякая речь должна быть разрешена: клевета и нарушение авторских прав — самые простые примеры, но большинство людей также согласятся, что призывы к насилию недопустимы.

Однако, мне кажется, что можно с уверенностью сказать, что никто (включая полицию) всерьёз не считает, будто он действительно пытался подтолкнуть кого-то к насилию. Линехан утверждает, что твит был «серьёзной мыслью, облечённой в шутку». Многие, включая премьер-министра и комиссара столичной полиции, дали понять, что арест был перегибом и пустой тратой времени. Ни одна значимая фигура его не поддержала. Все понимают, что это фарс, — особенно на фоне того, что Великобритания всё больше славится не только арестами за посты в соцсетях, но и собственной неспособностью бороться с тяжкими преступлениями. Министр здравоохранения Уэс Стритинг точно выразил общее настроение, заявив, что предпочёл бы видеть «полицию, патрулирующую улицы, а не следящую за твитами».

В конце концов, Линехан вовсе не воображал себе конкретного акта насилия против конкретного человека. Он не называл имён и не заявлял публично о намерении причинить кому-то вред. Нет — это сделал сам министр здравоохранения ещё в 2009 году, когда дважды твитнул о своих фантазиях столкнуть колумнистку Джан Муир под поезд, а в одном из постов даже обмолвился о планах собрать некую группу народных мстителей, посвящённую этой затее. Легко понять, почему теперь ему так хочется отвлечь внимание полиции от мира твиттера — и почему он так ясно осознаёт, что далеко не каждое высказывание в сети заслуживает столь серьёзного отношения.

И, пожалуй, в этом весь смысл. Доводы в защиту свободы слова не менялись веками, и даже если отбросить принципы, их вполне можно обосновать одной лишь логикой личной выгоды. Да, кому-то может нравиться, когда за решётку сажают людей, чьи слова кажутся оскорбительными. Но такая политика будет казаться справедливой до тех пор, пока власть трактует «оскорбление» так же, как и вы. Но что вы будете делать, когда ветер переменится и те же самые законы обратят против вас самих?

Мы снова сталкиваемся с вечным и в то же время крайне важным вопросом: «Кто определяет границы?» И здесь я обращаюсь к тем, кто поддерживает арест Линехана или вообще любые другие аресты, упомянутые выше. Великая ирония этого случая заключается в том, что Линехан обвиняет трансгендерных женщин, появляющихся в пространствах «только для женщин», в «совершении насильственного и оскорбительного акта». А теперь он сам жалуется на то, что его задержали за поступок, ошибочно сочтённый насильственным и оскорбительным. Даже если вы считаете взгляды Линехана безосновательными или чрезмерными, стоит задуматься о том, что произойдёт, если однажды они получат массовое одобрение. Если полиция продолжит опираться на расплывчатые трактовки того, что считать «насильственным» или «оскорбительным» для ареста нарушителей, то что произойдёт, когда к власти придёт правительство, разделяющее именно его убеждения?

Думаю, настал момент определить наши понятия ясно и объективно — и, создавая законы, помнить, что ими однажды может воспользоваться самое злобное и некомпетентное правительство, какое только можно вообразить. Куда мудрее уже сейчас заложить правовые гарантии: криминализовать лишь строго очерченные и по-настоящему опасные деяния, а всё остальное — защитить. Это нужно сделать уже сейчас, чтобы доказать, что мы не просто запоздало спасаем собственную шкуру от законов, которые ещё вчера казались нам вполне приемлемыми, ведь касались кого-то другого.