Почему театр никогда не восстановится после локдаунов
Не секрет, что политическая идеология убивает американский театр. Но никто не хочет признавать ещё одного виновника его гибели: неадекватную реакцию индустрии на коронавирус.
Карма может быть жестокой, но она никогда не ошибается.
После двух лет самоустранения из общественного сознания под предлогом спасения людей от COVID-19 театральная индустрия Америки оказалась в ловушке, из которой, похоже, не может выбраться.
С момента открытия театров в августе 2021 года пожертвования упали. Доходы упали. Примерно треть зрителей так и не вернулась, а театры по всей стране сокращают сезоны или вовсе закрываются. В то же время другие формы живых выступлений — такие как поп-музыка и рестлинг — продолжают процветать.
Возвращению публики не способствует и превращение театра из пространства магии и смысла в тупой инструмент социополитической революции — но это лишь часть проблемы. Но есть другая причина, которую никто в индустрии не осмеливается признать.
Горькая правда заключается в том, что чрезмерная реакция американского театра на SARS-CoV-2 (ставшая продолжением истеричного антитрампизма, который ей предшествовал) нанесла ему сильнейший урон на многие годы вперёд. Она продемонстрировала все тайны индустрии: интеллектуальное банкротство, отсутствие самоуважения, бесхребетность и тоталитарные замашки.
В конечном счёте она показала, что театр в его нынешнем виде не подлежит спасению.
Смерть рационального мышления
Ничто так ярко не иллюстрирует высокомерие и самообман, присущие американскому театру, и, следовательно, его реакцию на пандемию, как 60-секундный отрывок речи актёра Билли Портера:
«Как вы все знаете, искусство открывает разум. Оно наделяет нас критическим мышлением. Мы становимся лидерами, а не последователями. Как вы думаете, почему именно от искусства первым делом хотят избавиться фашисты?.. Мы знаем, как сделать мир лучше, потому что это наше призвание».
Эти слова были произнесены в марте 2023 года — спустя три года после того, как театр начал пожирать сам себя, отказавшись от «критического мышления».
Во времена коронавируса «лидеры» индустрии стали фанатичными последователями догмы, ошибочно принятой за науку. Они демонстрировали непростительное невежество в отношении общественного скептицизма и дискуссий, которые являются неотъемлемой частью научного процесса.
Если бы артисты действительно верили, что они «призваны делать мир лучше», как утверждает мистер Портер, они бы не допустили такого государственного унижения через признание «непервоочередными» — особенно в Нью-Йорке, центре искусства и культуры США.
Те же артисты, которые четыре года вопили о фашизме Трампа, требовали, чтобы государство «отняло» у них искусство. Всё #Сопротивление бесследно исчезло, когда государство начало приказывать людям закрывать лица, решать, кто имеет право работать, регулировать частные встречи и поощрять доносы граждан друг на друга.
Эти самоназванные антифашисты молчали, когда государство вводило комендантский час, пыталось осуществлять массовую слежку (так называемое «отслеживание контактов») и даже устанавливало контрольные пункты для граждан, которые были достаточно наивны и верили, что они могут свободно передвигаться внутри той самой «демократии», которую они якобы стремятся спасти.
Более того, когда театр наконец вернулся к жизни, он сам ввёл фашистские мандаты, нарушающие телесную автономию людей. Эти меры мало способствовали предотвращению вспышек болезни и роста числа отменённых шоу, но зато отлично способствовали нормализации демонизации, дегуманизации, сегрегации и вытеснения меньшинства населения. Это невероятно иронично, учитывая, что именно эта часть общества с лёгкостью и естественностью обвиняет других в «нацизме».
«Мы переживали пандемию, которая случается раз в сто лет!» — восклицают они.
Только вот нет.
Власти и СМИ развернули масштабную кампанию по убеждению американцев в том, что они сталкиваются с повторением куда более смертоносной эпидемии испанского гриппа, делая вид, что за сто лет не произошло никакого прогресса в медицине и здравоохранении, и притворяясь, будто уровень смертности от инфекции был гораздо выше, чем на самом деле.
Рациональный и комплексный подход вместо тотальной остановки общества — то есть сосредоточение на защите уязвимых группа, призывы к улучшению образа жизни и правильному питанию, разработка протоколов лечения, помогающих людям избежать госпитализации, наряду с доступностью вакцин — всё это считалось смертоносным.
Одно поразительное исследование Брукингского института показывает, насколько сильно американцы (особенно демократы —так называемая «партия науки») переоценили реальные угрозы вируса. А это значит, что самая преданная аудитория театра сама же запугала себя настолько, что больше не ходят на спектакли.
И всё же лидеры индустрии, похоже, пребывают в недоумении, почему зрители так неохотно возвращаются.
Смерть любознательности
Любознательность — краеугольный камень актёрского мастерства, да и вообще валюта любого художника. Увы, именно нелюбознательность стала определяющей чертой ковидного фундаментализма, охватившего американскую театральную индустрию:
Им было не любопытно, насколько разумны и эффективны локдауны; они не задумывались, почему мы отказались от прежних протоколов подготовки к пандемиям; не интересовались, как маски внезапно превратились из практически бесполезных в незаменимые средства выживания; не задавались вопросом, почему от иммунитета, приобретённого после перенесённой инфекции, отказывались, несмотря на обилие научной литературы, подтверждающей его устойчивость.
Они никогда не думали о том, почему таким видным политикам, как Лори Лайтфут, Нэнси Пелоси и Гэвин Ньюсом, разрешалось нарушать те самые ограничения, которые они навязывали всем остальным.
Они не задавались вопросом, почему одни протесты осуждали или даже запрещали, в то время как другие — политически удобные протесты и беспорядки, унёсшие десятки жизней, — не только разрешали, но и получали одобрение представителей системы общественного здравоохранения.
Им не приходило в голову задаться вопросом, почему требования обязательной вакцинации для работников театров продолжали действовать ещё целый год. При том что сильно ранее стало известно, что нестерилизующие вакцины не предотвращают передачу вируса, а Центры по контролю и профилактике заболеваний (CDC) обновили рекомендации, признав бессмысленность сегрегации людей на ниггеров (невакцинированных) и белых (вакцинированных).
Можно было бы задать ещё множество вопросов: о неправильном применении ПЦР-тестов; о том, почему два высокопоставленных сотрудника FDA подали в отставку в знак протеста после одобрения бустеров от коронавируса; о том, почему такое авторитетное издание, как British Medical Journal, посчитало необходимым критиковать проведение клинических испытаний вакцин.
Но никаких вопросов не последовало. Их просто нельзя было задавать. Любой, кто бросал вызов ковидному статус-кво, подвергался жестокой травле. Даже те, кто (в основном) соблюдал правила, становились мишенью.
После этого никто больше не осмеливался сомневаться ни в чём.
В результате американский театр изолировал себя от любой обратной связи, которая могла бы привести к исправлению курса.
Как и все подобные тоталитарные системы, он обречён на скорый крах.
Почему никто не сопротивлялся?
К марту 2020 года, когда мир ушел на локдаун, я уже несколько месяцев отслеживал распространение SARS-CoV-2.
Я неделями запасался едой и необходимыми вещами. Перестал пожимать руки на прослушиваниях. Самоизолировался. Докучал друзьям и семье статистикой и предостережениями. Маниакально дезинфицировал всё — от ключей до покупок. Меня высмеивали за маску и перчатки в метро. Я был потрясён и раздражён всеобщим безразличием.
Я понимаю, почему индустрия отреагировала так, как она отреагировала:
Но, наблюдая за тем, что осталось от зомбированной индустрии, которой я посвятил половину своей жизни, за её жалким существованием, лишённым прежней сути, я не могу не задаваться всё новыми вопросами:
Почему оказалось, что я был единственным артистом, способным взвешивать плюсы и минусы коронафобии?
Почему я оказался единственным последовательным либералом, который понимал, что быть живым — это не только значит выживать, но и действительно жить?
И почему так называемые «либералы», самопровозглашённые противники авторитаризма, с такой готовностью и рвением приняли его?
Но есть один вопрос, который не даёт мне покоя по ночам:
Почему никто в индустрии не сопротивлялся?
Пока американский театр не встанет лицом к лицу с этим ключевым вопросом, его ждёт та же участь, что и героев древних трагедий.
Вот только в этом случае зрители не прольют ни единой слезы по его гибели.