Как американцам лгали о необходимости закрытия школ во время пандемии коронавируса

Нам говорили, что закрытие школ опирается на научные доказательства — и происходит для нашего же блага. Пять лет спустя миллионы детей всё ещё расплачиваются за эту ошибку.

Система школьного образования в Америке оказалась парализована всего за неделю в марте 2020 года. Учебный год более чем 50 миллионов учеников фактически завершился, оставив в календаре зияющую трёхмесячную дыру. Губернаторы всех штатов, словно по команде, отключили образовательную систему. Этой демонстрации государственной власти не было прецедентов по масштабу.

Нам говорили, что такое решение основано на научных фактах и принято ради нашего же блага, но никаких доказательств пользы длительного закрытия школ, не существовало. Задолго до этого данные из других стран показывали: дети в значительной степени не подвержены тяжёлому течению COVID-19 и не являются основными распространителями вируса.

После недолгого закрытия многие школы в Европе вновь открылись весной, приняв обратно миллионы детей. И данные показали, что произошло дальше: устойчивое снижение числа случаев заражения. Министры стран Европейского Союза объявили в мае, а затем снова в июне, что не заметили никакого негативного воздействия на общество после открытия школ. Эти заявления должны были бы попасть в заголовки и успокоить общественность в США. Вместо этого их проигнорировали почти все официальные лица и основные СМИ.

Наши власти начали разрабатывать длинный список мер и критериев, которые, по их словам, были необходимы, чтобы детей можно было бы вернуть в школьные классы. Но в этом не было никакой необходимости.

Во некоторых странах, включая Швецию, где начальные школы вообще не закрывались, младшеклассники даже не носили маски. Во многих регионах социальная дистанция составляла всего три фута (около 90 сантиметров), а не шесть, как у нас, — или же её соблюдение не требовалось вообще. В Европе не действовала масштабная система отслеживания контактов и массового тестирования, и в большинстве школ не было замысловатых систем очистки воздуха. При этом уровень заражений коронавирусом, плотность населения и даже размеры классов во множестве городов и деревень Европы были сопоставимы с аналогичными показателями в США.

Одной из главных причин, по которой нашим властям удалось навязать детям эти необоснованные меры, стало послушание со стороны СМИ. Авторитетные издания, и особенно The New York Times, сыграли в этом наиболее разрушительную роль. Они одержимо выстраивали свои материалы о пандемии и детях вокруг потенциальных угроз для самих детей и их способности якобы стать источником массовой смертности, передавая вирус другим. Школы в этом нарративе рассматривались как стартовая площадка для катастрофы.

5 мая Апурва Мандавилли, ведущий репортёр The New York Times по теме коронавируса, опубликовала статью со зловещим подзаголовком: «Число заражений во многих регионах США может резко возрасти, если школы откроются слишком рано». Эту статью одобрительно ретвитнули множество других журналистов, а также эксперты в области общественного здравоохранения, такие как врач и популярный автор Эрик Топол, бывшие члены городского совета Нью-Йорка и руководители школ. Открывалась статья наводящим вопросом: «Какую роль дети играют в том, что пандемия продолжается?»

В тот же день, когда вышла статья Мандавилли, авторитетный британский медицинский журнал, известный под аббревиатурой BMJ, опубликовал научную работу под заголовком: «Дети — не суперраспространители COVID-19: пора возвращаться в школу».

Трудно представить себе более радикальное расхождение в освещении темы детей и школ, чем между этими двумя публикациями. Научные исследования показывают, что различие между статьями в The New York Times и BMJ в тот день — это микромодель более широкой тенденции: сенсационное и тревожное освещение пандемии в американских СМИ по сравнению с более взвешенным подходом медиа за пределами США.

Совсем скоро вред, причиняемый американским детям, вынужденным проводить дни в одиночестве за ноутбуками (если они у них вообще были), стал очевиден. Миллионы детей пострадали в учебном, физическом и психологическом плане. Тревожно большое количество школьников полностью выпало из системы. Согласно апрельскому опросу учителей, каждый пятый ученик, обучавшийся из дома, либо ни разу не вошёл в систему, либо был настолько оторван от процесса, что фактически считался прогульщиком.

Поэтому с облегчением была воспринята публикация рекомендаций Американской академии педиатрии (AAP) в июне 2020 года, в которой недвусмысленно и решительно высказывалась поддержка открытия школ. «Все политические решения в отношении предстоящего учебного года должны исходить из цели обеспечения физического присутствия учащихся в школе, — говорилось в заявлении. — Важность очного обучения хорошо задокументирована, и уже имеются доказательства негативных последствий весеннего закрытия школ 2020 года для детей». AAP также поставила под сомнение обременительную рекомендацию Центров по контролю и профилактике заболеваний (CDC) о соблюдении детьми дистанции в шесть футов и предложила, что трёх футов вполне достаточно.

А затем, 6 июля, президент Трамп написал в Twitter следующее: «ШКОЛЫ ДОЛЖНЫ ОТКРЫТЬСЯ ОСЕНЬЮ!!!»

Вся поддержка в пользу такого решения — от немногочисленных колонок в СМИ или отдельных экспертов, выступавших за возвращение детей в школы, — моментально столкнулась с непреодолимым препятствием. Идея открытия школ воспринималась как прямая часть кампании Трампа по «открытию всего». Это сделало её токсичной для многих либералов и значительной части интеллектуальной элиты.

Всего через четыре дня после громогласного твита Трампа Американская академия педиатрии выпустила заявление, которое стало резким разворотом в обратную сторону по сравнению с их предыдущими рекомендациями, опубликованными лишь 11 днями ранее. Организация отказалась от своей позиции против рекомендаций CDC по социальному дистанцированию — настолько жёстких, что они фактически означали, что школы останутся закрытыми или будут работать лишь частично. AAP встала в один ряд с CDC и остальной системой общественного здравоохранения и поддержала нарратив о том, что детям нельзя позволять тесно взаимодействовать друг с другом. Новое заявление также подчёркивало необходимость «значительного» объёма финансирования для открытия школ.

Самым поразительным отступлением от первоначальных рекомендаций AAP было не само новое содержание, а то, кто стоял за этим заявлением. Новая позиция была опубликована как совместное заявление Американской академии педиатрии, Ассоциации школьных директоров, а также двух крупнейших профсоюзов учителей в стране: Американской федерации учителей (AFT) и Национальной ассоциации образования (NEA).

На этом фоне я начал замечать странный феномен. Начиная с мая 2020 года, я публиковал в Wired и других изданиях материалы, идущие вразрез с доминирующей точкой зрения на пандемийные меры. Поэтому мой почтовый ящик начал регулярно наполняться письмами от врачей: педиатрического иммунолога, редактора ведущего медицинского журнала по педиатрии, заведующего педиатрическим отделением в крупной сети больниц, а также от многих рядовых медиков. Были и письма от людей, не связанных с медициной. Почти все они благодарили меня, а затем писали что-то вроде: «Я либерал, но...», или «Я не голосовал за Трампа, но...» — и продолжали высказывать своё разочарование отсутствием критического мышления и открытого обсуждения жёстких ограничений, наложенных на детей, особенно закрытия школ.

Во время телефонного разговора с одним из таких педиатров, который сам со мной связался, я спросил, как его коллеги реагируют на его взгляды. Он ответил: «Я не говорю об этом на работе. Это табу. Очень чувствительная тема». Появилось небольшое, но растущее «подполье» несогласных врачей и специалистов в области здравоохранения (включая бывших сотрудников CDC). Они начали общаться друг с другом — и со мной — при условии, что все разговоры будут не под запись. Мы все боролись с чувством изоляции, которое приходит вместе с ярлыком еретика: они — в своём медицинском сообществе, я — в традиционных СМИ.

Было глубоко тревожно осознавать, что врачи (многие из которых обладали экспертными знаниями, напрямую связанными с пандемией) боятся высказываться открыто. Многие признавались мне, что их буквально запугали. Некоторым делали выговор начальники за то, что они публично — в соцсетях или в интервью СМИ — ставили под сомнение ограничения, касающиеся детей и закрытия школ, или указывали на противоречивые данные.

Мой телефон постоянно разрывался от сообщений от источников, большинство из которых были высокопоставленными экспертами в уважаемых учреждениях. Они жаловались на очередные рекомендации или заявления губернатора Нью-Йорка Эндрю Куомо, губернатора Калифорнии Гэвина Ньюсома или главы Национального института аллергии и инфекционных заболеваний (NIAID) доктора Энтони Фаучи. Они критиковали статьи в The New York Times, которые, по их мнению, искажали риски для детей или неправильно интерпретировали последние научные исследования. Я чувствовал себя раздражённым и одиноким, понимая, насколько ошибочным было общественное восприятие мнимого единства внутри медицинского истеблишмента. Причём продвигали его сами представители этого истеблишмента.

Осенью 2020 года многие профсоюзы учителей выступали категорически против возвращения в классы. В Вашингтоне, округ Колумбия, учителя выложили перед зданием управления школьной системы мешки, имитирующие трупы, и установили фальшивые надгробия с надписями «Покойся с миром, любимый учитель» и другими эпитафиями. В Милуоки профсоюз учителей опубликовал в Twitter сообщение: «отдаём дань памяти тем, кто неизбежно погибнет», — вместе с фотографиями надгробий, созданных учителями ИЗО. На них было написано: «Здесь покоится ученик третьего класса из Грин-Бей» и «Покойся с миром, бабушка, заразившаяся коронавирусом, пока помогала внукам с домашкой».

Затем в стране начался своего рода неконтролируемый общенациональный эксперимент: в основном «красные» штаты и регионы начали открываться — а «синие» либо оставались закрытыми, либо работали настолько ограниченно и на таких условиях, что фактически школы оставались недоступными. Результаты этого эксперимента были вопиющими и несправедливыми: более года наша страна систематически лишала одних детей доступа к базовой услуге — образованию, — в то время как другие этот доступ получали.

И сегодня миллионы детей всё ещё расхлёбывают последствия такого решения.

Одним из самых душераздирающих последствий закрытия школ стал рост насилия над детьми. Дети, живущие в небезопасных семьях и обычно находившие хоть какое-то облегчение в школьной среде, оказались фактически заперты дома с агрессивными взрослыми. Одна педиатр рассказала мне о ребёнке, которого она лечила: тот целыми днями оставался дома наедине с жестоким отчимом и был избит электрическим шнуром.

В США более 7 миллионов школьников с различными формами инвалидности. Они имеют право на индивидуальную образовательную программу, и многие из них нуждаются в очных услугах. Но эти дети с физическими и когнитивными особенностями, из-за которых работа с компьютером сама по себе была серьёзным испытанием, оказались заперты дома и должны были в одиночестве учиться перед экраном. Их беспощадно лишили шанса на успех.

С 2019 по 2020 год число детей, обратившихся за экстренной психиатрической помощью резко возросло. Некоторые из них нуждались в немедленной госпитализации. Больницы сообщали, что у них не хватает педиатрических коек, чтобы справиться с кризисом.

И, конечно, резко ухудшилась успеваемость — последствия этого мы наблюдаем до сих пор. Дальнейшее влияние низких результатов в образовании невозможно переоценить. Бесчисленное количество детей вовсе выпало из системы образования. Существует обширная база данных, подтверждающая связь между уровнем образования и потенциальным доходом в течение жизни.

И это не говоря уже о закрытых детских площадках, отменённых выпускных вечерах и свёрнутых спортивных программах.

Во время пандемии и даже после неё часто звучала одна и та же фраза (обычно в ответ на критику последствий школьных закрытий для детей): «Дети — они же выносливые». Слово «выносливость» превратилось в своего рода мантру — в способ снять с себя вину для ответственных за весь этот кошмар. Когда в феврале 2021 года Рэнди Вайнгартен, главу Американской федерации учителей, спросили, может ли наступить момент, когда дети будут не ходить в школу так долго, что потери станут невосполнимыми, она ответила: «Нет. Дети — они же выносливые».

Миллионы детей в Америке достаточно долгое время подвергались жестокому обращению, потому что СМИ и органы здравоохранения не справились со своей самой базовой обязанностью — предоставлять обществу точную информацию, основанную на достоверных данных. Выступая перед Конгрессом в 2024 году, Энтони Фаучи ( который в течение пандемии неоднократно продвигал идею необходимости соблюдения шестифутовой дистанции) признал, что это было «решение, не основанное на данных» и что «оно просто как-то появилось».

Трагичность этой ситуации в том, что всего этого можно было избежать, — факты были доступны с самого начала. Миллионы детей в Европе спокойно и безопасно ходили в школы полный день: без масок, без пластиковых перегородок, без шести футов дистанции. И даже здесь, в США, многие школы оставались открытыми — и тоже без всех этих мер. Я написал статью для журнала New York, опубликованную в октябре 2020 года, где привёл статистические данные по округу Уэстчестер в штате Нью-Йорк: в районах, где школы работали в обычном очном режиме, уровень заболеваемости не отличался мест, где школы были закрыты или работали в режиме гибридного обучения.

Я наивно полагал, что эта статья всё изменит. Но оказалось, что доказательства ничего не значат для тех, кто принимает решения о работе школ. Мне сказали, что тут дело в чувствах. И некоторые люди просто не «чувствуют» себя в безопасности.

Сегодняшняя официальная версия сводится к тому, что закрытие школ было прискорбным, но разумным решением в условиях хаоса. Но на деле доказательства того, что школы не были основным источником передачи вируса и что их можно было безопасно держать открытыми, не нанося вреда сообществу, были доступны и известны в реальном времени. В конечном итоге не было никакой пользы в том, чтобы держать школы закрытыми якобы из соображений безопасности и «особой осторожности». И не было никаких разумных компромиссов. Был только вред.