Конституционный переворот Линкольна

Президент Института Мизес Томас ДиЛоренцо уже в характерной для него превосходной манере написал рецензию на книгу Пола К. Грэма «Чушь на ходулях: Геттисбергская речь и воображаемая нация Линкольна» (Shotwell Publishing 2024). Но эта книга настолько поучительна, что стоит сделать некоторые дополнительные комментарии. Очевидно, что Грэм — мастер лингвистического анализа с философским складом ума.

Его мастерство в полной мере проявляется в анализе Первой инаугурационной речи Авраама Линкольна, произнесённой в марте 1861 года. В ней Линкольн пробовал ответить на основные аргументы в пользу конституционности сецессии. Грэм обратил внимание на важнейший момент в начале этого фрагмента. Президент сказал: «Я считаю, что с учётом всеобщего закона и Конституции Союз этих штатов вечен».

Что же это за «всеобщий закон», к которому апеллирует Линкольн? Линкольн утверждает, что нация, под которой он подразумевает единый суверенный орган, не может допускать наличия положения о собственном распаде. «Вечность подразумевается, если не выражена, в основных законах всех национальных правительств... в конституционном законодательстве ни одного правительства никогда не было положения о своём собственном упразднении».

Грэм легко опровергает этот аргумент. Линкольн говорит именно о том, что отрицали отделившиеся штаты, то есть о том, что Америка — суверенная нация:

«Итак, мой дорогой читатель, вполне может быть, что основной закон, управляющий национальными правительствами, заключается в том, что они вечны. Однако „Союз“ имеет федеральную, а не национальную форму правления. Линкольн, по-видимому, принял как должное, что существует один американский народ с одной национальной формой правления, а штаты подобны административным единицам, а не суверенным органам, создавшим институт, который Линкольн характеризует как национальный. Само собой разумеется, что, ратифицируя вторую американскую Конституцию, штаты видели друг друга и самих себя совсем не так...»

«Обратите внимание, что слова „союз“ и „нация“ вновь используются как взаимозаменяемые, как будто это одно и то же. В предыдущем утверждении он говорит, что „союз этих штатов вечен“. Теперь же он переключается на слово „нация“, говоря, что вечность — это фундаментальная характеристика „национального правительства“. Он использует риторический приём „замены и подмены“...»

«Предполагается, что раз национальное правительство „неделимо“, мы должны считать его „правильным правительством“, подразумевая, что действия южных штатов сделали Соединённые Штаты страной с неправильной формой правления. Конечно, легко понять, что этот аргумент цикличен: он притворяется аргументом из определения, но на самом деле является подменой понятий или смешением идей при помощи использования двух слов с разным значением так, будто они одинаковы (а это явно не так)».

Как пишет Грэм, «вторая американская Конституция» была незаконным свержением Статей Конфедерации, которые целесообразно были полностью приведены в книге.

Грэму можно возразить следующее. «Вы утверждаете и документально подтверждаете, что Соединённые Штаты представляли собой соглашение между независимыми штатами, а не суверенную нацию в понимании Линкольна; но не отвергаете концепцию суверенитета полностью. Фактически вы говорите, что штаты, объединившиеся для создания Соединённых Штатов, суверенны. Что в этом хорошего? Разве эти штаты не могут тоже быть репрессивными?»

Действительно, могут, но решение проблем внутри штатов не находится в руках главного агента угнетения, центрального правительства. Это понятно и из ужасающей войны против южных штатов, развязанной Линкольном, и из современных событий.

В Геттисбергской речи Линкольн, цитируя Декларацию независимости, сказал, что Соединённые Штаты «привержены положению, что все люди по своему происхождению равны». Грэм убедительно доказывает, что Линкольн неправильно истолковал Декларацию. Основное положение этого документа — «согласие людей, которыми правят». Из-за изложенных в длинном списке претензий грубых нарушений традиционных прав и свобод, допущенных британским королем и парламентом, эти колонии объявили себя независимыми штатами (или государствами).

Грэм с тревогой воспринимает попытку увидеть в Америке нацию, преданную какому-то положению:

«Должное — это хитрое понятие, которое ведёт нас в область этики или моральной философии. Должное требует метафизического основания: выбирайте сами, какого, но хотя бы одно должно быть. Должное уводит нас от любого положения, очевидно истинного или ложного, и зависит от разновидности политической или философской веры... Именно по этой причине я придерживаюсь такой позиции: даже если бы мы были нацией (а мы ею не являемся), то для любой нации будет плохой идеей посвящать себя какому-либо положению. Ничего хорошего из этого никогда не выходило и никогда не выйдет, если руководствоваться историей или человеческим опытом, основанном на времени и отобранном на протяжении многих поколений».

Я так понимаю, что Грэм хочет сказать: «Забудьте о сплетённом понятии универсальных этических „должных“. Давайте придерживаться прочных традиций, сложившихся на основе многолетнего опыта, и из всех этих исторических традиций — правлению по согласию людей». Осмелюсь предположить, что Грэму не удалось избежать рамок «должного». Разве он не считает, что колонии действовали морально правильно, отделившись, то есть что они действовали так, как должны были или, по крайней мере, так, как им было морально позволено? Как Грэм переходит от «есть» к «должно»? И если он отрицает, что такой переход необходим, не будет ли это также «метафизическим» утверждением?

Позицию Грэма, к счастью, можно оправдать. Сецессия — это фундаментальное моральное право. Как красноречиво сказал Людвиг фон Мизес:

«Право на самоопределение в отношении вопроса о членстве в государстве означает следующее: всякий раз, когда жители определённой территории, будь то отдельная деревня, целый район или ряд прилегающих районов, путём свободно проведённого плебисцита заявляют, что больше не желают оставаться в составе государства, к которому они в данный момент принадлежат, и хотят либо образовать независимое государство, либо присоединиться к какому-либо другому государству, их желание должно уважаться и выполняться. Это единственный осуществимый и эффективный способ предотвращения революций и гражданских войн между народами...»

«Право на самоопределение, о котором мы говорим, — это не право на самоопределение наций, а скорее право на самоопределение жителей каждой территории, достаточно большой для создания независимой административной единицы. Если бы было возможно каким-либо образом предоставить это право на самоопределение каждому отдельному человеку, это следовало бы сделать».