Одержимость идентичностью делает многих слепыми по отношению к ХАМАС

Чрезвычайно модная идеология, настаивающая на восприятии мира исключительно через упрощённые категории, запрещает считать, что евреи могут быть жертвами. Она загнала либеральное общество в ловушку.

7 октября террористы ХАМАС вошли на юг Израиля: они искали евреев, чтобы пытать их и убивать. Масштабы того кошмара, который они совершили в течение 48 часов, продолжают раскрываться и месяц спустя. Но когда будет написана история этой резни, вероятно, особенно выделяться будет один конкретный эпизод. По словам основателя израильской службы скорой помощи «Объединенная Хацала» Эли Бира, террористы убили ребенка, закрыв его во включённой духовке.

Однако даже несмотря на появление таких жутких подробностей, реакция на самое страшное уничтожение евреев со времён окончания Второй мировой войны продолжает варьироваться от необычайно сдержанной до откровенно торжествующей. Реагируя на устроенную ХАМАС резню редактор Novara Media Ривка Браун сразу после случившегося написала, что «сегодняшний день должен стать днём торжества для сторонников демократии и прав человека во всём мире». А чикагское отделение Black Lives Matter разослало приглашения на митинг солидарности с Палестиной с фотографией убивших более 250 человек на музыкальном фестивале боевиков ХАМАС на парамоторах.

В течение последующих недель сотни выдающихся художников и писателей, актёров, учёных и медиков, в том числе Тильда Суинтон и Стив Куган, подписали открытые письма, опубликованные в таких изданиях, как Artforum и London Review of Books. Практически все они подвергли критике Израиль, не удосужившись осудить ХАМАС или призвать к освобождению 200 заложников, которых эта группировка всё ещё удерживает.

Отсутствие сострадания к еврейским жертвам у значительной части культурного и академического истеблишмента особенно примечательно, поскольку оно резко контрастирует со многими лозунгами, которые левые взяли на вооружение в последнее десятилетие. Когда речь заходит о садистских бесчинствах ХАМАС, молчание уже словно не является насилием, а озабоченность «микроагрессиями» мирно сосуществовует с празднованием довольно-таки «макро» убийств. Чем же можно объяснить такое поразительное равнодушие к ужасам, которые творит ХАМАС?

Самое непосредственное отношение к этому имеет прямой антисемитизм. А также странное нежелание признать морально очевидный факт (что ХАМАС несёт полную и безоговорочную ответственность за совершённый им погром), поскольку другие факты (например, более широкий конфликт, на протяжении века настраивающий израильтян и палестинцев друг против друга) морально запутанны. Но самая главная причина лежит глубже. Она опирается на становление новой идеологии, упорно воспринимающей мир через призму упрощённых категорий идентичности. И теперь она предоставляет многим высокопарное оправдание потаканию своим низменным человеческим инстинктам, даже если они заявляют о том, что борются с несправедливостью.

За последние десятилетия мы стали свидетелями рождения по-настоящему новой идеологии. Сначала эти новые идеи о расе, гендере и сексуальной ориентации распространились по многим университетским факультетам. Примерно к 2010 году они начали доминировать в некоторых гуманитарных и социальных науках, но всё ещё оставались маргинальными для общества в целом. Затем с поразительной быстротой эти идеи вышли за пределы университетов.

К лету 2020 года вульгаризированную версию того, что я называю «синтезом идентичности», наиболее активно продвигаемую популярными авторами Робин ДиАнджело и Ибрамом Кенди, бездумно повторили высокопоставленные политики, руководители крупнейших компаний, директоров самых прославленных культурных учреждений мира и на наиболее читаемые издания.

Как я пишу в своей новой книге «Ловушка идентичности», в эту идеологию входит множество различных тем, она также содержит некоторые явные противоречия. Её сторонники во многих мелких и даже значительных вещах не согласны друг с другом. И всё же три утверждения помогут нам составить представление об основных договоренностях, которые разделяет большинство из них.

«Синтез идентичности» предполагает, что ключ к пониманию мира лежит в том, чтобы рассматривать его через призму групповых идентичностей, таких как раса, пол и сексуальная ориентация. Согласно этой концепции, универсальные ценности и нейтральные правила — например те, что лежат в основе либеральных демократий, — помогают скрыть доминирование привилегированных групп над маргинализованными. Это объясняет, почему нам (якобы) не удалось добиться прогресса в борьбе с расизмом, сексизмом и другими формами дискриминации. Из этого следует вывод, что единственный способ построить лучший мир — это принять нормы и законы, которые прямо описывают отношение государства к каждому конкретному гражданину (и то, как граждане относятся друг к другу) в зависимости от того, каким групповым идентичностям он принадлежит.

Эти идеи лежат в основе многих крупных трансформаций последнего десятилетия. Они помогают объяснить, почему так много левых сопротивляется идее, что люди, находящиеся на разных «пересечениях» «идентичностей», могут по-настоящему понимать друг друга. Они стали причиной глубокого недовольства по поводу форм взаимного влияния, которые сегодня называются «культурной апроприацией». Они объясняют новообретённый скептицизм левых в отношении свободы слова. Они служат основой государственной политики, особенно характерной для США, которая ставит получение гражданами государственных пособий в прямую зависимость от расовой принадлежности. Они же, как оказалось, помогают объяснить, почему многие левые так не желали признавать страдания мирных жителей Израиля.

Особенно важны четыре популярных темы современных движений за социальную справедливость. Первая заключается в том, что многие активисты считают, что мир можно разделить на две чёткие категории: белые люди и «цветные». Белые люди, по их мнению, исторически ответственны за большинство зол в мире. «Цветные люди», напротив, всегда характеризуются как жертвы. Несмотря на то, что они являются выходцами из полдюжины континентов и сотни различных этнических групп, все они определяются фактом своей маргинальности.

Вторая тема заключается в том, что при этом мир можно разделить в соответствии с ещё одним набором категорий. Теоретически они отличаются от расовых, но на практике пересекаются с ними: колонизаторы и их жертвы. Колонизаторы изображаются как белые люди, которые захватили чужие земли в погоне за богатством и господством. И их нелегитимный статус передаётся из поколения в поколение их далёким потомкам. Эта стройная схема редко применяется, когда факты не укладываются в её рамки. Например, нападение России на Украину не рассматривается как форма империализма, потому что его жертвы — белые.

Третья заключается в необходимости отказаться от традиционных представлений о расизме. Социологи справедливо отмечают, что понимание расизма, сфокусированное исключительно на убеждениях отдельных людей, неполно. Иногда представители меньшинств могут испытывать «структурный» расизм, даже если никто не придерживается оскорбительных взглядов по отношению к группе, к которой они принадлежат. Однако в последнее десятилетие многие активисты пошли дальше и заменили старую концепцию расизма исключительно структурной. По их мнению, поскольку расизм не имеет ничего общего с индивидуальными убеждениями, невозможно, чтобы представители (якобы) маргинальной группы были расистами по отношению к представителям (якобы) доминирующей группы.

И наконец, четвёртая тема состоит в том, что все формы угнетения взаимосвязаны. Поскольку различные идентичности могут пересекаться (например, чернокожий гей может подвергаться дискриминации как на основании того, что он гей, так и на основании того, что он чернокожий), невозможно преодолеть одну форму угнетения, пока не будут уничтожены все его формы. Это накладывает на активистов моральное обязательство бороться со всеми формами угнетения одновременно. Один из известных лозунгов гласит: «Мой феминизм должен быть интерсекциональным, или это полная фигня, а не феминизм».

В последние недели эти четыре идеологические составляющие встали на службу игнорирования страданий еврейского гражданского населения. По мнению объединённых левых, евреи — белые. Израиль — это колония европейских поселенцев, повторяющая преступления, совершённые когда-то американцами и австралийцами. Поскольку палестинцы — цветные люди, пострадавшие от поселенческого колониализма, они не способны быть расистами и вправе причинять своим угнетателям любые страдания. И чтобы быть хорошей феминисткой или хорошим защитником окружающей среды (или просто артистом или учёным, находящимся на хорошем счету у людей, разделяющих умеренные взгляды), необходимо подписать открытое письмо, присоединиться к митингу солидарности и объединить усилия с теократической террористической группировкой, которая, как оказалось, прямо противостоит всем ценностям, которыми вы якобы дорожите.

Каждый из этих четырёх структурных элементов, даже в американском контексте, для которого они были изначально разработаны, является плохим руководством для понимания мира. А применительно к Ближнему Востоку все эти четыре элемента превращаются в откровенную насмешку над реальностью. Возьмём, к примеру, идею о том, что израильтяне — белые. Весьма сомнительно, что произошедшие из Европы евреи-ашкеназы, миллионы которых были истреблены, потому что нацисты считали их расово неполноценным классом, являются просто «белыми». (Как отмечают некоторые, есть горькая ирония в том, что евреи-ашкеназы воспринимаются ультраправыми как «недостаточно белые», в то время как ультралевые всё чаще считают их «слишком белыми».)

Утверждение о том, что израильтяне — белые, становится абсурдным, если понимать, что евреев-ашкеназов в Израиле сейчас меньше, чем евреев-мизрахи. В конце концов, у большинства мизрахи, чьи предки родом с Ближнего Востока, кожа не светлее и не темнее, чем у среднего палестинца; то же самое, разумеется, можно сказать и о сотнях тысяч эфиопских евреев.

Идея о том, что Израиль — это колония поселенцев, не выдерживает никакой проверки реальностью. И евреи, и у палестинцы имеют глубокие исторические корни в этом регионе; сравнение с Америкой или Австралией, таким образом, скрывает большее, чем показывает. В то время как дискуссии о Ближнем Востоке обычно ведутся вокруг европейских евреев, бежавших в Израиль после холокоста, почти половина израильских евреев приехала в страну при совершенно других обстоятельствах. С 1948 года их насильственно изгнали из таких ближневосточных стран как Иран, Ирак, Египет и Марокко. Они не решили «колонизировать» Палестину, а нашли убежище в единственной стране, которая их приняла.

Идея о том угнетённые палестинцы не могут быть виновны в расизме по отношению к «привилегированным» евреям, не лучше. Когда в 2019 году BBC показала документальный фильм о Палестине, она процитировала слова жителя Газы о том, что революционные песни, которым учат местных детей, «вдохновляют и побуждают отрывать иегуди головы». Как подскажет любой словарь, слово «иегуди» означает еврей. Однако BBC перевела эту реплику так, будто она относится к израильтянам, а не к евреям, обосновав свой выбор необходимостью выходить за рамки буквального значения слов.

«Палестинцы почти всегда называют израильтян евреями, это сленг», — заявила BBC одному из членов парламента в ответ на его запрос. Очевидный вывод — это то, что в Палестине широко распространён антиеврейский расизм. Но такой вывод нарушал бы ключевые постулаты идеологии, которая всё сильнее влияет на Радиовещательный центр, поэтому BBC решила вычеркнуть его из существования.

Та же потеря здравого смысла видна и в заявлении о том, что все формы угнетения взаимосвязаны. Но эта мантра не сможет победить упрямо запутанную реальность, даже если повторять её до тошноты. Сколько бы активисты ни твердили о том, что такие идеи как борьба за права гомосексуалов и репродуктивные права идут рука об руку с палестинским вопросом, ХАМАС остаётся непримиримым противником и того, и другого. Однако когда реальность не соответствует желаниям человека, всегда можно закрыть на неё глаза.

Прогрессивная версия антирасизма оказывается прекрасным прикрытием для самой насильственной формы расизма. Прогрессивная форма антиколониализма оказывается поразительно колониалистской. Чтобы разобраться, в чём причина такой моральной слепоты, потрясшей многих людей в последние недели, необходимо отследить происхождение и природу идеологии, которая сегодня служит операционной системой для многих важных институтов нашего общества.

Идеологии важны. Но они могут лишь направлять нас и никогда не смогут преодолеть наши глубинные психологические инстинкты. В синтезе идентичностей примечательно то, что он предоставляет своим приверженцам идеологические категории, позволяющими обелить самые худшие из этих инстинктов: от вопиющего безразличия к страданиям до откровенного празднования садизма.

Этому есть прецедент. В прошлом веке коммунисты неоднократно заявляли, что цель мировой революции оправдывает всё: от уничтожения политических врагов до голодной смерти богатых крестьян. Как заметила политический теоретик Джудит Шкляр, возможно, омлет действительно нельзя приготовить, не разбив нескольких яиц; но в то же время можно разбить целую кучу яиц, так и не приблизившись к приготовлению завтрака.

После постепенной потери репутации Советским Союзом и внезапного падения Берлинской стены популярность авторитарных левых пошла на спад. Поскольку коммунизм утратил свою притягательность, казалось, что омлета, ради которого стоило бы разбивать яйца, больше не существует. Но авторитарный соблазн никогда не исчезает полностью, будь он левым или правым. Теперь, облачившись в одежды новой идеологии, он возвращается с новой силой.

Единственный достойный ответ — это защита идей и принципов, которые помогают нам противостоять самым страшным искушениям. В своих лучших проявлениях институты либеральной демократии побуждают нас жить и позволять жить, а не властвовать и принуждать; строить общую идентичность, способную преодолеть расовые, религиозные и идеологические различия; и помнить, что мы разделяем человеческую природу даже с теми, кто вызывает у нас отвращение.

Это особенно актуально для тех, кто относит себя к левым либералам. Когда некоторые левые оправдывают убийства и нетерпимость, мы должны ответить им возвращением к гуманистическим корням левых. Мы будем настаивать на том, что определить моральную ценность человека, посмотрев на группу, в которой он родился, невозможно. Мир не делится по принципу манихейского дуализма, где колонизаторы противопоставляются колонизируемым, а белые — цветным. Существуют моральные рамки, которым мы должны подчиняться, даже если считаем своё дело праведным. И ничто не освобождает нас от ответственности за разумный выбор союзников, как бы громко они ни заявляли о себе, выступая от имени угнетённых.

Такой старомодный гуманизм, как в его более прогрессивном, так и в более консервативном проявлении, сам по себе не сможет успокоить полыхающий мир. Но он является обязательным компонентом любого морального мировоззрения, способного осмыслить реальность во всей её сложности. Только он может напомнить, что нам не нужно выбирать между оплакиванием невинных жертв той или другой стороны.

Те, кого жестокие бесчинства ХАМАС потрясли до глубины души, при этом могут оплакивать ни в чём не повинных палестинцев, погибших в этой войне. И наоборот, те, кто поддерживает Палестину, должны без оговорок и условий осуждать самое страшное со времён холокоста массовое убийство евреев. О глубине их идеологического заблуждения говорит тот факт, что многие умные и известные люди в течение последних недель оказались неспособны понять эту простую истину.