Технологии и тирания хуже тюрьмы

Основные идеи своей книги «Век капитализма слежки: Борьба за человеческое будущее на новых рубежах власти» писательница и профессор Гарварда Шошана Зубофф кратко рассматривает в статье под названием «Угроза Большого Иного», проводя параллели с романом Оруэлла «1984». Да и само название («The Threat of Big Other»), как вы могли догадаться, отсылает к его «Большому Брату» («Big Brother»).

В этой статье она напомнила читателям о цели, которую ставил перед собой Оруэлл, работая над «1984», а именно: предупредить британское и американское общество о том, что демократия не застрахована от тоталитаризма и что «если не бороться с тоталитаризмом, он может восторжествовать где угодно». Иными словами, люди глубоко ошибаются, когда считают, что тоталитарный контроль их действий с помощью массовой слежки (описанной в романе Оруэлла и запечатлённой в лозунге «Большой Брат следит за тобой») может происходить только напрямую от государства, и она без колебаний называет источник этой угрозы сегодня:

Частные компании, вот уже 19 лет практикующие беспрецедентную экономическую логику, которую я называю капитализмом слежки, захватили Интернет и его цифровые технологии. Изобретённая в 2000 году в Google, эта новая экономика тайно использует частный опыт людей в качестве материала, переводимого в поведенческие данные. Некоторые данные используются для улучшения качества услуг, но остальные используются в вычислительных продуктах, предсказывающих ваше поведение. Этими предсказаниями торгуют на новом фьючерсном рынке, где капиталисты слежки продают бизнесу, желающему знать, что мы будем делать дальше, уверенность в завтрашнем дне.

Сейчас мы уже знаем, что цель такой массовой слежки состоит не только в том, чтобы отслеживать и предсказывать поведение потребителя с целью максимизации прибыли (если это вообще было её целью); вовсе нет. Среди тех, кто предпочитает быть в курсе глобальных событий и полагается в этом не только на традиционные СМИ, широко известно, что в Китае подобная массовая слежка уже вышла на тот уровень, когда за гражданами следят через тысячи камер в общественных местах, а также через смартфоны, круглосуточно мониторя и почти полностью контролируя их поведение.

Неудивительно, что основатель Всемирного экономического форума (ВЭФ) Клаус Шваб не упускает возможности похвалить Китай за реализацию модели, которой другие страны должны следовать в этом отношении.

На поразительное сходство между массовой слежкой, развившейся в США в 2020 году и оруэлловским описанием антиутопического общества обратила внимание и репортёр-расследователь Уитни Вебб. В статье под названием «Технотирания: Как жандармское государство США использует коронавирус для воплощения в жизнь видения Оруэлла» она пишет:

В прошлом году правительственная комиссия призвала США внедрить использование массовой системы слежки с использованием ИИ, превосходящей всё, что используется в других странах, чтобы установить гегемонию Америки в сфере искусственного интеллекта. Теперь многие «препятствия», которые, по их словам, находились на пути у этого внедрения, стремительно убирают под прикрытием борьбы с коронавирусным кризисом.

Далее Вебб рассуждает об американском правительственном органе, занимающемся исследованием способов, которыми искусственный интеллект мог бы способствовать национальной безопасности и обороне, и предоставляющем подробности о «структурных изменениях», которые должны пережить американское общество и экономика, чтобы поддерживать технологическое преимущество над Китаем. По словам Вебб, соответствующий правительственный орган рекомендовал, чтобы США следовали примеру Китая, чтобы обойти его, в особенности в том, что касается некоторых аспектов ИИ-технологий в массовой слежке.

Она также отмечает, что эта позиция противоречит публичным заявлениям крупных американских политиков и госслужащих о том, что китайские системы слежки, основанные на ИИ, представляют собой значительную угрозу для американского образа жизни, что, однако, не остановило применение некоторых методов такой слежки в США в 2020 году. Как мы сейчас знаем, всё это оправдывалось «ответом Америки на коронавирус».

Конечно, сейчас уже никого не удивить заявлением о том, что коронавирус был оправданием для установления и внедрения суровых мер контроля, важнейшей частью которых был и ИИ. Однако не стоит легкомысленно надеяться, что на этом попытки внедрения тотального контроля закончатся или что псевдовакцины от коронавируса были последним или самым худшим из того, чему т.н. правители мира готовы нас подвергнуть. Нет. Они хотят достичь такого уровня контроля, которому позавидовало бы и вымышленное общество Большого Брата из «1984» Оруэлла.

Так, например, многие критически настроенные люди обратили внимание на тот тревожный факт, что хвалёный Центральный банк цифровых валют (ЦБЦВ) — это Троянский конь, с помощью которого неофашисты, стоящие за попыткой «великой перезагрузки» общества и мировой экономики, хотят заполучить полный контроль над жизнями людей.

На первый взгляд предложенный переход от денежной системы частичных резервов к цифровой валютной системе может выглядеть разумной стратегией, в особенности поскольку она обещает (расчеловечивающее) «удобство» общества без наличных денег. Однако, как отмечает Наоми Вульф, на кону стоит гораздо большее. В ходе обсуждения угрозы «паспортов вакцинации» для демократии она пишет:

В настоящее время также наблюдается глобальное стремление к цифровым валютам, управляемым государством. И с момента внедрения цифровых валют, если вы не «хороший гражданин», если вы платите за просмотр фильма, который не должны смотреть или идёте на постановку, на которую не должны идти (о чём будет знать ваш паспорт вакцинации, потому что вам придётся сканировать его везде, куда вы приходите) — ваш поток доходов будет перекрыт, налоги могут быть увеличены, а ваш банковский счёт перестанет работать. Пути назад уже не будет.
 
Репортёр спросил у меня: «Что если американцы не примут этих изменений?».
 
И я ответила: «Вы уже говорите из мира, который исчезнет, если это удастся внедрить». Потому что если мы не выступим против паспортов вакцинации, не будет никакого выбора. Не будет такого понятия, как отказ что-то принять. Не будет капитализма. Не будет свободы собраний. Не будет частной жизни. Не будет выбора ни в чём из того, что вы хотите делать в своей жизни.
 
И пути назад тоже не будет.
 
Словом, это будет шагом, после которого мир, каким мы его знаем, исчезнет. И если и существует что-то, за что стоит биться до последнего, то наш мир сейчас — это и есть оно.

Подобная цифровая валюта уже используется в Китае и стремительно развивается в таких странах, как Великобритания и Австралия.

Вульф — не единственная, кто предупреждал об опасности решающих последствий принятия цифровых валют для демократии.

Такие финансовые гуру, как Кэтрин Остин Фиттс и Мелисса Куиммей, указывали на необходимость не поддаваться лжи, увещеваниям, угрозам и прочим риторическим стратегиям, которые могут применять неофашисты для того, чтобы поместить человека в эту цифровую финансовую тюрьму.

В интервью, где она искусно представила эту ситуацию как «войну» с глобалистами, Куиммей предупредила о том, что стремление к цифровым паспортам объясняет попытку массово «вакцинировать» маленьких детей: если не сделать этого в больших масштабах, не получится вовлечь детей в систему цифрового контроля, так что она не сможет работать. Она также подчеркнула, что отказ подчиняться — единственный способ остановить появление этой цифровой тюрьмы в реальности. Мы должны научиться говорить «Нет!».

Почему же это цифровая тюрьма, причём гораздо более эффективная, чем антиутопическое общество в Океании Оруэлла? Представленный выше отрывок из книги Вульф уже указывает на то, что цифровые «валюты», которые будут лежать на вашем аккаунте в Центральном всемирном банке, не будут деньгами, которые можно тратить так, как вам хочется; на практике у них будет статус программируемых ваучеров, которые будут диктовать, что вы можете и не можете с ними делать.

Они представляют собой тюрьму гораздо хуже долгов, какими бы парализующими те ни были; если вы не играете по правилам и не тратите их на то, что разрешено, вас буквально смогут заставить жить без еды и убежища, то есть в конечном итоге умереть. В то же время цифровые паспорта, частью которых будут эти цифровые валюты, представляют собой систему слежки, которая будет записывать всё, что вы делаете, куда бы вы ни шли. Это означает, что в них будет встроена система социальных кредитов вроде той, что действует в Китае и появляется в антиутопическом телешоу «Чёрное зеркало». Система, которая сможет одинаково легко вознести или сломать вас.

Остин Фиттс же, в свою очередь, описывает в своей статье для Solari Report, что можно сделать для «борьбы с ЦБЦВ», например: использовать наличные деньги, максимально ограничить зависимость от цифровых переводов в пользу аналоговых, а также использовать местные банки вместо банков-гигантов, тем самым децентрализуя финансовую власть. Не лишним будет также поддерживать мелкие местные бизнесы вместо крупных корпораций.

Однако не стоит думать, что это будет легко. Как учит нас история, когда диктаторские силы пытаются захватить власть над жизнями людей, на сопротивление со стороны последних обычно отвечают силой или другими способами нейтрализации этого сопротивления.

Как сообщает Лена Петрова, недавно это было продемонстрировано в Нигерии, ставшей одной из первых стран в мире (Украина — вторая из них), которая ввела ЦБЦВ и где изначально население отреагировало на неё очень вяло, поскольку большинство людей предпочитает использовать наличные деньги (частично из-за того, что не могут позволить себе смартфоны).

Чтобы не отставать от других, нигерийское правительство решило прибегнуть к сомнительным махинациям: оно напечатало меньше денег и попросило людей обменять свои «старые» банкноты на «новые», которые так и не появились. Каким был результат? Люди голодают, потому что у них нет наличных денег на покупку еды, а ЦБЦВ у них нет, потому что у них либо нет смартфонов, либо они сопротивляются этим цифровым валютам.

Сложно сказать, берут ли своё начало сомнения нигерийцев по поводу ЦБЦВ в их понимании того, что если их внедрят, то цифровые паспорта, часть которых представляют эти цифровые валюты, позволят государству повсеместно следить за населением и контролировать его. Время покажет, примут ли нигерийцы без боя этот оруэлловский кошмар.

Всё это подводит меня к важному философскому вопросу, лежащему в основе каждого аргумента о сопротивлении стремлению к диктаторской власти с помощью массовой слежки. Как должен знать каждый просвещённый человек, существуют разные виды власти. Один из таких типов власти запечатлён в знаменитом девизе Иммануила Канта о просвещении, сформулированном в его знаменитом эссе XVIII века «Что такое Просвещение?». Он гласит: «Sapere aude!» и переводится как «Имей мужество пользоваться собственным умом» или «Осмелься думать!»

Можно сказать, что этот девиз соответствует тому, чем занимается Институт Браунстоуна. Следовательно, акцент на критическом интеллектуальном участии необходим. Но достаточно ли его? Я бы поспорил, что, несмотря на то, что теория речевых актов, подчеркнув прагматический аспект языка, точно показала, что говорение (и, можно добавить, письмо) — это уже «делание чего-то», существует и другое «делание».

Это его значение действия в том смысле, в котором мы сталкиваемся с ним в теории дискурса, демонстрирует связь говорения (или письма) и действия при помощи связывания языка с властными отношениями. То есть использование языка переплетается с действиями, которые находят свое соответствие в устной и письменной речи. Это можно сравнить с убеждениями Ханны Арендт в том, что из труда, работы и действия именно действие как вербальное взаимодействие с другими для политических в широком смысле целей представляет собой высшее воплощение человеческой деятельности.

А философы Майкл Хардт и Антонио Негри пролили свет на вопрос связи между «Sapere aude!» Канта и действием. В третьем томе своей знаменитой трилогии, озаглавленном «Всеобщее благосостояние», они утверждают, что, хотя «главный голос» Канта и показывает, что он действительно был философом Просвещения трансцендентального метода, раскрывшим условия возможности определённого знания о феноменальном мире, управляемом законом, а также практической жизни, связанной с покорной социальной и политической ответственностью, в работах Канта есть и редко замечаемый «второстепенный голос».

Это указывает, по их мнению, на альтернативу современному комплексу власти, которую утверждает «большой голос» Канта, и она встречается именно в его девизе, артикулированном в упомянутом выше кратком очерке о Просвещении. Они также утверждают, что немецкий мыслитель двояко разработал свой девиз: с одной стороны, «Осмелься думать» не подрывает его призыв к тому, чтобы граждане покорно выполняли свои различные задачи и платили налоги правителю. Разумеется, такой подход равносилен укреплению социального и политического статус-кво. Но, с другой стороны, они утверждают, что Кант сам создаёт возможность для прочтения его как просветительского увещевания:

«Осмелься знать» на самом деле в то же время означает «знать, как осмелиться». Эта простая инверсия означает решимость и смелость, а также риски, необходимые для того, чтобы думать, говорить и действовать автономно. Это второстепенный Кант, смелый, дерзкий Кант, который часто спрятан, скрыт, погребён в его работах, но время от времени прорывается наружу со свирепой, вулканической, разрушительной силой. Здесь разум уже является не основой долга, который поддерживает устоявшийся авторитет в обществе, а скорее непокорной, мятежной силой, прорывающейся сквозь фиксированность настоящего и обнаруживающей что-то новое. Почему, в конце концов, мы должны осмелиться думать и говорить за себя, если эти возможности немедленно будут заглушены намордником покорности?

Здесь не в чем упрекать Хардта и Негри; заметьте, что выше они включили «действие» в список вещей, необходимых для того, чтобы «осмелиться». Как я уже отмечал ранее, обсуждая критическую теорию, Кант раскрывает радикальное значение этого аргумента: если правитель не подчиняется тем же рациональным правилам, которые управляют действиями граждан, последние больше никак не обязаны подчиняться такому монарху.

Иными словами, мятеж оправдан, когда власти сами ведут себя по отношению к гражданам неразумно (сюда входят и устои этичной разумности), а также, как следствие, неоправданно, если не агрессивно.

В этом — урок о неизбежной необходимости действия, когда рациональные аргументы никак не действуют на потенциального угнетателя. Это в особенности справедливо, когда угнетатели совсем не заинтересованы в разумном обмене идеями и просто прибегают к неразумному воплощению технической рациональности, а именно контролируемой ИИ массовой слежке с целью подчинения целых наций.

Такое мятежное «действие» может принимать формы отказа от «вакцинации» и ЦБЦВ, но становится всё более очевидным, что нам придётся сочетать критическое мышление с реальным действием перед лицом беспощадных стратегий подчинения со стороны беспринципных глобалистов.