Культ коронавируса нанёс детям долгосрочный ущерб
Новые «открытия» по поводу вреда, вызванного закрытием школ, столь же политически мотивированны, как и само закрытие школ
Весной 2020 года доктор Жанна Ноубл заметила рост числа подростков и молодёжи, попадающих в отделение неотложной помощи из-за проблем с психическим здоровьем. Доктор Ноубл — доцент кафедры неотложной медицины в Университете Калифорнии в Сан-Франциско и руководитель команды реагирования на пандемию коронавируса в отделении неотложной помощи УКСФ. Осенью 2020 года она выступила с презентацией в департаменте здравоохранения округа Аламеда, демонстрируя данные о росте числа детей, у которых выявляют суицидальные мысли в отделении неотложной помощи. Она хотела объяснить, насколько страдают дети, и найти безопасный способ снова открыть школы.
Доктор Ноубл считала, что представила ужсающие данные не только о попадающих в отделение неотложной помощи молодых людях с проявлениями суицидальных наклонностей, но и о детях с другими тревожными признаками, такими как селфхарм и расстройства пищевого поведения.
Тем не менее, — говорит она, — после презентации меня буквально спросили: «Ну и чего вы пытаетесь этим добиться?»
Психическое здоровье детей точно не было в списке их приоритетов. Всех волновали только показатели заражения коронавирусом.
И хотя тогда опасения доктора Ноубл были проигнорированы, сейчас выходит достаточно статей и исследований о вреде, причинённом школьной политикой по борьбе с коронавирусом за последние два с половиной года. Число посещений отделений неотложной помощи девочками-подростками с подозрением на попытку самоубийства в 2021 году было на 51% выше, чем за тот же период в начале 2019 года. Резкий рост случаев насилия с участием юношей, включая множество шутингов, тоже, вероятно, связан с психическими заболеваниями, усугублёнными принудительной изоляцией.
Не может быть никаких сомнений в том, что закрытия учебных заведений навсегда изменили отношения многих учащихся со школой. Так, один опрос показал, что число хронически отсутствующих учащихся по всей стране теперь составляет 22%. Это в 2,7 раз больше, чем до пандемии. В Нью-Йорке 4 из 10 учащихся теперь хронически отсутствуют; а в Лос-Анджелесе — почти половина. Эта статистика свидетельствует о том, что образовательная система во многих случаях просто перестала функционировать.
Разрушение образовательных структур сильнее всего сказалось на самых бедных учащихся, которые меньше остальных могут позволить себе нарушение образовательного процесса. В школах с высоким уровнем бедности вводились самые низкие уровни очного образования, что приводило к тому, что учащиеся с низким уровнем дохода ещё сильнее отставали от своих более обеспеченных сверстников.
Вполне предсказуемые способы, которыми неправильная коронавирусная политика усугубила неравенство, привели к тому, что многие системы государственных школ попытались скрыть свои ошибки, ликвидировав программы для одарённых и талантливых студентов, а также вступительные тесты и другие стандартизированные системы тестов. Принимая всё больше неверных мер, они шаг за шагом лишали возможностей экономически неблагополучных учащихся.
Доступные данные демонстрируют тревожную тенденцию спада в образовании, который, скорее всего, помешает многим детям овладеть базовыми интеллектуальными и социальными навыками, необходимыми для получения достойной работы.
Результаты тестов также значительно ухудшились, а один отчёт обнаружил, что в районах, предлагающих дистанционное образование, снижение проходных баллов по математике оказалось на 10,1 процентных пунктов больше, чем в районах с очным образованием. В Мэрилэнде 85% учащихся теперь набирают ниже среднего балла по математике, а в Балтиморе этот показатель составляет 93%. В Мичигане, Вашингтоне и других штатах тоже замечено резкое снижение баллов по тестам. В Лос-Анджелесе сильнее всего снизились показатели младших учащихся: 60% учащихся 3 и 4 классов не соответствуют стандарту образования по английскому языку. Среди одиннадцатиклассников этот показатель немного ниже: «всего» 40%. В целом, локдауны и закрытия школ больше всего повлияли на самых маленьких детей, и некоторые из них теперь не имеют базовых жизненных навыков.
По мере того, как мы узнаём о негативных последствиях закрытия школ, мы также видим, что некоторые издания (в особенности те, что агрессивно выступали за локдауны и обязательное ношение масок) теперь торопятся заявить о негативных последствиях этой политики — последствиях, о которых раньше они «не могли знать», ведь подтверждающие их «новые исследования» стали «доступны лишь сейчас».
Но для многих врачей и учёных вред, нанесённый детям паникой вокруг коронавируса, не был ни неизбежным, ни удивительным. Скорее он был результатом осознанного решения истеблишмента общественного здравоохранения отказаться от рационального анализа затрат и выгод ради своих любимых культурных теорий и политических игр. Для тех, кто применял научный метод и использовал доступные доказательства, последствия были ясны уже в первые недели пандемии.
Заявления журналистов о том, что медицинские работники и сотрудники общественного здравоохранения якобы не знали о том, что происходит с детьми — это чистая ложь, — говорит доктор Ноубл, — Они могли не осознавать всех последствий, но точно были в курсе проблемы.
То, что произошло с детьми в Соединённых Штатах, не было результатом невинной ошибки. Это было продуктом согласованной кампании цензурирования и демонизации несогласных, чтобы поддержать идеи, оказавшиеся крайне вредными для детей. Учёные, врачи и родители, призывавшие школы вновь открыться и опиравшиеся на доступные доказательства, систематически игнорировались и затыкались политиками, бюрократами общественного здравоохранения и легионами преданных коронавирусных онлайн-активистов, пока самые уязвимые дети американского общества страдали от последствий. Лишь рассказав историю того, как произошло это предательство, можно понять, почему так случилось.
Итак, в 2020 году доктор Джей Бхаттачарья, профессор медицины из Стэнфордского университета, был вместе с другими учёными приглашён в Белый дом.
Это должна была быть беседа между нами, Деборой Биркс и Тони Фаучи, — рассказывает он, — Но Биркс и Фаучи отказались прийти.
Имея образование в области экономики, доктор Бхаттачарья понимал, что закрытия школ будут иметь долгосрочные последствия для детей.
Об этом говорят результаты многих исследований в этой области, — рассказывает он, — Когда дети больше времени проводят в школе, они ведут более здоровый образ жизни, живут дольше и с меньшей вероятностью оказываются в нищете в дальнейшем.
Уже весной 2020 года было ясно, что риски серьёзных последствий от заражения коронавирусом среди детей были ниже, чем риски от длительного закрытия школ. Дети также были менее опасными распространителями коронавируса, чем взрослые, что опровергало аргумент о том, что они станут уникальными переносчиками болезни или поставят под угрозу своих преподавателей или взрослых, с которыми проживают.
Всё это приводило нас к выводу, что школы — особенное место, — говорит доктор Бхаттачарья, — Что они не та опасная среда, которой их представляют себе люди.
И этому были доказательства ещё в самом начале пандемии. Так, весной 2020 года, когда Швеция оставила школы открытыми для детей до 16 лет, даже не требуя от них ношения масок, от этой политики не умер ни один ребёнок, а учителя не подверглись повышенному риску тяжёлого заболевания коронавирусом.
Главной целью вооружённого этими знаниями доктора Бхаттачарья на встрече в Белом доме было выступить за открытие школ.
Я пришёл с документом, содержащим все научные доказательства, которые я прочитал, — рассказывает он, — Я был шокирован, что лидеры политики общественного здравоохранения, такие как Дебора Биркс, не были заинтересованы в обсуждении этих доказательств. Они в принципе не хотели находиться в одном помещении со мной.
Как и доктор Бхаттачарья, доктор Трейси Бет Хёг, консультант-эпидемиолог в департаменте здравоохранения Флориды, рано поняла, что закрытие школ окажет огромное воздействие на бедных и уязвимых детей. В середине апреля 2020 года она наблюдала за тем, как Дания открыла свои школы спустя всего пять недель после закрытия.
Это казалось решающим событием, — говорит она, — потому что я думала, что, значит, такое скоро произойдёт и в США.
Однако наблюдая за открытием школ в Норвегии, Шотландии, Финляндии, Нидерландах, Франции, Германии, Австралии и Южной Корее, доктор Хёг всё сильнее беспокоилась, поскольку многие регионы Соединённых Штатов отказывались предпринимать аналогичные шаги.
Мне было очень тяжело смотреть на то, как заботятся о детях и какими креативными способами их обучают в Европе, в то время как американские дети оказались будто всеми забыты с самого начала пандемии, — рассказывает она.
Доктор Хёг стала главным автором исследования школ округа Вуд в Висконсине, опубликованного Центрами по контролю и профилактике заболеваний (ЦКЗ) США в «Еженедельном отчёте о заболеваемости и смертности» в январе 2021 года. Исследование обнаружило, что распространение коронавируса в открытых школах было на 37% ниже, чем в окружающем сообществе.
Доктор Хёг считала, что это исследование приведёт к скорому открытию школ.
Однако после выхода исследования ЦКЗ решили придумать ещё более жёсткие условия для открытия школ, что было прямо противоположно тому, чего я ожидала, — вспоминает она, — Они установили требования по дистанцированию, которые усложнили открытие большинства школ. И вместо того чтобы основываться на доступной науке, они просто взяли эти меры из воздуха.
Позже доктор Хёг узнала, что ЦКЗ приняли во внимание мнение профсоюзов учителей вместо тех научных данных, которые организация опубликовала в собственном журнале.
Позже, в сентябре 2021 года, когда обсуждение вокруг школ в большинстве своём перешло от открытия к маскам, министр образования США Мигель Кардона представил в Twitter исследование школ в Висконсине как свидетельство эффективности ношения масок в школах. Однаков в этом исследовании не было контрольной группы, не носящей маски, так что его нельзя было использовать для определения влияния масок на заражение. Иными словами, хотя исследование доктора Хёг и поддерживало открытие школ в январе 2021 года, ЦКЗ и администрация Байдена решили не продвигать эти данные. А осенью, как только школы открылись, министр Кардона и другие представили низкие показатели заражения в школах в исследовании как доказательство пользы ношения масок — меры, которую это исследование не было задумано оценивать. Это лишь один из многих примеров того, как споры вокруг коронавирусной политики школ отражали не науку, а политические игры.
Инфекционист Марджери Смелкинсон начала выступать за открытие школ в октябре 2020 года, опираясь на свидетельства из других стран, а также на крупномасштабный анализ Университета Брауна и данные из школ Нью-Йорка.
Осознание того, что научные свидетельства не победят страх, а нереалистичные взгляды на риск открытия школ никуда не денутся, было жёстким пробуждением, — рассказывает она, — Я не ожидала, что меня выставят злодеем, потому что была хорошо вооружена данными.
Как и доктор Смелкинсон, многие учёные, критикующие закрытия школ, столкнулись с пренебрежением и осуждением, часто вызванными исключительно партийными пристрастиями. Некоторые комментаторы и институты утверждали, что усилия по открытию школ — это результат крайне правого трампизма, подлых скрытых мотивов и расизма.
Желание открыть школы уходит корнями в сексизм, расизм и мизогинию, — твитнул аккаунт Профсоюза учителей в Чикаго в декабре 2020 года.
Доцент кафедры неотложной медицины в Стэнфорде доктор Рам Дюрисети констатирует печальный итог этих политических интриг:
Всё это превратилось в трайбалистскую политическую принадлежность, а увеличение рисков от коронавируса словно было встроено в политическую и социальную идентичность.
Он также говорит, что к середине апреля и уж точно к маю 2020 года были получены ясные свидетельства того, что школы можно безопасно открывать.
Последним так называемым «гвоздём в крышку гроба», стало открытие школ в нескольких штатах в августе 2020 года. Ведь среди учителей и детей просто не нашлось случаев тяжких заболеваний — сказал он.
Закономерности риска с самого начала были очевидны для доктора Дюрисети и других терапевтов, имеющих дело с разными группами населения. Доктор Дюрисети рассказал, что с начала пандемии, даже несмотря на то, что 35% от объёма всех пациентов составляли педиатрические случаи, он наблюдал лишь одного пациента младше 18 лет с двусторонними неоднородными инфильтратами, характерными для тяжёлого течения коронавируса. С другой стороны, имелись явные признаки кризиса психического здоровья среди молодёжи.
Я наблюдал всплеск посещений психиатров, — рассказывает он, — Но из того, что я увидел, больше всего меня обеспокоил рост числа попыток суицида.
Доктору Дюрисети было «до боли очевидно», что закрытия школ — это катастрофическая ошибка:
Я искренне возмущён заявлениями о том, что это не было известно хотя бы из простых логических умозаключений или благодаря тому, что мы называем историей. Люди ведь и раньше это исследовали.
Доктор Смелкинсон тоже отметила, что о потере знаний многое было известно ещё до пандемии на основании данных о снежных днях, наводнениях в Таиланде в 2011 году и забастовках учителей в Аргентине в 1980-х, демонстрировавших, что длительные перерывы в обучении имеют значительное влияние на настоящие и будущие достижения учащихся. Однако американский истеблишмент общественного здравоохранения не смог учесть прошлые исследования и пренебрёг учёными и врачами, возражавшими ему. В результате Соединённые Штаты теперь имеют дело с академической, социальной и психологической катастрофой, которая ещё многие годы, если не десятилетия будет резонировать в обществе.
В первую неделю августа 2020 года участковый терапевт Швета Раджу поинтересовалась, почему школьный округ её детей в Джорджии был закрыт, в то время как соседний округ вновь открылся. Она спросила, почему студенческие клубы были открыты в том же районе, где не работали детские сады? И хотя она активно выступала за очное обучение в своём сообществе, доктор Раджу не считает, что достаточно терапевтов делали то же самое, отчасти из-за институциональной политики. Почти 70% американских врачей работает в больницах или корпорациях вместо того, чтобы заниматься независимой или мелкой практикой, — это огромное изменение, произошедшее всего за 20 лет.
Сохранение независимости терапевтов крайне необходимо, — говорит она, — Сюда входит и возможность терапевтов иметь своё мнение, независимо от того, где они работают.
Доктор Раджу считает, что необходимо принять защищающие врачей законы, которые не позволят работодателям заставлять их замолчать. Ведь сейчас тенденция прямо противоположная. Законодательная власть Калифорнии работает над законопроектом, который будет угрожать врачам дисциплинарными взысканиями за распространение того, что медицинская комиссия посчитает «дезинформацией». Именно такой подход к альтернативным точкам зрения лишил американских детей школы. К их страданиям привела не «дезинформация», а официальная культура цензуры и креденциализма.
Доктор Дюрисети задаётся вопросом, было ли нежелание учитывать разные мнения отчасти мотивировано стремлением бюрократов избежать критики их решений.
Возможно, продвигающие эту политику люди не хотели участвовать в обсуждении, которое не готовы вести, — сказал он, — Иногда казалось, что они одновременно не способны говорить о численных показателях и беспокоятся, что критика приведёт к оправданному скептицизму.
Он отметил, что большинство людей, продвигающих такую коронавирусную политику, как закрытие школ, никогда не лечили большие объёмы пациентов с коронавирусом. Это наблюдение повторила и доктор Ноубл.
Инспектор общественного здравоохранения — это офисная работа, — сказала она, — Но для понимания ситуации нужны люди внутри учреждения общественного здравоохранения, «на земле».
По мнению доктора Хёг, изменение курса — это вопрос изучения нашей реакции на коронавирус и проведения более качественных научных исследований. Она считает, что ЦКЗ и Национальные институты здравоохранения должны были быстрее провести исследования, чтобы определить, действительно ли некоторые вмешательства работали. Вместо того чтобы подавлять обсуждения, университеты должны были их приветствовать.
Я считаю, что люди за пределами сфер науки и образования должны понять, насколько сильной во время этой пандемии была цензура мнений терапевтов и учёных, выступающих против закрытия школ, — сказала она.
Небольшая группа чиновников общественного здравоохранения и академиков раз за разом требовала от общественности и профессионалов подчиняться некой политике, не признавая и даже не рассматривая её возможные минусы. Доктор Бхаттачарья рассказал мне, что когда он выступал в качестве эксперта-свидетеля в защиту приказа об открытии школ во Флориде, он понял, что эксперты с противоположной стороны отказывались учитывать вред, вызванный закрытием школ:
Они словно приходили к предопределённому выводу вместо того, чтобы логически выяснить, как будет правильно поступить.
Существовал небольшой картель экспертов, контролирующих политику, контролирующих распространение информации, контролирующих даже то, кому было позволено участвовать в обсуждении или дискуссии. Нельзя позволить этому произойти снова.
Однако и по сей день многие маленькие дети сталкиваются со строгой политикой массового тестирования, а некоторые школьные округа вновь вводят обязательное ношение масок, в то время как взрослые их не носят. Все эти меры по якобы смягчению рисков в конечном счёте оправдываются идеями о том, что школы в 2020 году были фундаментально опасны, хотя на самом деле они были одними из самых безопасных мест для детей и учителей на протяжении всей пандемии.
Утверждение, что никто не мог знать о влиянии закрытия школ, будто стирает из реальности отважных учёных и врачей, начавших бить тревогу ещё в марте и апреле 2020 года, зачастую подвергая себя большому личному и профессиональному риску. Хуже того, это лишает жертв этих мер (детей и подростков) правильного объяснения того, что с ними сделали и почему.
Делать вид, что последствия закрытия школ были неизвестны, означает прощать непростительное, переписывая историю. Доктор Дюрисети называет недавнее «обнаружение» средствами массовой информации очевидного вреда, нанесённого детям, «вершиной газлайтинга». Недостаточно просто задокументировать этот вред, сказал он.
Они должны принести извинения и взять на себя отвественность.
Как может выглядеть эта ответственность — всё ещё открытый вопрос.
Так как прошлого не исправить, я стараюсь думать о том, что было бы правильно делать сейчас, — говорит доктор Бхаттачарья, — И я считаю, что вопрос в следующем: «Как начать исправлять вред, нанесённый нашим детям?»