Трагедия телфордских девочек
Как политическая терпимость создала условия для крупнейшего в британской истории скандала о сексуальном насилии
Деревня Айронбридж в Шропшире считается местом зарождения промышленной революции — и местом довольно красивым. Именно здесь Абрахам Дарби I впервые использовал кокс для плавления железа, сильно расширив возможности для его дешёвого производства. Позже его внук и тёзка построил здесь знаменитый чугунный мост, открывшийся в канун 1781 года и ставший символом начала великой трансформации.
Промышленная революция позволила Британии значительно опередить своих конкурентов, одновременно с этим невообразимо повысив уровень жизни во всём мире. Однако жизнь в пекле британской промышленности была адом, состоящим из бесконечного труда, плохого здоровья и растущего отчуждения; ожидаемая продолжительность жизни в промышленном Престоне и других северных городах вскоре упал ниже 18 лет, что хуже, чем у рабов в карибских колониях Великобритании.
В то же время из некогда скромной деревушки неподалёку от Айронбриджа Бирмингем вырос во второй город Англии, а дальше на севере возникали промышленные территории Ланкашира и Йоркшира, притягивая сельских работников и даря миру столь неустранимые компоненты современности, как промышленность и футбол.
Но глобализация лишит Британию её конкурентных преимуществ, и с промышленным спадом в начале XX века и разрушениями, вызванными войной, многие городские трущобы будут уничтожены, и на их периферии будут построены новые города. По мере отступления Британской империи, часто сопровождавщегося кровопролитием, старые города становились домом для новоприбывших жителей из бывших колоний.
Их привлекала промышленность, нуждающаяся в дешёвой рабочей силе и недорогое жильё — но дома часто были в плохом состоянии, а отрасли промышленности умирали. Что касается обитателей новых городов, в основном спроектированных самыми инновационными городскими планировщиками середины XX века, то они часто чувствовали себя несчастными и изолированными в своих новых домах вдали от Лондона, Глазго или Бирмингема.
Сегодня Айронбридж находится на окраине одного из таких новых городов, Телфорда, построенного после войны, чтобы переселить туда рабочий класс Бирмингема. Мало кто знает об этом месте что-либо кроме того, что именно оттуда родом футбольный клуб Telford United. В 2004 году клуб закрылся, как и многие маленькие клубы в провинциях после того, как мир всколыхнула премьер-лига.
Телфорд вряд ли когда-либо попадёт в список ЮНЕСКО. Как и многие города, спроектированные в конце XX века, он был создан для автомобилей, и потому центр города занимают модернистская железнодорожная станция, несколько автострад и торговый центр с гектарами парковочных мест. Это антиурбанизм.
В начале этого месяца я побывал там со своей командой на съёмках документального фильма для GB News, снятого под руководством и при участии журналиста Чарли Питерса о феномене настолько ужасающем и распространённом, что его трудно себе представить. Здесь, в городе с населением в примерно 140 000 человек, около 1 000 девочек на протяжении многих лет систематически подвергались изнасилованиям и надругательствам со стороны банд — и в недавних свидетельских показаниях эту цифру назвали даже «скромной».
Преступниками были в основном пакистанцы, а жертвы были бедными, белыми и англичанками. Девочкам, которым было по 11 или 12 лет, давали алкоголь и наркотики, их насиловали толпами и пускали по кругу, им угрожали, если они пойдут в полицию. Власти подтвердили бесчисленные подобные показания, а расследования зафиксировали совершенно непечатные формы сексуального насилия. Семеро мужчин попали в тюрьму, но пяти из них дали относительно небольшие сроки, и они, скорее всего, скоро выйдут на свободу.
Самое странное в этой истории то, что это происходило в десятках городов по всей Англии в течение двух десятилетий прежде, чем стало общенациональным скандалом. В общей сложности были изнасилованы как минимум 10 000 девочек, и бесчисленные люди во власти, в органах опеки и в полиции об этом знали.
В современной истории Англии просто не было подобных преступлений и ужаса, их не было даже в самый страшный период промышленной революции; сам Диккенс не мог бы придумать ничего настолько мерзкого или преступного. Однако это происходило по всей Англии, и в маленьких городках вроде Телфорда огромная часть населения была так или иначе связана с кем-то из пострадавших. Когда мы были там, первые три человека, с которыми Питерс заговорил, знали вовлечённых в это людей, будь то жертвы или преступники.
Насилие происходило в самых обычных пригородных домах на тихих улицах, которые, наверное, когда-то обещали невероятное спокойствие тем, кто бежал из шумного Бирмингема. Возле старой площадки Telford United нас выследила машина, владельцы которой явно желали узнать, почему четверо белых парней что-то снимают в их районе. Это случилось снова в миле от того места: два молодых человека следовали за нами в своей машине; это выглядело несколько пугающе, но создатели фильма заверили меня, что это ничто по сравнению с действительно угрожающей атмосферой съёмок в Олдгеме.
Прошло почти 20 лет с тех пор, как лейбористский депутат Энн Крайер впервые подняла вопрос о существовании и широком распространении банд насильников. Эта история казалась абсолютно невероятной людям, живущим за пределами городов, где это происходило.
Но в новостные сводки она впервые попала благодаря Эндрю Норфолку, журналисту Times, до которого дошли слухи о группировках восточных мужчин, использующих молодых белых девочек для секса. Сначала эти истории концентрировались в Ротерхэме, бывшем промышленном городе на юге Йоркшира, некогда известного производством чугуна, и рядом с Шеффилдом, стальной столицей мира.
Норфолк был обеспокоен историями и хотел доказать их ложность, но чем больше он говорил с людьми, тем более ужасные события разворачивались перед ним. В одном из самых тяжёлых случаев журналисту Times рассказали об истории девочки из Тоттенхэма по имени Лора Уилсон.
Уилсон, IQ которой был лишь 58, подвергалась растлению ещё с 11 лет, а последующие несколько лет переживала насилие, пока её 17-летний бывший парень не нанёс ей 40 ножевых ранений и не выбросил её тело в канал. Уилсон, рассказавшую семье парня об этих отношениях, с тех пор назвали первой белой жертвой убийства чести. В ходе серьёзного анализа её дела было выяснено, что её подвели 15 различных служб, — и то же будет происходить и во многих похожих историях.
В 2011 году Times опубликовал доклад о том, что «культура тишины» способствовала «сексуальной эксплуатации сотен маленьких девочек преступными бандами сутенёров».
Расследование Норфолка о Ротерхэме было встречено недоверием в одних кругах и отрицанием — в других. Контролируемый лейбористами Совет пытался подвергнуть цензуре отчёт о своих промахах, вычеркнув некоторые фрагменты и получив постановление Верховного суда о запрете публикации Times выдержек без цензуры. Совет отступил только после вмешательства министра образования Майкла Гоува.
Глава службы опеки заявил Совету, что дела о растлении занимали лишь небольшую часть их работы и что необходимо соблюдать «чувство соразмерности». В это же самое время в городе насиловали 11-летних девочек. Некоторым угрожали оружием, или даже обливали бензином и угрожали его поджечь. Совет располагал сообщениями об этом ещё с 2001 года, а советникам рассказали об этом в 2004-2005 годах. Они знали, что происходит в их городе.
В итоге Совет Ротерхэма заказал «доклад Джея», установивший, что в городе с населением в едва ли 100 000 человек было около 1 400 жертв. После двух разгромных докладов полиция Южного Йоркшира запустила операцию «Клевер» и смогла осудить шесть человек; четырёх пакистанцев и двух белых женщин, заманивавших девочек.
Но Ротерхэм не был единственным таким городом. Это происходило по всей стране: в Олдхэме, Рочдейле, Хайле, Оксфорде, Питерборо, Бристоле, Кигли и десятках других городов. Команда документалистов GB News обнаружила в Британии около 50 городов и посёлков с заслуживающими доверия сообщениями о деятельности похожих банд.
По мере появления подробностей становилось всё более очевидным, что мы имеем дело с обществом с крайне несостоятельными представлениями о том, что правильно, а что — нет. Во многих случаях социальные работники просто смирялись с тем, что 13-летние девочки принимали наркотики, беременели и занимались проституцией. Когда одну из девочек напоили и изнасиловали, кто-то написал: «Ей нужны более подходящие друзья и интересы». Родители этой девочки увезли всю семью за границу, чтобы сбежать от банд.
В некоторых случаях власти бездействовали даже тогда, когда узнавали, что несовершеннолетние девочки вступают в сексуальные отношения с мужчинами намного старше их самих. Похоже, что никакого понимания того, что девочки младше 16 лет не могут давать согласие на секс, а эти мужчины — не их «парни», а педофилы, не было. Не было никакого морального осуждения. Ничего.
Многие жертвы жили под опекой, и родителей им должно было заменять государство и госслужащие, но они, очевидно, не справлялись и не хотели справляться с этой работой. Девочки терялись в системе, переходили от одного соцработника к другому в недофинансированной службе опеки, зачастую остававшейся в стороне. Государство просто не могло заменить им родителей.
Но у некоторых жертв были мамы и папы. Более того, многие родители девочек обращались в полицию, но та бездействовала: в нескольких случаях родителям даже угрожали власти. Одни полицейские якобы теряли доказательства, а другие, что ещё более тревожно, были связаны с семьями банд растлителей.
Закон не защищал этих девушек, а без него, без той беспристрастной власти, что никому не отдаёт предпочтения, единственный закон — это устав клана.
Общество, которое «не хотело» обсуждать накаченных наркотиками 13-летних девочек, которых насиловали взрослые мужчины, было при этом абсолютно непреклонным в своей морали, когда речь заходила о расе. В 2013 году, незадолго до одного из докладов, служба опеки Ротерхэма попала в новости из-за того, что отобрала двоих детей у приёмных родителей за то, что они проголосовали за Партию независимости Соединённого Королевства. Дети были восточноевропейского цыганского происхождения, поэтому «просто нельзя было позволить», чтобы о них заботились люди, поддерживающие правую политическую партию.
Крайняя чувствительность к вопросам расы препятствовала попыткам разоблачить и остановить насилие. Население Ротерхэма примерно на 3% состоит из пакистанцев, однако мужчины-пакистанцы составляли большинство насильников, деля оставшиеся проценты между афганцами, курдами и албанцами.
Однако из доклада по Ротерхэму исключили статистику по национальной принадлежности. Сотрудникам органов опеки запретили упоминать расу, так что пакистанских таксистов (которые часто были в этом замешаны) описывали просто как «мужчин определённой национальности, занимающихся неким видом деятельности». Когда полиция предложила сконцентрироваться на водителях, советники-пакистанцы заявили, что это вызовет «большую напряжённость в обществе».
Многочисленные внутренние отчёты и заявления полицейских подтверждают, что все боялись расовых вопросов. В конфиденциальном отчёте Совета по защите прав детей Ротерхэма от 2010 года утверждалось, что преступления имеют «культурные характеристики, которые деликатны с точки зрения вопросов разнообразия» и что «необходимо избегать предположений о более широком культурном феномене».
Отцу одной из жертвы Ротерхэма даже сказали, что если правда выйдет наружу, то начнутся бунты. А источник в полиции Манчестера сообщил, что предыдущее расследование в Рочдейле было приостановлено, потому что «следствие было подорвано неуместными опасениями расстроить чувствительных к вопросам расы людей».
Трудно себе представить, что всё произошло бы точно так же, если бы преступники были белыми. Или что это произошло бы, если бы не знаменитый доклад Макферсона, обнаружившего, что городская полиция «институционально расистская» (на основе довольно сомнительных доказательств). После этого показаться несостоятельным в расовых вопросах стало карьерным суицидом в полиции.
Люди часто говорят о «политической корректности» и «прогрессивности» как об абстрактных и глупых проблемах, но налагаемые этими убеждениями табу имеют последствия в реальном мире — просто жертвами обычно становятся люди, на которых всем наплевать.
Одной из распространённых проблем было то, что данные по национальностям не собирались: в исследованиях у 28-86% преступников не было указано расовое происхождение. В докладе Джея говорилось:
Неизвестно, что именно воспрепятствовало сбору качественных данных в целом и конкретно об этническом происхождении: неуместное чувство политической корректности или сама сложность проблемы.
Даже в докладе уполномоченного по правам детей заявлялось, что на насильниках из Пакистана концентрируются лишь из-за «предубеждений и стереотипов». И это несмотря на то, что у ведомства была статистика, показывающая, что дело не только в стереотипах; насильников-пакистанцев было непропорционально больше.
В 2020 году после долгого общественного давления Министерство внутренних дел всё же выпустило доклад, заключавший, что людей восточного происхождения там, возможно, всё же было больше, но данные неточны. Люди, которые либо не понимали расовый состав Британии, либо делали вид, что не понимают его, неверно интерпретировали доклад как заявление о том, что в основном виноваты были белые.
Это отрицание расового элемента всё ещё используется теми, кто стремится при любой возможности набрать политических очков. В 2021 году Министерство внутренних дел опубликовало новое исследование с более качественными данными о сексуальном насилии над детьми, показавшее, что 83% преступников были мусульманами.
Категоризация — это непростое задание. Многие люди индуистского и сикхского происхождения возражали против понятия «восточные банды растлителей», но насилие очевидно не было связано с исламом или мусульманской культурой. В Британии есть мусульманские сообщества из десятков разных стран и школ ислама, большинство из которых сочли бы этот феномен ужасающим и уму непостижимым; более глубокой культурной причиной была не религия, а клановые порядки.
Семьи преступников происходили из сельских частей Пакистана с высоким уровнем браков среди двоюродных братьев и сестёр и сильной клановой солидарностью, где доверие внутри группы было очень высоко, а за её пределами — очень низко. Для многих замешанных в этом мужчин женщины за пределами их сообщества не считались достойными уважения, особенно если их считали аморальными. И в Телфорде, и в Ротерхэме подвергшихся насилию девочек постоянно называли «белыми шлюхами».
Эти преступления были преступлениями на сексуальной почве, но раса и расчеловечивание внешних групп точно сыграли свою роль.
Переселение закрытых клановых групп с консервативными взглядами на секс до брака и брак в целом в постиндустриальное общество с очень слабыми семейными связями, свободным подходом к сексу и большим числом неполных семей всегда будет опасным. Добавьте к этому общество, управляемое табу на обсуждение расовых вопросов и расовой виной, препятствующим честному обсуждению, и госслужащими, заинтересованными в том, чтобы избежать нанесения вреда своей карьере противоречивыми заявлениями — и вы поймёте, почему Англия стала идеальной средой для этих преступников.
Лейтмотивом нарратива о вопросах расы в послевоенной Британии была нравоучительная сказка с «хорошими» и «плохими» ребятами. Меньшинства играли роль уязвимых и беззащитных жертв, чьи жизни улучшали и спасали великодушные белые прогрессисты. Злодеями этих сказок всегда были местные бедняки, чьё отсутствие энтузиазма по отношению к новоприбывшим, выраженное без красноречия и деликатности, часто было характеристикой в том, как медиа отображали эту интеграцию. В телешоу моего детства нарратив расы всегда был таким: беззащитные и немощные пакистанские мигранты во власти скинхедов и футбольных хулиганов из рабочего класса. Это много где происходило, нарратив был повсеместным, но существовала и другая история.
Даже люди, выросшие в 1980-х, помнят истории о «Датсунах», припаркованных у ворот школ. Уже было известно, что группы в основном кашмирских мужчин, объединённых близкими семейными и этническими связями, занимались растлением местных девочек в таких городах, как Брэдфорд. Они выбирали тех девочек, что были наименее защищены родственниками-мужчинами, полицией или службами опеки, — класс, на который людям было в целом наплевать, выставленный злодеем в новой нравоучительной сказке Британии. Девочки из этого класса стали жертвами крупнейших массовых изнасилований в британской истории.
С тех пор несколько жертв растления совершили суицид; многие не смогли справиться с произошедшим и впали в наркотическую зависимость, некоторые — со смертельным исходом. В этих городах до сих пор сохраняется атмосфера всеобщего гнева не только на насильников, но и на тех, кто позволил этому произойти.
Сначала историю игнорировали. Потом преуменьшали. Когда вокруг Телфорда разразился скандал, BBC почти не писало о нём. Полиция и социальные службы потеряли доверие общества, и особенно пострадала Лейбористская партия — правящая партия каждого города, где это происходило, партия мультикультурализма и партия, которая, как известно, подвержена манипуляциям со стороны пакистанской системы «барадари» («братства»).
Хотя к перестройке в Британии (и Брекситу — самой известной её части) и привело множество факторов, массовое разочарование в бывшей «партии народа» наблюдается повсюду, где были замечены массовые случаи растления. В 1997 году Лейбористская партия получила 70% голосов в Ротерхэме, но в 2019-м удержалась лишь из-за того, что партия Брексита расколола правых. Тори добились новых побед в местных городских советах в 2021 году, что когда-то не представлялось возможным. В 2001 году в Телфорде Лейбористы опережали Консерваторов на 30%, а в 2019 году Тори вырвались вперёд на 25%.
По крайней мере, политиков наказывают избиратели, ведь похоже, что ни один представитель власти не пострадал от скандала ни в какой другой форме. Особенность британской гражданской жизни в том, что мало кто расплачивается за свои провалы, стоящие другим людям их жизни, свободы и благополучия.
После того, как более 10 000 девочек пострадало от сексуального насилия, почти никто не лишился карьеры за свои действия или за своё преступное бездействие. Длительное расследование Независимого управления по вопросам поведения полиции показало, что по крайней мере шестеро полицейских были виновны в очень грубых нарушениях, но никто из них не лишился работы. Никто никогда её не лишается.
Местные чиновники, наблюдавшие за этим кошмаром в режиме реального времени и бездействовавшие ради сохранения «взаимоотношений с общественностью», страдают только от потери самоуважения, если вообще страдают. В этом году в качестве тёмного комедийного постскриптума Ротерхэм назвали «Детской культурной столицей» — и это решение кажется открытой насмешкой со стороны власть имущих по отношению к жителям этого города и десяткам похожих городов по всей стране.
Питерс и команда документалистов GB News поговорила с жертвами и осведомителями из многих городов, где орудовали эти банды. Все они говорят одно и то же: насилие всё ещё происходит, многие тысячи девочек всё ещё ожидают справедливого разбирательства, а власти не извлекли никаких уроков из своей катастрофической некомпетентности.
К сожалению, Айронбридж и Телфорд символизируют теперь не только подъём Британии к величию и процветанию, но и её падение в нищету, насилие и моральную анархию.