Логика локдаунов привела нас к Шанхаю

Шанхай — крупнейший город Китая, в котором расположен самый оживлённый порт в мире. В нём проживает примерно в три раза больше человек, чем в Нью-Йорке. Более двух недель 26 миллионов резидентов Шанхая заперты в своих домах. Власти ссылают людей с положительным тестом на коронавирус (даже болеющих бессимптомно) в перенаселённые карантинные учреждения с часто антисанитарными условиями.

Несмотря на эти меры, Шанхай заявил о рекордном числе бессимптомных случаев заражения. Многие семьи с трудом добывают еду, престарелым отказывают в медицинском обслуживании, а маленьких детей разделяют с родителями. С каждым днём появляется всё больше видеозаписей дистопичных сцен: офицеры в защитных костюмах уводят горожан из квартир, домашних кошек отбирают и уничтожают, люди спрыгивают со зданий, собаки-роботы патрулируют улицы.

С западной точки зрения сложно точно сказать, являются ли эти меры результатом политической борьбы внутри Китая или честной верой в стратегию «динамической зачистки» вспышек заболевания. Какой бы ни была причина, локдауны Шанхая, словно в зеркале, отражают политику западных карантинобесов.

Когда различные ограничения не смогли остановить распространение вируса в западных странах, высокая статистика привела к более жёстким мерам и более требовательному подчинению. В апреле 2020 года Энтони Фаучи продвигал идею государственного запрета на выход из дома. В ноябре он сокрушался, что «дух независимости» американцев помешал коронавирусным мерам, добавив, что «сейчас пора делать то, что вам говорят».

В том же месяце редакция New York Times призвала лидеров США ввести «гораздо более агрессивные закрытия предприятий, чем те, что были ранее», включая «полную самоизоляцию». В твите от октября 2020 года Николас Кристоф привёл в пример китайские меры: «Китай воспринял Covid-19 очень серьёзно... и теперь он пожинает плоды: экономический рост. Урок для всего мира». Его твит отсылал к статье Times о том, что китайская модель включала в себя «всеохватное отслеживание мобильных телефонов населения, локдауны районов и городов длиной в недели и дорогостоящее массовое тестирование в ответ на мельчайшие вспышки заболеваемости».

Комментаторы вроде Кристофа вторили многим исследователям в сферах медицины и здравоохранения, которые восхваляли безжалостную эффективность китайских методов. В отчёте от октября 2020 года Lancet лояльно сравнил коронавирусную статистику в Народной Республике и западных государствах, а в декабре 2021 года British Medical Journal опубликовал довольно хвалебный сборник статей о пандемийных мерах Китая. «Китай быстро мобилизовался, сдержал эпидемию и за два месяца избавился от заражений во всей стране», — восхищался редактор BMJ.

Теперь нам стоит спросить у этих персонажей и организаций, чем же в их глазах отличается жёсткий локдаун от медико-биологического полицейского государства, которое образовалось в Шанхае? Они считают, что наши правительства более гуманно проводили бы массовые домашние аресты? Если американские семьи начнут голодать, успокоит ли ковидобесов тот факт, что всё это — цена за попытку общества «остановить распространение»? А если правительства отправят самих фанатов локдаунов в изоляционное учреждение без водопровода, как это было в Шанхае, будут ли они счастливы пойти на такую жертву? Если государство потребует отобрать трёхмесячного ребёнка у кормящей матери, отдадут ли его ковидобесы? А вдруг это «спасёт одну жизнь»?

Пусть многие сторонники политики «нулевого ковида» и будут отрицать, что происходящее в Шанхае — примерно то же самое, о чём они мечтали, Шанхай — логичное заключение политики локдаунов, в котором возможны любые жертвы. Таким было мышление журналистов, чиновников в здравоохранении, докторов из соцсетей и академиков, которые раз за разом требовали самых строгих мер снижения заражений.

Когда Китай устроил первый локдаун в Ухани, западные медиа не испытывали энтузиазма по отношению к нему, а многие издания прямо выражали обеспокоенность. Они утверждали, что подход Китая настраивает соседей друг против друга и несовместим с демократическими ценностями.

Однако отношение журналистов резко изменилось в марте 2020 года, когда страх укоренился и они решили, что преданность «коллективной работе» важнее гражданских свобод. Многие утверждали, что жестокие меры на самом деле эффективны. Они говорили, что смерти от коронавируса в Европе — следствие устаревших западных ценностей. Медиа были охвачены пламенем синдрома помешательства на почве Трампа, и коронавирус предоставил им отличную возможность повысить драматичные ставки и осудить Трампа как массового убийцу за предположительное неумение «принять меры».

Различные долгосрочные планы, которые создавались в НКО и государственных учреждениях, рассматривались как решение пандемии. Невообразимые катастрофы, которые стали их результатом, не появились из-за чистого желания «спасти жизни». Была создана лишь иллюзия научного консенсуса, когда на деле у разных влиятельных групп просто совпали политические интересы. Значительные финансовые интересы, недозрелые планы корыстных бюрократов и катастрофическая динамика социального заражения объединились, чтобы создать катастрофу локдаунов.

Чиновники и крупные предприниматели на протяжении двух десятилетий участвовали в симуляциях пандемии, спонсируемых институтами биологической безопасности. Такие учения, как операция Тёмная зима (2001), Атлантический шторм (2005) и Событие 201 (2019) готовили участников к разработке экстренных государственных указов и поспешных вакцин.

Более того, The New York Times сообщали, что небольшая часть государственных врачей и учёных, заражённых боязнью терроризма времён Буша, вдохновлялись проектом 14-летней девочки для научной ярмарки, который предлагал программу «социального дистанцирования», изначально воспринятую как верх нелепости. Эти люди годами ждали возможности ввести меры закрытия школ и предприятий.

Всемирную организацию здравоохранения, которая также восхваляла Китай за его реакцию на пандемию, уже давно захватили интересы фармацевтики, обеспечивающие доверие к компаниям вроде Purdue Pharma, ныне опозоренной фирме, которая помогла разжечь кризис опиоидов. Для директоров фармацевтических компаний коронавирус стал возможностью продать прибыльную вакцину. Крупнейший частный спонсор ВОЗ — это Фонд Билла и Мелинды Гейтс, который имеет финансовую долю в кампаниях по вакцинации, в том числе от коронавируса.

Когда появились вакцины, многие люди сделали прививки не потому, что беспокоились о своём здоровье, а потому что надеялись, что это вернёт им свободу. Как недавно заявил Фаучи, локдауны нужны для того, чтобы «вакцинировать людей».

Однако для Фаучи у модели сдерживания были другие преимущества. В 2019 году он выступал против «всех параноидальных аспектов» борьбы с инфекционными заболеваниями и утверждал, что диета и занятия спортом — лучший способ предупреждения болезни. Так что же, кроме, возможно, паники, заставило его изменить свой подход?

В начале вспышки заболеваемости одной из главных целей Фаучи было контролировать нарратив вокруг происхождения вируса и утвердить историю о его естественных источниках. В 2011 Фаучи и на тот момент директор Национальных центров здравоохранения (НЦЗ) Фрэнсис Коллинз написали авторскую колонку в The Washington Post под названием «Вирус гриппа — это риск, на которой стоит пойти». В статье они утверждали, что «генерация потенциально опасного вируса в лаборатории может помочь получить важную информацию и знания». Когда администрация Обамы запретила подобные исследования в США, институт Фаучи в составе НЦЗ выделил грант на эти исследования Уханьскому институту вирусологии в 2014 году.

Если на тему безопасности и этичности этих исследований и были какие-то вопросы, начальник НЦЗ по биоэтике Кристин Грейди, и по чистой случайности жена Фаучи, их проигнорировала. В конце февраля / начале марта 2020 года, столкнувшись с растущим давлением и потенциальной критикой, Фаучи проникся моделью Китая, которая включала в себя контроль информации и цензуру. Опираясь на «фактчекеров» с очевидным конфликтом интересов, в феврале 2020 года Facebook забанил авторскую колонку The New York Post, которая на основе общедоступных фактов размышляла о возможности лабораторного происхождения вируса; Фаучи оказался героем, а не злодеем пандемии.

Сложите крайне безответственное моделирование, отсутствие научной строгости, запоминающиеся слоганы, пугающие графики-экспоненты и население, зависимое от телевидения и социальных сетей, — и получите фиаско локдаунов. В конце концов, они почти не повлияли на смертность от коронавируса в мире, как недавно выяснили исследователи института Джонса Хопкинса.

У того, что успех китайских локдаунов так и не удалось повторить, есть веская причина: государственная статистика может быть неверной. Почти во всех других странах политика «нулевого ковида» либо доказала свою невозможность и, в конце концов, была заброшена, либо привела к полному провалу, как в Гонконге, который недавно сообщил о самой высокой смертности от коронавируса в мире. В некоторых странах «нулевой ковид» быстро перерос в откровенный авторитаризм, как, например, в Австралии, где полицейские с применением насилия разгоняли протестующих против локдаунов, а жителей Северной Территории отправляли в карантинные лагеря.

Однако чиновники и репортёры продолжали указывать на предположительные истории успеха стран с политикой «нулевого ковида» или «жёсткого локдауна», чтобы пристыдить население США и заставить его принимать всё больше ограничений. Эти страны были доказательством того, что эрадикация возможна, а распространение вируса — результат культурной и моральной слабости западных людей (и неважно, что многие страны с «нулевым ковидом» — это острова с вытекающими из этого географическими преимуществами для сдерживания на ранних этапах пандемии). Для сторонников локдаунов провалы никогда не были вызваны политическими мерами — только люди могли быть их причиной.

Спустя более чем два года после лжи о «двух неделях для выхода на плато», вердикт таков: отказ от прав человека не спас общество от краха — только привёл нас к крупнейшему в современной истории перераспределению богатств наверх и ещё более разрозненному общественному строю, чем до нового коронавируса.

В довершение всего, многие медийные личности продолжают настаивать на том, что наша борьба с пандемией провалилась не из-за того, что была основана на некачественных данных и псевдонауке, а потому что просто не была «настоящим локдауном». Так что такое тогда настоящий локдаун? Убой домашних собак, как в Шанхае? Люди, которые с криками просят еды с балконов, пока дроны вопят: «Контролируйте желания своей души ради свободы»?

Это те вопросы, на которые теперь должен ответить культ «нулевого ковида». В 2020 году корпоративные медиа (и многие «альтернативные» медиа тоже) выбрали изобразить всё духовное, демократичное и ориентированное на права в американской культуре как грех. Речь не о том, что множество политических комментаторов «ошибались в суждениях о коронавирусе», они доказали, что не способны понимать элементарную науку, экономику и, что самое важное, то, что делает жизнь полноценной. Можно простить вынашивание утопических фантазий, но разжигание ненависти и уничтожение жизней людей в погоне за ними — нет.

Хороших намерений недостаточно. Крики о показателях смертности, которые оказались в лучшем случае неверными, тоже не могут магическим образом заставить локдауны работать. Пренебрежение и подвергание престарелых людей опасности из-за запрета лечения на ранних стадиях было просто-напросто неэффективной мерой, а карантин для здоровых людей не сделал её эффективнее.

То, что происходит в Шанхае, — не только катастрофа в сфере прав человека, — это начало долгой расплаты для Запада. Эра поддержки локдаунов началась с шокирующих видео из Китая, ими она и закончится. Ролики из Ухани довели людей до боязни не поддающегося контролю патогена, но ролики из Шанхая раскрывают настоящий ужас эпохи коронавируса: ад на земле создал не вирус, а реакция на него.

Теперь, когда ограничения на Западе ослабли, пора посмотреть в лицо тем, кто продвигал это безумие, и спросить: «Что вы натворили?».