Фармацевтическая революция в прямом эфире

Маркетинг — это, по сути, искусство убеждать людей приобретать то, что иначе они не стали бы покупать. Такой результат достигается путём манипулирования их желаниями и потребностями. Люди, которые смотрят телевизор, подвергаются гораздо большему воздействию рекламы, чем те, кто этого не делает.

Аналогично, чем больше времени человек проводит в интернете, просматривая рекламируемые товары в интернет-магазинах, тем больше товаров он купит. Большие корпорации имеют огромные маркетинговые бюджеты, потому что реклама работает: люди часто приобретают то, что их убедили купить, выбирая продукты со знакомыми названиями или те, чьи предполагаемые достоинства были воспеты тем или иным способом.

Потребление, вызываемое рекламными кампаниями, можно считать или не считать пороком, но трудно отрицать, что люди не видят нужды в продукте, о существовании которого они не знают. Соответственно, если люди не считают, что страдают от какого-либо заболевания, то они, как правило, не будут искать медицинские средства для его лечения. До 1997 года прямая реклама фармацевтической продукции потребителю была запрещена как в США, так и в большинстве стран мира. Презумпция против прямого продвижения лекарств пациентам была основана на опасении, что люди за счёт рекламы могут быть убеждены в необходимости лечения, в котором они не нуждаются.

На протяжении всей истории человечества роль врачей заключалась в том, чтобы рекомендовать возможные способы лечения пациентам, нуждающимся в медицинском вмешательстве. Современные фармацевтические компании, естественно, борются за внимание врачей в надежде, что они предпочтут именно их продукцию. Врачи являются главными читателями журналов, в которых публикуются статьи о результатах клинических испытаний и описываются достоинства новых и запатентованных препаратов. Однако с 1997 года реклама лекарств стала привлекать и самих пациентов, причём не только по телевидению и радио, но и через интернет. Логика маркетинга стала распространяться и на фармацевтические продукты.

Прежде чем пытаться выяснить, есть ли у человека симптомы болезни и следует ли ему пройти курс паллиативного лечения, необходимо сначала узнать о существовании болезни. Здоровые люди обычно не проводят время, размышляя о болезнях, и на протяжении большей части XX века те, кто проводил свои дни за чтением медицинских энциклопедий, чтобы определить, от каких возможных недугов они могут страдать, считались ипохондриками, использовавшими медицинские предлоги для привлечения внимания и проходившими ненужные курсы лечения. Точно так же большинство родителей не штудировали справочники, чтобы выявить болезни, которыми могут страдать их здоровые дети.

Когда FDA (под влиянием фармацевтической промышленности) отменило запрет на прямую рекламу медицинских препаратов, всё резко изменилось, поскольку пациенты стали требовать от своих врачей лекарства, о которых они узнали из рекламных роликов, созданных маркетинговыми отделами для увеличения продаж.

Лечение, которое врач склонен рекомендовать, всегда частично определялось господствующими научными представлениями о том, какие болезни существуют и могут быть излечены. Однако понятие болезни — конвенционально, и со временем оно может быть изменено. То, что в течение многих лет считалось «патологией», может быть признано нормальным биологическим состоянием. Раньше гомосексуализм считался медицинским заболеванием, но с тех пор уже давно не считается.

Бывают и обратные ситуации: пятьдесят лет назад движение ногами посреди ночи не признавалось психическим расстройством. Однако сегодня «синдром беспокойных ног» (СБН) внесён в последнее издание Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM-5). Производители лекарств утверждают, что борются с этим «недугом» — это даёт возможность человеку на основании рекламы сделать вывод, что он страдает от СБН и нуждается в психотропных препаратах. Аналогичным образом внушаемые люди, которые по той или иной причине (застенчивость, предпочтение одиночества и т.д.) избегают вечеринок, могут быть убеждены в том, что они страдают от «социального тревожного расстройства» (СТР).

Точно по такой же схеме вскоре после того, как фармацевтические компании начали оказывать влияние на администраторов государственных школ путём распространения «научных» опросников, трудноуправляемые дети также подверглись патологизации. К настоящему времени многим миллионам из них (включая непропорционально большое количество приёмных детей, лекарства которым оплачивает государство) прописали «Риталин» и другие стимулирующие препараты, полагая, что их неуправляемое поведение является симптомом «синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ).

Начало большого сдвига парадигмы в медицине можно отсчитывать с момента активного маркетингового продвижения препарата «Прозак» в 1987 году. В то время многие врачи, разочаровавшиеся во фрейдистском анализе и других формах «разговорной терапии», были убеждены, что разум — это мозг, физический орган, недуги которого можно и нужно лечить химическими средствами. Стремительное восхождение новой «биологической психиатрии», выдаваемой за прорыв в фармацевтике, имело последствия, распространившиеся на все сферы человеческой жизни.

С момента появления «Прозака» и других психотропов, возникших вскоре после него, маркировка и каталогизация психических заболеваний на страницах Диагностического статистического руководства по психическим расстройствам (DSM) превратилась из простого стремления классифицировать и упорядочить различные симптомы в доктрину, принятую бесчисленным количеством врачей. Многие врачи, не имевшие дипломов в области психиатрии, начали, тем не менее, прописывать психотропы своим пациентам, столкнувшимся с обычными проблемами «жизни в человеческом обществе».

Множество психологических состояний, ранее считавшихся нормальными, стали патологизироваться одновременно с непрерывным потоком выпуска новых лекарств. Эта трансформация ускорялась благодаря тому, что администраторы больниц и страховых компаний приняли DSM в качестве авторитетного справочника для определения того, какие методы лечения одобрять.

Примечательно, что фармацевтические компании сегодня сначала синтезируют психотропы, а затем приступают к выявлению новых «болезней», для лечения которых они могут быть использованы. Как и все коммерческие компании, они используют все имеющиеся в их распоряжении средства для обеспечения успеха своих продуктов. Когда срок действия патента на продукт истекает, предпринимаются активные действия по выявлению новых возможностей его применения, которые могут быть использованы для продления патента. Одним из примечательных примеров был ребрендинг препарата «Прозак» на «Сарафема» — якобы новое лекарство, которое продавалось в розово-лавандовых капсулах и предназначалось для лечения недавно выявленного заболевания: предменструального дисфорического расстройства или ПМДР.

В данный момент не менее 25% американцев регулярно принимают психотропные препараты, а «кризис опиоидов», вызванный рекламными уловками, является ярким доказательством того, что маркетологи озабочены, прежде всего, увеличением уровня продаж.

В некотором смысле, всё это не ново. Продавцы змеиного масла и панацей от всех недугов существовали с незапамятных времён. Благоразумные люди, прежде чем купить (а тем более принять) какой-либо продукт, делают паузу, руководствуясь вечно актуальной заповедью Caveat Emptor (пусть покупатель будет бдителен). В связи с продолжающимся опиоидным кризисом, вызванным чрезмерным назначением соответствующих препаратов, вызывающих сильное привыкание, многие потребители, вероятно, знают, что фармацевтические компании платят представителям за то, чтобы те продавали их продукцию врачам. Менее известно, что они также нанимают писателей-призраков для написания статей в журналах и учёных для разработки и финансирования клинических испытаний, публикация результатов которых остаётся на их усмотрении.

Учитывая то, что происходило с 1987 года, революция в фармацевтической промышленности была предсказуемой. Условно её можно поделить на четыре этапа.

Сначала фармацевтические компании привлекали врачей напрямую с помощью представителей, разосланных в медицинские учреждения для обсуждения новых продуктов и распространения бесплатных образцов.

Затем эти же компании захватили профессиональные журналы и регулирующие органы, такие как FDA (Управление по контролю за продуктами и лекарствами) и CDC (Центры по контролю и профилактике заболеваний). Медицинские исследования чрезвычайно дороги в проведении, и масштабное финансирование университетов и исследовательских центров со стороны фармацевтической промышленности гарантировало, что финансовую поддержку будут получать именно потенциально прибыльные исследования. Это проникновение в профессиональные, регулирующие и исследовательские организации создало петлю прямой обратной связи, в результате чего власти убедили клинических врачей (а не самих исследователей) использовать продвигаемые ими продукты.

Третий этап этой революции включал в себя привлечение пациентов с помощью рекламы, направленной непосредственно на клиента, который шёл к своему врачу за нужным препаратом, создавая тем самым дальнейшую петлю обратной связи, учитывая то, что у врачей есть финансовые стимулы для удержания своих пациентов.

Следующим логическим шагом к максимизации прибыли любыми средствами стал захват самих правительств. В конце концов, только правительства обладают властью заставлять своих граждан делать то, что они хотят, угрожая различными наказаниями, если те не подчинятся их указам. Делая несоблюдение своих указов незаконным, правительства могут заставить граждан делать всё, что угодно — от принесения собственных жизней в жертву в необдуманных войнах до прохождения экспериментального лечения, в котором у них нет никакой медицинской необходимости.

Когда-то гипотетический, апокалиптический сценарий, равносильный медицинскому фашизму, начал реализовываться в большом количестве стран с 2020 года.

Если посмотреть на происходящее с точки зрения маркетинга, то можно увидеть, как вместо того, чтобы апеллировать только к врачам и пациентам, фармацевтические компании теперь заняли места за столом переговоров с государственными лидерами — последних они убедили в необходимости закупить миллионы доз препаратов для «бесплатной» раздачи гражданам. Аппарат, сформированный на фоне пандемии китайского коронавируса, является союзом фармацевтических компаний и государства и подобен симбиозу между государством и военно-промышленным комплексом. Президент Байден, который является рекордсменом по количеству пожертвований на президентскую кампанию от фармацевтических компаний, недавно закупил один миллиард наборов для домашнего тестирования COVID-19 и 400 миллионов масок N95, которые будут распространяться среди граждан с января 2022 года. Эта инициатива практически гарантирует, что преобладающие представления о «чрезвычайной ситуации в области здравоохранения» сохранятся, по крайней мере, до тех пор, пока в марте 2022 года не будет готов к распространению новый вариант прививки от Pfizer.

Сотрудничество между фармацевтической промышленностью и государством не является чем-то новым. Много лет назад ими была захвачена администрация по делам ветеранов (VA). Возможно, к этому был причастен Дональд Рамсфельд, стоявший во главе фармацевтического гиганта G.D. Searle & Company и позже занявший пост министра обороны при Джордже Буше-младшем. Как бы то ни было, на протяжении всей войны с терроризмом солдатам и ветеранам, страдающим от посттравматического стрессового расстройства, прописывали огромное количество психотропов. Даже перед лицом эпидемии самоубийств, которая со временем только усугубляется, солдатам по-прежнему предлагают принимать различные лекарства вместо разговорной терапии — якобы чтобы помочь им справиться с психологическими расстройствами.

Другим примером очевидного влияния фармацевтической промышленности является тот факт, что правительства рекламируют вакцины против гриппа (обладающие средней эффективностью) среди граждан, при этом «бесплатные» прививки доступны каждому человеку, зашедшему в местную аптеку. В случае с COVID-19 новая технология мРНК, никогда ранее не испытанная на людях, была названа вакциной — причём ещё до того, как стало известно, предотвращает ли она инфицирование и распространение вируса. Уже тогда «вакцина» продавалась государствами от имени производителей.

Зная всё это, можно подумать, что то, что мы наблюдаем, представляет собой континуум влияния фармацевтических компаний. Однако на самом деле это не количественный, а качественный скачок от убедительной рекламы (пусть и вводящей в заблуждение) к государственному принуждению. Однако поверив в то, что правительство преследует интересы граждан, многие из них согласились на любые меры, навязанные их лидерами, вплоть до обязательного участия в экспериментальных исследованиях.

Очевидно, забыв о Нюрнбергском кодексе, многие демократические страны Запада, в том числе Франция, Германия, Австрия, Италия, Бельгия, Канада, Австралия и Новая Зеландия, установили законы, требующие от своих граждан инъекций экспериментального вещества в качестве условия их участия в жизни гражданского общества. Людям в этих странах отказывают в посещении общественных мест, магазинов и даже запрещают работать, если они не предъявляют медицинский «паспорт», подтверждающий, что они прошли курс лечения препаратом от COVID-19, производимым такими компаниями, как Pfizer и Moderna. Дальнейшие принудительные меры, затрагивающие практически каждого, включают в себя отказ в возможности путешествовать в большинство стран планеты без предварительного предъявления требуемых медицинских удостоверений и прохождения неудобного и дорогостоящего периода карантина. Кое-где даже создали лагеря для лиц, подвергшихся воздействию COVID-19 и отказывающихся проходить предписанное «лечение» от болезни, от которой умирает менее 1% заразившихся и которая в основном поражает пожилых людей, уже имеющих серьёзные проблемы со здоровьем.

Перед лицом жёстких ограничений, применяющихся даже к группам с минимальным риском, некоторые граждане продолжают сопротивляться — и теперь им грозят крупные штрафы и наказания (включая безработицу) за отказ подчиниться. Хотя эти диссиденты, отнюдь не будучи преступниками, просто не согласны с правительственным анализом риска и пользы в отношении целесообразности приёма конкретного «лекарства», которое, как мы теперь знаем из данных, полученных в Израиле и других странах, не предотвращает ни заражение, ни передачу вируса и, возможно, совершенно неэффективно против «омикрона».

По логике вещей (для любого человека, знакомого с основными понятиями эволюции), вирус, по-видимому, к настоящему времени мутировал таким образом, чтобы уклониться от антител, появление которых вызвано инъекциями мРНК-вакцины. Тем не менее, энтузиасты вакцинации продолжают ратовать за прививку всех и каждого с последующими повторными уколами эликсира, созданного для борьбы с оригинальным вирусом, а не с его мутировавшими вариантами.

Государственный маркетинг — это пропаганда. Сейчас мы наблюдаем беспрецедентное в истории слияние интересов фармацевтических компаний и правительств с целью создания фармо-технофашистского режима, требующего от граждан «паспорта здоровья» для участия в жизни общества. Следуя испытанной и проверенной схеме военного вмешательства, лидеры и эксперты заявили, что мы находимся на «войне» против COVID-19 — это подразумевает, что «злой враг» должен быть побеждён и что граждане должны пойти на жертвы. За два года то, что начиналось как «две недели самоизоляции, чтобы выровнять кривую», трансформировалось в «обязательное введение инородного вещества через регулярные промежутки времени, установленные государственными органами, или остракизм и уголовное наказание».

Этот четвёртый этап фармацевтической революции должен быть признан тем, чем он на самом деле является: настоящим переворотом, поскольку целые правительства захвачены фармацевтической промышленностью. Но если в большинстве стран до сих пор запрещена прямая реклама лекарственных препаратов, то как же произошёл этот переворот?

Главной тактикой достижения подчинения значительной части населения по всему миру стал захват новостных программ фармацевтическими компаниями, являющимися финансовыми спонсорами крупных телеканалов. Когда новости спонсируются определённой отраслью, становится трудно отличить факты от пропаганды — как в случае с войнами, пропагандируемыми телевизионными дикторами под видом патриотизма, когда всё дело в финансировании СМИ военно-промышленным комплексом.

Сейчас лидеры государств и их представители, включая так называемых журналистов, говорят людям, что они должны проходить то медицинское лечение, которое диктует им государство, в соответствии с указаниями организаций общественного здравоохранения, полностью контролируемых фармацевтической промышленностью. Эти конфликты интересов игнорируются экспертами и населением (как и в военное время) на том основании, что только «знающие», то есть имеющие связи с соответствующей отраслью, люди могут дать компетентный совет. Эта же линия рассуждений постоянно повторяется в основных средствах массовой информации в виде призывов к цензуре различных мнений, включая мнения врачей и исследователей, несогласных с продвигаемыми государством нарративами.

Заявление о том, что против COVID-19 ведётся «война», открыло дверь не только цензуре, но и квазивоенному законодательству: различным видам изоляции, карантинов и комендантского часа, установленным якобы во имя общественного здравоохранения и сохранившимся даже после того, как появились статистические данные, опровергающие эффективность таких мер. Когда социальное дистанцирование и ношение масок не смогли остановить распространение вируса, фармацевтические компании выступили с заявлениями о волшебных таблетках от новой болезни.

История восхождения индустрии лекарств с 1987 года показывает, что фармацевтические маркетологи — одни из самых умных существ на свете и что действия государственных чиновников по принуждению граждан к тому, чтобы они прошли медицинское лечение, должны быть признаны тем, чем они являются: блестящей маркетинговой схемой. Уже пожинавшие плоды своих масштабных кампаний по привлечению как можно большего числа людей к использованию модных лекарственных препаратов, охватывавших широкий круг людей — от младенцев до пожилых, а теперь включающих даже домашних животных, фармацевтические фирмы на четвёртом этапе этой революции воспользовались появлением на сцене COVID-19, чтобы продать свои товары почти каждому живому человеку на планете.

Сотрудничество Pfizer, Moderna и других компаний с государствами было обманчиво представлено как филантропия, что противоречит не только природе компаний, но и принудительным мерам, применяемым государством против людей, отказывающихся от лечения.

Следует признать, что обозначение новой мРНК-терапии как вакцины само по себе было ловким трюком, поскольку это не только обеспечило компаниям, производящим препарат, защиту от судебного преследования в случае неблагоприятных последствий согласно закону о готовности к чрезвычайным ситуациям (PREPA), но и позволило отнести всех сопротивляющихся к классу унтерменшей (Untermenschen), высмеиваемых средствами массовой информации и целой коалицией знаменитостей — от Говарда Стерна до Стивена Кинга, от Дженнифер Энистон до Нила Янга — как антиваксеры. Самодовольная толпа сторонников вакцинации, возможно, не понимает разницы между абсолютным снижением риска (ARR) и относительным снижением риска (RRR), используемой маркетологами для продвижения «бесплатных» вакцин, но они знают, кому верить — «Фаучи и компании».

Первоначальный маркетинговый ход кампаний по вакцинации заключался в хвастовстве чудесным 95-процентным показателем эффективности в предотвращении тяжёлых случаев и смертей, якобы грозящих всем людям, а не только наиболее уязвимым к вирусу, как, например, пожилым, также страдающим от множества других проблем со здоровьем, что затрудняет их борьбу с вирусом. Более молодые и здоровые люди способны избежать госпитализации и смерти и без вакцинации.

Тем не менее, заявление о «95-процентной эффективности» было использовано в призывах к вакцинации людей всех возрастных групп — даже тех, члены которых не подвергаются значительному риску заражения вирусом. Когда пресс-секретарь Байдена Джен Псаки, несмотря на пройденный курс вакцинации, заразилась и выздоровела от COVID-19, она запела любимую песню компании Pfizer, что её болезнь была лёгкой исключительно в результате вакцинации. Это был эквивалент маркетингового джингла — явная дезинформация, учитывая низкую статистическую вероятность того, что здоровая женщина в возрасте сорока лет может тяжело заболеть или погибнуть от COVID-19.

Эта дезинформация постоянно распространяется государственными пропагандистами, чтобы превратить людей, которые высказывают конкретные, научно обоснованные опасения по поводу экспериментального лечения мРНК-препаратом, в антиваксеров, даже если у них нет возражений ни против проверенных временем медицинских процедур, ни против вакцин в целом. На основе такой пропаганды тех, кто отказывается подчиниться, всё строже и строже порицают за уклонение от «долга каждого гражданина», а поскольку такие авторитеты в области общественного здравоохранения, как Энтони Фаучи, продолжают причислять несогласных к распространителям «дезинформации», большая часть населения склонна подчиняться и выражать солидарность с государственными пропагандистами в осуждении каждого, кто осмеливается не соглашаться.

В ходе «коронапокалипсиса» были использованы и другие маркетинговые уловки, начиная с отрицания реальности естественного иммунитета и заканчивая акцентом на анекдотических случаях отклонений, которые якобы демонстрируют уязвимость каждого человека перед вирусом в любой возрастной и медицинской группе. Нет нужды говорить, что случаи неблагоприятных последствий вакцинации полностью игнорируются. Аналогично, сам факт того, что средний возраст жертв COVID-19 в некоторых местах превышал продолжительность их жизни, не является предметом обсуждения ни в одной из программ, неустанно пропагандирующих всеобщую вакцинацию.

Подобно тому, как активисты антивоенного движения осуждаются «ястребами» как предатели и трусы, стремление обязать людей лечиться по указке государства и фармацевтического комплекса характеризует граждан, которые отказываются подчиняться, как невежественных, глупых, эгоистичных и злых. Страх — мощный стимул к действию, о чём свидетельствуют как история военных действий, так и история маркетинга лекарств. Скажите людям, что враг (будь то иностранное государство или болезнь) собирается убить их, и они добровольно убьют того, кто, как утверждается, является врагом, или, по крайней мере, заплатят за это другим. Если некоторые из их собратьев являются воплощением зла, то их нужно подчинить или уничтожить.

Особенность четвёртого этапа фармацевтической революции заключается в том, что теперь невакцинированные люди стали «врагами», и что нас убедили в необходимости наложить на них массу ограничений. Теперь такие политические деятели, как премьер-министр Канады Джастин Трюдо, без иронии спрашивают, следует ли терпеть невакцинированных людей, а президент Франции Эммануэль Макрон и вовсе выражает неприкрытое презрение к невакцинированным жителям своей страны, заявив, что он сделает всё необходимое, чтобы заставить их подчиниться медицинским предписаниям, жёстко ограничивая их деятельность с лета 2021 года. Сейчас не имеет особого значения, каким образом социопаты заняли столь высокие посты. Наша задача состоит в том, чтобы защитить наши свободы от тех, кто желает их отнять.

Попытка якобы демократических правительств узурпировать телесную автономию своих граждан с помощью пропаганды и принуждения является ужасающим событием, но ещё не поздно разубедить тех, кого ввели в заблуждение.

Признание революции в фармацевтической отрасли, произошедшей за последние тридцать пять лет, является ключом к пониманию того, как мы оказались там, где находимся сегодня.