Россия как Абсолютное Зло в воображении либералов

Если вам хочется узнать точку, в которой российско-американские отношения повернули куда-то резко не туда, вам стоит начать с просмотра 6 серии 3 сезона «Карточного домика». Давайте вспомним, что там происходило (осторожно: в следующих трёх параграфах будут спойлеры).

Я бросил смотреть «Карточный домик» на четвертом сезоне, так что не особо знаю последующие повороты сюжета, но что я знаю, так это что Кевин Спейси был исключён из актёрского состава, пав жертвой культуры отмены. В первых сезонах Спейси играл главную роль в образе вымышленного персонажа Фрэнка Андервуда, одного из последних белых южных конгрессменов от демократической партии, впоследствии ставшего президентом.

К моменту вышеупомянутой серии, Андервуд занимает высший пост в руководстве страны и решает проблему Ближнего Востока в переговорах с российским президентом «Виктором Петровым», очевидно вдохновлённым образом Владимира Путина. Сам приём проходит отлично, и ничто не предвещает беды, кроме одного «но»: Россия арестовала американского борца за права геев Майкла Корригана (Джона Пастернака) и отказывается выдавать его до тех пор, пока тот не извинится за пропаганду гомосексуальности детям. Это условие — краеугольный камень сделки, в ином случае российская сторона обещает сорвать переговоры. Сам же Путин оправдывается и приводит в пример пару министров в своём правительстве, а так же племянника своей бывшей жены, настолько близкого, что тот зовёт его сыном, — все трое геи. Но, несмотря на это, он должен считаться с гомофобными чувствами русского народа и пойти тому навстречу. Это заявление должно утихомирить леволиберального зрителя, ибо в этой ситуации сложно не согласиться с Путиным. Самого Андервуда это не очень волнует, однако того же нельзя сказать о его жене Клэр (Робин Райт), встречающей Корригана в тюремной камере, — она приходит туда, чтобы показать свою солидарность с активистом, поскольку он отказывается соглашаться с условиями освобождения и требует, чтобы вместо этого Путин «убил в себе внутреннего гомофоба». Клэр всецело становится на сторону Корригана и идёт поперёк мнения мужа. Дальнейшие события не имеют отношения к оценке важности эпизода, поэтому, специально для заинтересовавшихся сериалом, я не буду спойлерить концовку.

Итак, мы можем заключить две вещи о «Карточном домике». Во-первых, этот сериал снят для очень увлеченной политикой интеллигенции, а также экспертов, чьи взгляды формируются под влиянием колонок «The New York Times» и «Atlantic». Другими словами, это либералы, следящие в своё время за чем-то вроде «Рашагейта», но недостаточно озлобленные на него, чтобы быть в авангарде woke-культуры и испытывать отвращение к хоть и художественному, но отображению реалий американской политики. Во-вторых, в начале сериала основной посыл был в том, что Фрэнк и Клэр — хладнокровные и прагматичные политики, готовые сокрушить любого на своём пути в погоне за властью. Но в нашем эпизоде Клэр пыталась сорвать соглашение по Ближнему Востоку и, тем самым, понизить шансы своего мужа на переизбрание. Такая сердобольность к гей-активисту — редкий пример идеализма в сериале, известном своим трезвым и рассудительным освещением американской политики. Бесспорно, это нисколько не делает из Андервудов ангелов, но, как мы видим, даже им не удалось пройти мимо ЛГБТ-тематики в своём политическом бизнесе.

У этого эпизода есть небольшая предыстория. В 2013 году в России был принят закон о запрете «пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних». Принятие этого закона произошло вслед за арестом участниц Pussy Riot в 2012 году. Поводом для ареста стало оскорбление чувств верующих в Храме Христа Спасителя. Три участницы группы были приговорены к двум годам лишения свободы. К слову, две из них отбыли полный срок, а после освобождения сыграли в 3 серии 3 сезона «Карточного домика», противостоя Путину.

Реакция США на преследование Pussy Riot и новый закон, дискриминирующий ЛГБТ-сообщество, была чуть более чем полностью истерикой. С того момента Россию как страну, к которой американские элиты в большинстве своём раньше были безразличны, стали воспринимать совершенно по-другому. У меня сложилось впечатление, что тогдашнему закону о пропаганде нетрадиционных отношений американской прессой было посвящено больше внимания, чем, наверное, какому-либо другому событию в постсоветской России.

На выборах двенадцатого года Митт Ромни назвал Россию «ненавистным геополитическим врагом». Тогда СМИ широко растиражировали слова Обамы, возражающего такой популистской оценке: «Восьмидесятые требуют вернуть свою внешнюю политику». Это случилось до принятия закона об ЛГБТ-пропаганде. Будет трудно доказать, что именно это и стало поворотным моментом в отношениях между Россией и США, но, как человеку, в своё время изучавшему в университете международные отношения и уделявшему пристальное внимание американской политике, мне показалось, что именно тогда мы перешли определённый Рубикон, безвозвратно потеряв любую возможность откатить всё назад. К 2015 году, ещё до прихода Трампа, Путин уже воспринимался скорее как злодей из голливудских фильмов, нежели как президент ядерной сверхдержавы.

В 2014 году весь мир наблюдал за свержением Януковича, захватом Крыма и началом войны в восточной Украине, однако все эти события не произвели такого же большого впечатления на либералов, как закон об ЛГБТ-пропаганде. Чтобы заставить о себе говорить, Рашагейту потребовались годы демонизации, и вот, начиная с 2016 года, Путин стал не только гомофобом и сексистом, но и вестником конца американской демократии.

Не должно ли нам быть всё равно на ЛГБТ?

Думаю, большинство подсознательно отрицает идею, что левая повестка играет какую-либо значимую роль в международных отношениях. Тем не менее, это же большинство не видит проблемы в том, что во многом вопросы расы, гендера или сексуальной ориентации всё ещё актуальны, но только в контексте внутренней политики. Современные внешнеполитические элиты — те же люди, что подарили Америке ривайвелизм, и если вам кажется, что в вопросах национальной идентичности они иррациональные и скорее вредные фанатики (и вы будете абсолютно правы, если так считаете), будет разумным предположить, что их сверхидеи найдут отклик и в способах ведения международной политики. В свою очередь, их парадигма мышления, ценности и интерпретация реальности уже формируют наше видение геополитических проблем, с которыми большинство американцев если и встречались, то только лёжа на диване.

Давайте зададимся вопросом: почему же преследование Pussy Riot и закон об ЛГБТ-пропаганде так сильно срезонировали в американском обществе, в то время как оно обходило стороной сообщения о более вопиющих нарушениях прав человека в странах по типу Саудовской Аравии? В 71 стране мира тем или иным образом криминализированы однополые отношения, но не в России. В той же Москве можно найти свою гей-тусовку, ничем не уступающую подобной где угодно в остальной Европе.

Неприязнь России к ЛГБТ-сообществу вызывает у американской элиты больше агрессии, чем дискриминирующее законодательство других стран, потому что Россия — этнически белая страна, строящая свою политику на апелляции к христианским ценностям. В отличие от какой-нибудь Венгрии, Россия — не последний игрок на международной арене, поэтому это имеет значение. Помните, мы говорим о той же элите, которая входит в раж от сообщений о бытовых нападениях на азиатов, и то, только если те заявят, что нападавшие были белыми. При этом пока негры ежедневно обстреливают друг друга, эти элиты и глазом не моргнут, а будут лишь свято оправдывать вандалов, сжигающих города в ответ на то, что какой-то полицейский застрелил преступника во время задержания. Гомофобные мусульмане или африканцы также никогда не вызовут у этих людей праведного гнева. В их мировоззрении нет ничего фундаментальнее, чем всегда плохие белые христиане консервативных взглядов, и это ведёт их к враждебности не только по отношению к Путину, но и к странам вроде Венгрии и Польши, даже если те формально считаются друзьями, принятыми в НАТО, — союз, в первую очередь нацеленный против России.

В то время как популисты по типу Такера Карлсона и Сохраба Ахмари абсолютно не заинтересованы во вражде с Россией, большинство республиканцев, сидящих в Конгрессе и влиятельнейших аналитических центрах, всё ещё застряли в восьмидесятых годах. Демократы, в свою очередь, время от времени выступают за менее агрессивную политику по отношению к Ирану и Китаю, но они уже всё равно не могут позволить себе таких же заявлений в адрес России, «белой гомофобной страны, давшей нам Трампа и разрушившей нашу демократию».

Возросшая популярность Орбана и других правых популистов в Европе только усилила истерику, а СМИ прозвали правый популизм «противостоянием демократии и авторитаризма». Как я уже писал ранее в других статьях, это звонкое кликушество не имеет никакого отношения к реальности. Чтобы глубже ознакомиться с моей позицией, вы можете прочитать другую статью из New York Times моего авторства, — в ней я ясно показываю, как предвзятость медийных площадок считается признаком авторитаризма, но почему-то только когда эта предвзятость направлена в сторону консерваторов.

Интересно, что и в статье об авторитарных тенденциях Восточной Европы не упоминается Украина, хотя она, по данным Freedom House, ещё менее демократия со своими 60-ю баллами, чем Венгрия (69), Сербия (64) или Польша (82). По правде говоря, такие попытки измерить «демократичность» далеки от реальности, но когда даже Freedom House соглашается, что Украина — не самая свободная страна, это всё-таки должно о чём-то нам говорить.

Как только вы поймёте, что помимо меркантильных интересов лоббирующих групп американская политика так же движима идеологическими разногласиями, враждебность по отношению к России обретёт больше смысла. Конечно, в разговоре о международной политике мы говорим о «порядке, основанном на институтах международного права», но это не значит, что эти институты полностью запрещают несоблюдение даже таких базовых правил как «не вторгаться в другие страны и не вмешиваться в их внутреннюю политику».

Если же мы говорим о ненарушении чьего-либо суверенитета, то США за последние десятилетия пыталось свергнуть большее количество правительств, чем все остальные страны в мире вместе взятые. Но внешнеполитические элиты стараются не замечать противников интервенционистской политики, пытающихся указать на этот факт, точно так же как и тех, кто смеет сказать, что Венгрия арестовывает меньше людей за высказывания, чем Франция, или что тем, кто и вправду обеспокоен «жизнями черных людей», стоило бы быть взволнованным скорее беспрецедентным ростом числа убийств, чем перестрелками с полицией, которые по статистике случаются довольно редко.

Брексит, Трамп и взлёт популярности Орбана и других правых популистов в Европе помогли укрепить нарратив, согласно которому российские хакеры и злонамеренные манипуляции общественным сознанием стоят за всем, что вызывает отвращение у либеральной элиты, будь это недружелюбная риторика в отношении сирийских беженцев или «критической теории». На этом сайте можно найти всё, в чём СМИ обвиняют Россию, включая дельфинов, федерализм и плохую погоду. Детали дебатов вокруг разумности расширения НАТО и того, действительно ли Украина имеет значение для Соединенных Штатов, теряются в общем потоке, поскольку намного легче оказывается переводить весь свой гнев на Путина как главную угрозу демократическим ценностям. А неудобные факты просто игнорируются, потому что на самом деле речь идёт не о «демократии», «международном праве» или любых других пафосных словах, фигурирующих в либеральных заголовках, — речь о культурной войне в умах элит.

Так что же с Украиной?

Как только мы трезво примем факт, что имеем дело с культурной войной и сосредоточимся на действительном положении дел, нам станет очевидно, что у России получится достигнуть поставленной цели, потому что Украина намного больше интересует Россию, чем США. Другими словами, Россия вполне способна осуществить угрозы использования военной силы. Когда политическая воля и возможности находятся по одну сторону конфликта, эту сторону ожидает победа. Настоящая причина незаинтересованности американцев в Украине заключается в том, что Украина объективно не имеет никакого значения для США. Никакая ловкая риторика ведущих MSNBC, бывших генералов, заработавших состояние на оборонных подрядах, или сотрудников аналитических центров не сможет повлиять на стимулы остального населения.

Слабость американской империи в том, что она продвигает идеалы, за которые мало кто захочет сражаться и умирать. В Ираке и Афганистане США столкнулись с разъярёнными повстанческими группами, потому что религия и национализм мотивируют больше, чем озабоченность Запада определением «демократии», а Ирак удалось умиротворить только благодаря шиитским религиозным ополчениям, связанным с Ираном. В Украине же Американский истеблишмент был обескуражен тем, что украинские националистические организации играли активную роль в свержении Януковича и формировании нового правительства. Точно так же не было случайностью для США полагаться на религиозных фундаменталистов в борьбе с Советским Союзом в Афганистане 80-х годов. Даже в Соединенных Штатах либеральные элиты утверждают, что США привносят в жизнь женщин варварских культур права, украдкой умалчивая, что подавляющая часть солдат, по-настоящему участвующая в военных конфликтах, склонна тяготеть «правоэкстремистским» идеям. Это самое игнорируемое противоречие американской империи: вы можете бомбить и забросать дронами несогласных, но эффективность таких действий тем больше множится на ноль, чем больше они становятся направлены против наземных войск, готовых пойти на жертвы ради своих идеалов.

Повторю ещё раз: у Штатов нет никакой стратегии

Мы прекрасно знаем, чего хочет Россия. Она ясно, открыто и последовательно давала знать, что не потерпит дальнейшего расширения НАТО. Когда в декабре стало очевидно, что вторжение имеет неиллюзорную перспективу, США пытались отвлечь наше внимание, обсуждая вторичные вопросы и, в то же время, продолжая отказываться снимать с повестки включение Украины в НАТО.

Некоторые также считают, что у Украины всё равно нет шансов вступить в НАТО, и на основании этого не видят проблемы в обсуждении этого скорее декоративного вопроса, будто бы способного предотвратить войну. Конечно, я немного лукавлю: внешнеполитический истеблишмент США считает, что абсолютно каждая страна в Европе должна в конечном счёте стать частью ЕС и НАТО, и ни одна из них не должна пойти по пути сближения с Россией или же принятия «недемократической» формы правления, где под «демократией» подразумевается принятие решений, потакающих желаниям госдепартамента и президента от демократической партии. Как Адам Туз показал в своей замечательной статье, Украина так же активно лоббирует своё членство в НАТО, как и само НАТО. Путин это понимает, и также он понимает, что когда Россия ослабнет или в её главе будет стоять президент, менее склонный ставить на свою сторону силу и монетарное принуждение для достижений своих целей, американский истеблишмент воспользуется любой возможностью, обещающей взять преимущество над ней в такой ситуации.

В то же время, если Россия вторгнется в Украину и превратит её в марионеточное недогосударство, вопрос о её членстве в НАТО отпадёт сам собой. Так почему же просто нельзя гарантировать нерасширение и, тем самым, избежать войны? Этим бы и занималось США, если бы у них была хоть какая-то последовательная стратегия, отражающая их объективные геополитические интересы, а не предрассудки и желания определённого класса людей.

Я не зря написал книгу «Теория общественного выбора и иллюзия великой стратегии». Сомневаюсь, что Байден мог бы заключить такую сделку, даже если бы сильно хотел. Конечно, на разных этапах своей карьеры Байден демонстрировал готовность действовать наперекор самым безумным предложениям внешнеполитического истеблишмента, вспомним ту же Ливию и Афганистан. Но я не думаю, что у него получится пойти на уступки Путину и при этом «выжить», — Байден будет живьём съеден внешнеполитическим истеблишментом, СМИ и Конгрессом, объединив против себя оппозиционных республиканцев и расколов демократов.

Как нам показал вывод войск из Афганистана, поддерживаемый правыми, когда Трамп был у власти, они, даже будучи скептически настроенными к оказанию помощи Украине, будут скорее жаждать ухода Байдена с поста президента, нежели следить за действиями США в Восточной Европе и рассчитывать на их эффективность.

Судя по всему, в случае российского вторжения мы опять будем наблюдать неэффективные санкции, позволяющие Белому Дому кичиться выполнением своей миротворческой миссии. Безусловно, российской экономике будет нанесен урон, но разговор о санкциях — это всегда палка о двух концах, и один её конец может подтолкнуть Кремль на более плотное сотрудничество с Пекином — на сотрудничество, декларируемое Белым Домом как что-то нежелательное, но на деле последовательно им провоцирующееся. Элитам бы пришлось считаться с этим фактором, будь у них малейшее желание выработать успешную стратегию борьбы, но у них его нет, поэтому США обречено идти по провальному пути, всё сильнее отдаляясь от двух остальных сверхдержав. К сожалению, лишь немногие видят связь между идеологической некомпетентностью Штатов во внутренних делах и результатами их внешней политики.